Четыре стороны света и одна женщина - читать онлайн книгу. Автор: Алиса Клевер cтр.№ 10

Ха-ха, он не верит в приметы. Он ни во что не верит, ему никто не нужен. Только Арина.

Нужно было брать внедорожник. Дурак, хотел быстрее доехать до места. Наивный! Разве скорость решает тут хоть что-нибудь. Да у него было бы больше шансов проехать по этим дорогам, если бы он был на велосипеде. Хотя и дождь к обеду кончился. Хороший знак? Голубое небо, конечно, красиво, но солнце слепило прямо в глаза, пробиваясь и сквозь приспущенный козырек, и через солнцезащитные очки.

Сговорились. Как в сказке. Забрала Баба-яга его Арину и утащила к себе в избу, за тридевять земель, в самую чащу Муромских болот. Или Владимирских? Максим любил быстрые машины, скорость и напор. Банальная и такая традиционная слабость богатых мужчин, что просто впору покраснеть, но краснеть Максим тоже не умел. Только от возбуждения.

Второй раз он пожалел о том, что взял «Порше Турбо», когда сполз с эстакады и докатился до самой до Балашихи. Русский по крови, иностранец по инородной своей сути, он не знал, что у России есть только две беды. Они же – и ее вечная страховка «от дурного глаза», верный, непобедимый «авось». Вторая беда России заставила его клясть свой выбор транспортного средства последними словами.

По таким дорогам на спортивных тачках не ездят!

Люди смотрели на него и его красного ретивого «коня» со смесью удивления, зависти и лютой насмешки. «Да-да, красавчик, посмотрим, что станется с тобой километров так через двести». Уж они-то знали. А Максим нет! Ну не был он никогда раньше в Балашихе, и ничто не могло подготовить его к тому, что ждет его дальше.

Несчастный «Порше» подбрасывало на кочках так, словно он был тяжело-тяжело болен и бился в лихорадке. Так продолжалось вплоть до странного места под названием Псарьки, после которого плотный поток автомобилей встал так, словно все они уже подъезжали к Кремлю, а дорогу перекрыл правительственный кортеж.

Словно в этих Псарьках и был центр Москвы, самое скопление всего, что только может скопиться.

«Порше» задыхался, зажатый между длинным, по-московски грязным «Ниссаном» и «Шеви Спарком» – кто в Москве моет машины, когда кругом дожди, слякоть и грязища 300 дней в году. В своем «Турбо» Максим сидел так низко, словно его размазали по асфальту, – ниже «Спарка». А между тем кое-кто все же ехал. Внедорожники и паркетники, а также, что особенно заворожило Максима, малюсенькие «жигулята», эти объезжали пробку по обочине, выстраиваясь там в два, а то и в три ряда. Только чудом они не заваливались в кювет, проходя порой мимо Максима под углом к дороге градусов в тридцать.

Сказочные чудеса, самоходные печи – да и только! И почему он не взял кроссовер? Может, поменяться с кем-то? И речи не шло о том, чтобы вывернуть на обочину на несчастном спорткаре. Он бы там и кончился, умер бы, упав в кювет, или переломал бы колеса в этой перерытой, в глубоких ямах и выбоинах, обочине.

Пришлось стоять. Трогаться с места, а затем вставать снова. Четыре часа пятьдесят восемь минут? Три «ха-ха». Где-то через полтора часа навигатор подумал, да и накинул еще часок – на всякий пожарный.

И все же Максим продвигался вперед – неизвестно куда и неизвестно зачем. Он ждал, когда кончится эта безумная область и начнется то, что на навигаторе было отмечено зеленым.

Дорога. Где-то в районе города с милым пасторальным названием Петушки Максим вдруг понял, что дороги дальше просто не будет. А будет узкая, разбитая, как после бомбежки, одноколейка, по которой – только джипом. А еще лучше – вездеходом, БТР. Определенно, он видел слишком мало России.

И ничего о ней не знал.

Он прожил здесь с двенадцати до восемнадцати лет, но прожил он эти годы под дулом отцовского взгляда, сопровождаемый в частную гимназию и обратно двумя охранниками. Все, что он видел в России, – это злые, неулыбчивые лица прислуги и безумные вещи, которые отец неумело скрывал от него и которые Максим предпочитал не вспоминать. Женщины, кричавшие от боли. Громкие звуки музыки, совпадающие по ритму со звуком летящего вверх и вниз хлыста.

Он не хотел вспоминать этого, но все равно помнил. Со временем он перестал бороться с тем, что ему нравилась часть того, что он видел в доме отца, и он был не прочь это повторить. Беспомощность так возбуждает.

Но какое отношение это имеет к России? Никакого. Люди вокруг Максима продирались сквозь пробки и ужасные колдобины, чтобы жадно допить последний глоток теплого августовского покоя, попариться в баньке, накопать картошки. Кому нужны наручники в спальне, когда тебя и так круглосуточно трахают все, кому не лень.

Позже Максим улетел учиться в Лондон, где старательно делал вид, что не имеет ничего общего с Константином Коршуновым, но прилетал в Москву по первому требованию. Тиски отцовской любви, странной, властной и требовательной, сжимали его крепче любых бандажей Шибари.

Отец прекрасно знал об этом, и это только доставляло ему большее наслаждение – удерживать блудного сына, окуная его в родовое гнездо, как старого должника головой в унитаз.

«Деньги всем нужны, без денег плохо. Ты мой единственный сын, мальчик мой. Ты должен стать таким, каким я вижу тебя – высоким, красивым и безжалостным, как Удин, бог безжалостных воинов. Я вижу женщин, сломленных тобой, и мужчин, преклоняющих перед тобой колено. Все мое станет твоим, но до тех пор – ты мой, и свобода твоя эфемерна и лжива».

Мальчик мой.

Голос отца звучал в голове Максима тихим, вкрадчивым шепотом, вызывая мурашки, хотя в машине было тепло. Интересно, ему уже доложили, что его сын свихнулся и гоняется по лесам неизвестно за каким чертом? Или известно? Дядюшка его Аркадий видел Арину, значит, наверняка уже сложил два плюс два. С другой стороны, он не знал, что она уехала, и ничего не знал о ее письме. Для него она была очередной игрушкой их избалованного принца, Белоснежка.

Наплевать.

Пять часов прошло, когда Максим сверился с навигатором и свернул с главной дороги, от Владимира на Ковров. Ферма родителей Арины, предположительно, находилась в ста с лишним километрах от Владимира, на самом краю области. Хорошо припрятана, захочешь – не доберешься. Велика Россия. Интересно, а там, в этой первозданной красоте лиственных лесов и ясного неба, – там есть дорога? Вообще, хоть какая-то? Машины спокойно и привычно объезжали дыры под колесами, но каждая из них могла стоить Максиму подвески. Он переехал речку Клязьму по шаткому мостику, вызывающему самые серьезные сомнения в безопасности.

«Речка, реченька, спрячь меня». Забавно! Он словно попал в детскую сказку, которую ему никто никогда не читал, но которую он откуда-то все же помнил.

Солнце начинало катиться вниз по небосклону, Максим невероятно устал – сказывалась бессонная ночь. В машине было невыразимо тихо, он выключил радио и слушал, как ветер шумит, перебирая густую, мясистую, зрелую листву на деревьях. Он погрузился глубоко в себя и не то чтобы задумался о чем-то – нет, мыслей почти не осталось, он просто проживал этот момент, ехал вперед, фиксируя меняющийся пейзаж краешком глаза. Вспоминал Аринин смех, ее приоткрытые губы, испуг в глазах и протянутые к нему руки.