Людмила Гурченко - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Мишаненкова cтр.№ 2

Это «потом» так никогда и не настало — все приберегаемое конфисковали, а Татьяна Ивановна стала работать уборщицей и содержать дочерей, Елену и Лиду, на свою крошечную зарплату. Смешно и грустно, но для девочек не так уж многое и изменилось. Их жизнь осталась такой же серой, простой и по-казарменному строгой. Вот только не стало больше праздников, в ожидании которых они жили прежде. На это денег не хватало.

А потом в серой жизни Елены Симоновой появился Марк Гурченко…

Вот именно такой была речь Марка Гавриловича Гурченко, и его дочь всегда, рассказывая о нем, с удовольствием воспроизводила его неповторимый стиль. Она считала, что без этой речи его образ будет неполным, не совсем настоящим, лишенным его живости и обаяния. Причем, на самом деле, Марк Гурченко прекрасно умел говорить на правильном русском языке и даже с московским выговором. Он иногда любил ошарашить этим знакомых, которым что-то рассказывал в своей обычной манере, а потом, пародируя своего шурина Бориса или еще кого-нибудь, вдруг выдавал фразу безо всякого диалекта, на литературном языке и даже твердо, по-русски, выговаривая букву «г». Но постоянно так говорить отказывался, предпочитая свою привычную, простонародную, живую, полную украинизмов, речь.

Родился Марк Гаврилович в деревне Дунаевщина Рославльского района Смоленской области. Любопытная подробность — родился он в 1898 году, но всем говорил, что в 1899-м. Объяснял он это тем, что те, кто родился в 1898 году, еще служили в царской армии, а кто младше — уже не попали под последний призыв. А поскольку он не служил, значит, и родился в 1899 году. Такая вот у него была собственная оригинальная логика.

Жизнь у него, как у подавляющего большинства крестьян, конечно, была нелегкая. С девяти лет он уже работал — пас помещичьих лошадей. Отец бил его смертным боем, и даже не со зла, а потому что так принято было — не меньше доставалось остальным детям, да и матери тоже. Но никаким побоям было не сломить его брызжущую жизнерадостность. Да и зла он на отца нисколько не держал ни за побои, ни даже за то, что тот едва не пристрелил его, когда он решился однажды дать сдачи. К счастью, ружье дало осечку.

Впрочем… учитывая, как Марк Гаврилович любил приукрашивать истории из своей жизни, полностью верить тому, что он рассказывал, было нельзя. Людмила Гурченко вспоминала, например, как отец часто рассказывал, что когда он на войне выступал в военно-прифронтовой концертной бригаде, маршал Рокоссовский ему лично баян подарил. И каждый раз история обрастала новыми деталями и видоизменялась в зависимости от его настроения. Иногда баян вручал ему лично Рокоссовский, иногда ему уже после концерта передавали от маршала баян и личную благодарность, а как-то раз и вовсе получилось, что выступал он перед Рокоссовским, а баян ему вручил сам Жуков. На самом же деле все было несколько прозаичнее — Марку Гурченко вручили баян «Фрателли Грозно» и грамоту за отличное служение Родине и честное отношение к своему долгу. И перед Рокоссовским он действительно однажды выступал. Но эти два события были никак между собой не связаны.

Но история с баяном была уже в Великую Отечественную, а с Еленой Симоновой Марк познакомился в 1934 году. К тому времени он уже успел повоевать в Гражданскую, потом уехал в Кривой Рог работать на шахтах забойщиком, а в 1932 году оказался в Харькове. Тогда многих способных рабочих отправляли получать образование, а он был известен как музыкант — сам освоил гармонь, а потом и баян, играл на всех праздниках. Вот его и послали учиться. Но профессионального музыканта из него не вышло, он сам признавал, что не по его образованию был этот институт — два года он «вгрызался» в науку, пытался понять теорию, гармонию, а заодно и политэкономию, без которой в то время ни одна специальность не обходилась — и все, терпение его иссякло.

Вот так и состоялось его знакомство с Еленой Симоновой. Она в то время училась в девятом классе, была младше него на девятнадцать лет и, конечно, смотрела на него как на взрослого дядю, но. Синеглазый, темноволосый, с ослепительной улыбкой, музыкальный и пластичный, танцующий лучше всех вокруг — он был словно живым воплощением того праздника, о котором она в родном доме уже и забыла. «Может, тогда и надо было мне от него отойти, но куда? — вспоминала она о том, как он сделал ей предложение. — У мамы моей мрак. А ко мне никто в жизни так не относился, а я уже привыкла, что есть Марк. Потом изучила его характер, обходила углы, чуяла, откуда ветер. Всю жизнь как на бочке с порохом. А мама с тетей Лидой еще ничего тогда не знали. Потом узнали. в школу ходить перестала.»

Татьяна Ивановна зятя-батрака, конечно, не приняла, но Елена обошлась и без ее согласия — просто расписалась в загсе и ушла жить к Марку. Ее сестре Лиде было строго-настрого запрещено с ней общаться. Но куда там! Марк Гаврилович же кормил Лиду конфетами, которых она в родном доме не видела, наверное, с тех пор, как сослали отца. Конечно, она была на стороне его и Елены и предупредила их, когда Татьяна Ивановна решила прислать сыновей, чтобы они забрали непутевую сестру домой.

Дело закончилось дракой, в которой Марк, конечно, победил интеллигентных Симоновых, после чего они его сразу зауважали. А потом пришел черед и Татьяны Ивановны — со временем и она поддалась на его обаяние, оценила его жизнелюбие, любовь к семье и твердый характер. Людмила Гурченко вспоминала, что бабушка с удовольствием их навещала, а о зяте говорила: «Это не какой-нибудь подлечуга и провокатор. Жаль, не дал ему господь образования, но человек он удивительно доброкачественный и красивый».

Когда родилась Людмила, ее матери было всего восемнадцать лет. Школу Елена Симонова-Гурченко так и не закончила — выйдя замуж, стала работать вместе с мужем. К тому времени он, в том числе исее помощью, был уже довольно популярным массовиком и проводил разные праздники, утренники, вечера как для детей в школах и Дворце пионеров, так и для взрослых — в рабочих клубах и на предприятиях.

Когда Елене пришло время рожать, имя для будущего ребенка было еще не выбрано. Толииз суеверия, то ли никак они с мужем не могли во мнениях сойтись, то ли просто были заняты так, что не было времени серьезно подумать и обсудить. В итоге, дело решил случай. Когда Марк Гаврилович отвез жену в роддом, он на нервной почве пошел в ближайший кинотеатр. И там его неожиданно до глубины души впечатлил какой-то приключенческий американский фильм, где красавец Алан спасал свою похищенную возлюбленную Люси. Он вернулся в роддом и послал жене записку: «Лель! Детка моя! Если в меня будить орел, назовем Алан. Если девычка, хай будить Люси».

Елена даже спорить не стала — слишком хорошо знала его упрямый характер. Только вздохнула с облегчением, когда родилась девочка, — имя Алан Маркович ей казалось уж слишком ужасным. Кстати говоря, тогда, как и сейчас, подобные «выпендрежи» были не редкостью — увлеченные заграничным шиком, родители называли детей Джонами и Изабеллами, а иногда могли и вовсе дать имя с афиши, не интересуясь его значением — Баядера или Травиата.

К счастью, Людмиле Гурченко повезло с загсом, где ее регистрировали. Там сказали, что имени Люси нет, и предложили назвать девочку старым славянским именем Людмила, которое в домашнем обиходе можно легко сокращать до Люси, если родителям так нравится.