Кто такая Айн Рэнд? - читать онлайн книгу. Автор: Антон Вильгоцкий cтр.№ 48

Каким бы скверным ни было отношение Рэнд к Калифорнии, а в интеллектуальном плане годы, проведенные здесь, были для нее очень насыщенными. Когда, в июне 1945, у нее появилась первая возможность сделать настоящий перерыв в сценарной работе, она с радостью набросилась на перспективу продолжить добиваться своих собственных целей. Ранее в том году она начала делать первые наброски для романа «Забастовка» (который впоследствии вырос в трехтомник «Атлант расправил плечи»), но сейчас ее интересы снова вернулись в область нехудожественной литературы. В день своего последнего рабочего совещания с Уоллисом она задержалась в Голливуде, чтобы купить пять вечерних халатов и огромный том с трудами Аристотеля. Покупка этой книги являлась выражением ее растущих планов относительно «Морального фундамента индивидуализма». Как Рэнд сказала Патерсон, она «поняла, что эта книга должна быть намного, намного большим, нежели просто нехудожественное переложение идей, что были выражены в «Источнике». Она должна начинать с самого начала – с самых основ бытия». Она признавалась Патерсон, что сделать это было намного труднее, чем она ожидала.

То, что Рэнд обратилась к Аристотелю, являлось отражением как раз этого ее чувства, что индивидуализм в качестве политической философии должен быть выстроен с самых основ. Подъем коммунизма и фашизма убедил ее в том, что либеральная идея девятнадцатого века – как она писала на полях «Дороги к рабству» – с треском провалилась. Ощущение, что традиционные, устоявшиеся идеологии не оправдали себя и потерпели фиаско, к тому времени широко распространилось в обществе. Расцвет тоталитаризма послужил спусковым крючком для кризиса в либеральной политической теории, поскольку он поставил под сомнение постулат о стремлении человека к прогрессу и рациональности, которого давно прочно придерживалась эта теория. Когда обострились разногласия между Соединенными Штатами и Россией, интеллектуалы, представлявшие весь политический спектр, старались создать фундамент, который смог бы укрепить и поддержать американскую демократию в ее борьбе с советским коммунизмом. Неожиданная популярность протестантского теолога Рейнгольда Нибура, который акцентировал внимание на теме первородного греха, стала отражением лихорадочного поиска смысла жизни, характеризовавшего послевоенную эру. Другие обратились к Аристотелю, идеи которого были привлекательны для многих, как для религиозных, так и для светских мыслителей. Католики уже давно на все лады расхваливали мудрость томистской философии [8] , предлагая ее в качестве релятивизму и натурализму, которые они обвиняли в крахе западной цивилизации. Одним из рупоров такого подхода стал президент Чикагского университета Роберт Хатчинс, который десятилетием ранее открыл в философии Аристотеля мощный ресурс для разработки громких политических идей. Рэнд также с головой ушла в древнюю философию, найдя в ней антидот от современных политических болезней.

Вернувшись к углубленному изучению философии, Рэнд обратилась к Патерсон, чтобы та помогла ей в этом разобраться. В Нью-Йорке Патерсон напыщенно отвергала идеи Канта, Гегеля и Маркса, цитируя вместо них Аристотеля. Теперь, читая Аристотеля и Платона, Рэнд писала Патерсон следующее: «Я все время думаю о тебе – о том, что ты говорила про них», а ее первые наброски для проекта были полны отсылок к идеям и мнениям Изабель. Как Патерсон, так и Рэнд, выступали против идеи о том, что человек, как и животные, находится под контролем инстинктов и подсознательных мотивов. Вместо этого они представляли природу человека как нечто рациональное, добровольное и обусловленное свободным волеизъявлением. «Человек не совершает по отношению к себе подобным действий, ведомых чистым инстинктом, как это делают животные», – писала Патерсон в одном из своих писем к Рэнд. Она также утверждала, что любые философские построения в защиту свободы должны брать начало в человеческой жизни. Говоря о других авторах, которые писали на тему свободы, она отмечала: «Проблема обычно заключается в том, что люди оказываются неспособны или сознательно отказываются признать, что начинать необходимо с простого факта физического существования и необходимых условий физического существования на этой земле». Вернувшись к нехудожественным литературным трудам, Рэнд схожим образом критиковала представление об инстинктивной природе человека и утверждала, что мораль, помимо всего прочего, должна быть практичной.

Ее литературные труды теперь выражали новый акцент на рациональности, выросший из ее изучения Аристотеля. В качестве первого шага она рассмотрела с критической точки зрения свои более ранние работы и поняла, что их следует перестроить таким образом, чтобы они давали как можно более всестороннюю информацию о разуме как основополагающей способности человека. Идея о том, что разум является наиболее важным качеством человечества, а точнее, лежит в самой его основе, в ее первых зарисовках было второстепенной темой. Теперь она хотела выдвинуть эту тему на передний план и поместить ее в центр своего новейшего исследования. Она продолжала делать заимствования из своего раннего материала – но с одним важным изменением. Там, где «Манифест индивидуализма» провозглашал торжество способности к творчеству в качестве добродетели, свойственной лишь отдельным людям – вещи, которую невозможно украсть, позаимствовать или, наоборот, навязать – теперь Рэнд сделала точно такое же заявление относительно способности рационально мыслить. К середине июля она свела воедино свои идеи о нравственности, индивидуализме и рациональности: «Моральные качества не являются чем-то обособленным, существующим в отрыве от способности к рациональности, напротив – они напрямую связаны с ней и проистекают из нее». К августу она написала отдельный фрагмент, получивший название «Способность к рациональности».

Ее нынешнее подчеркнутое внимание к вопросам разума разбудило дремавшие в ее мыслях тенденции. В июле она обнаружила «еще одну прореху в альтруизме». Если товары в коллективистском обществе должны распределяться равномерно, то нужно сперва определить – производит ли их каждый член общества в одном и том же количестве, или же результаты труда разных людей не являются равными. Если верно второе, то получается, что коллективизм основан на эксплуатации более продуктивной части общества, «и это одна из основных причин, по которым люди защищают альтруизм и коллективизм – руководствуясь паразитическими мотивами». Рэнд пыталась сопротивляться последствиям такого заключения и вернуться к эгалитаризму «Источника». «Нравственным человеком не обязательно является самый умный – но тот, кто самостоятельно развил ту степень ума, которой он обладает, – утверждала она. – Все люди свободны и равны, вне зависимости от их естественной одаренности». Но все же, ход ее мыслей лежал в направлении элитизма раннего либертарианства. Время от времени старые и новые воззрения смешивались – например, когда она задавалась вопросом, может ли способность к разумной деятельности являться «доминирующей характеристикой самых выдающихся индивидов, признаком Супермена».

То, как настойчиво Рэнд пыталась интегрировать тему разума в свои более ранние идеи, демонстрировало ее сильное стремление быть последовательной. Она трудилась над тем, чтобы дать определение разума как понятия, неразрывно связанного с индивидуальностью, утверждая: «Разумная деятельность является неотъемлемым атрибутом личности». Люди могут делиться друг с другом результатами своих размышлений, но не самим мыслительным процессом – утверждала она. И поскольку выживание человека зависит от его собственных мыслей, люди должны оставаться свободными. Рациональность, таким образом, привязывалась к свободному от государственного вмешательства капитализму, единственной экономической системе, которая декларировала в качестве одной из своих основополагающих ценностей максимальную личную свободу.