– Чего в-вы так… никак, хохочете, Нечаев? Я н-не
понимаю, - чуть запинаясь, проговорил Давлатян. - Что такое с вами?
– А вы с жизнью, никак, простились, товарищ лейтенант?
- залился булькающим смешком Нечаев. - Конец, думали?
Командир взвода управления старшина Голованов, гигантского
роста, нелюдимого вида парень с автоматом на покатой груди, шедший за Нечаевым,
мрачновато одернул его:
– Говоришь несуразно, морячок.
Потом Кузнецов увидел робко и разбито ковыляющего
Чибисова и рядом виноватого Касымова, обтиравшего круглые
потные скулы рукавом шинели, замкнутое, смятое стыдом лицо пожилого наводчика
Евстигнеева, который весь был вывалян в снегу. И в душе Кузнецова подымалось
что-то душное, горькое, похожее на злость за унизительные минуты всеобщей
беспомощности, за то, что сейчас их всех заставили пережить отвратительный
страх смерти.
– Проверить наличие людей! - донеслось издали. -
Батареям произвести поверку!
И Дроздовский подал команду:
– Командиры взводов, построить расчеты!
– Взвод управления, становись! - рокотнул старшина
Голованов.
– Первый взвод, стано-вись! - подхватил Кузнецов.
– В-второй взво-од… - по-училищному запел лейтенант
Давлатян. - Строиться-а!..
Солдаты, не остывшие после опасности, возбужденные,
отряхиваясь, подтягивая сползшие ремни, занимали свои места без обычных
разговоров: все глядели в южную сторону неба, а там было уже неправдоподобно
светло и чисто.
Едва взвод был построен, Кузнецов, обежав глазами орудийные
расчеты, наткнулся взглядом на наводчика Нечаева, нервно мявшегося на правом
фланге, где должен был стоять командир первого орудия. Старшего сержанта
Уха-нова в строю не было.
– Где Уханов? - обеспокоенно спросил Кузнецов. - Во
время налета вы его видели, Нечаев?
– Сам кумекаю, товарищ лейтенант, где бы ему быть, -
шепотом ответил Нечаев. - На завтрак к старшине ходил. Может, там еще
отирается…
– До сих пор у старшины? - усомнился Кузнецов и прошел
перед взводом. - Кто видел Уханова во время налета? Кто-нибудь видел?
Солдаты, поеживаясь на холоде, молчаливо переглядывались.
– Товарищ лейтенант, - опять шепотом позвал Нечаев,
Делая страдальческое лицо. - Посмотрите-ка! Может, там он…
Над огненным эшелоном, над снегами, над утонувшим в сугробах
зданьицем разъезда покойно, как и до налета, сыпалась под солнцем мельчайшая
изморозь. А впереди около уцелевших вагонов продолжалось суматошное движение, -
везде выстраивались батареи, и мимо них от горящих пульманов двое солдат несли
на шинели кого-то - раненого или убитого.
– Нет, - сказал Кузнецов. - Это не Уханов, он в
ватнике.
– Первый взвод! - раздался чеканный голос Дроздовского.
- Лейтенант Кузнецов! Почему не докладываете?
Кузнецов соображал, как он должен объяснить отсутствие
Уханова, сделал пять шагов к Дроздовскому, но не успел доложить - тот произнес
требовательно:
– Где командир орудия Уханов? Не вижу его в строю! Я
вас спрашиваю, командир первого взвода!.
– Сначала надо выяснить… жив ли он, - ответил Кузнецов
и приблизился к Дроздовскому, ожидавшему его доклада с готовностью к действию.
"У него такое лицо, будто не намерен верить мне", - подумал Кузнецов
и отчего-то вспомнил его решительность во время налета, его бледное,
заостренное лицо, когда он отталкивал Зою, выпустив по "мессершмитту"
первый пулеметный диск.
– Лейтенант Кузнецов, вы куда-нибудь отпускали
Уха-нова? - произнес Дроздовский. - Если бы он был ранен, санинструктор Елагина
давно сообщила бы. Я так думаю!
– А я думаю, что Уханов задержался у старшины, -
возразил Кузнецов. - Больше ему негде быть.
– Немедленно пошлите кого-нибудь в хозвзвод! Что он на
кухне может делать до сих пор? Кашу, что ли, варят с поваром вместе?
– Я схожу сам.
И Кузнецов, повернувшись, зашагал по сугробам к дивизионным
кухням.
Когда он подошел к хозвзводу, на платформе еще не погасли
кухонные топки, а внизу, изображая внимание, стояли ездовые, писаря и повар.
Старшина батареи Скорик, в длиннополой комсоставской шинели, узколицый, с
хищными, близко посаженными к крючковатому носу зелеными глазами, по-кошачьи
мягко прохаживался перед строем, заложив руки за спину, то и дело поглядывая на
спальный вагон, у которого тесно сгрудились старшие командиры, военные
железнодорожники, разговаривая с кем-то из начальства, недавно прибывшего к
эшелону на длинной трофейной машине.
– Смир-рно! - затылком почуяв подошедшего Кузнецова,
выкрикнул Скорик и по-балетному кругообразно скользнул на одной точке,
артистическим жестом выкинул кулак к виску, распрямил пальцы. - Товарищ
лейтенант, хозяйственный взвод…
– Вольно! - Кузнецов хмуро взглянул на Скорика, который
голосом своим в меру выявлял соответствующее невысокому лейтенантскому званию
подчинение. - Старший сержант Уханов у вас?
– Почему, товарищ лейтенант? - насторожился Скорик. -
Как так он может быть здесь? Я не дозволяю… А в чем дело, товарищ лейтенант?
Никак, исчез? Скажи пож-жалуйста! Где ж он, голова два уха?
– Уханов был у вас в завтрак? - строго переспросил Кузнецов.
- Вы его видели?
Узкое многоопытное лицо старшины выразило работу мысли,
предполагаемую степень ответственности и личной причастности к случившемуся в
батарее.
– Так, товарищ лейтенант, - заговорил Скорик с солидным
достоинством. - Прекрасно помню. Командир орудия Уханов получал для расчета
завтрак. Ругался с поваром неприлично. По причине порций. Лично вынужден был
сделать ему замечание. Разболтанный, как в гражданке. Очень правильно, товарищ
лейтенант, что звания ему не присвоили. Разгильдяй. Не обтесался… Может, в
хутор мотанул. Вон за станцией в балке хутор! - И тотчас, солидно
приосаниваясь, зашептал: - Товарищ лейтенант, генералы, никак, сюда… Батареи
обходят? Вы докладывайте, по уставу уж…
От спального вагона мимо построенных у эшелона батарей
двигалась довольно многочисленная группа, и Кузнецов издали узнал командира
дивизии полковника Деева, высокого роста, в бурках, грудь перекрещена
портупеями. Рядом с ним, опираясь на палочку, шел сухощавый, слегка неровный в
походке незнакомый генерал - его черный полушубок (такого никто не носил в
дивизии) выделялся меж других полушубков и шинелей.
Это был командующий армией генерал-лейтенант Бессонов.
Обгоняя полковника Деева, он шагал, чуть хромая;
останавливался возле каждой батареи, выслушивал доклад, затем, переложив тонкую
бамбуковую палочку из правой руки в левую, подносил ладонь к виску, продолжал
обход. В тот момент, когда командующий армией и сопровождавшие его командиры
задержались близ соседнего вагона, Кузнецов услышал высокий и резкий голос генерала: