– Это ведь ты? – сказала она.
– Я.
– Как дойти до реки? Я заблудилась.
– А отец?
– Он мне дядька… Убили его. Навалились и убили. Я выдралась как-то…
– Пошли пока с нами.
– Эй, что тут происходит?
– Меня Артуром зовут. Это Стрельнутый, это Тушхаз с Ухзаем. А это мой брат, он без сознания. Мы его прячем, – объяснял он на бегу. – Никто не знает, что творится.
– Сюда, – сказал Стрельнутый.
Это был не мосток даже – а чёрт-те что, два железных ржавых троса, провисших над здоровенным старым ползуном, и на тросы набросаны старые доски со здоровенными промежутками: иной раз и побольше шага. Ухзай побежал вперёд, Стрельнутый с Артурчиком тащили Спартака, причём Стрельнутый пятился задом, находя опору для ног каким-то чутьём, не иначе; Тушхаз и Лизка шли сзади, Артур их чувствовал.
Артурчик больше смотрел на синяк внизу, чем на доски. И когда синяк остался позади, почувствовал какую-то такую слабость, что Тушхаз легонько тронул его за плечо:
– Отдай.
И Ухзай перехватил ношу у Стрельнутого. Из-за всего этого хлипкое сооружение раскачалось. Артурчик увидел, что Лизка размахивает руками, восстанавливая равновесие. Он шагнул к ней, но Лизка уже выпрямилась.
– Ерунда, – сказала она.
Артурчик молча кивнул.
– Ты им веришь? – спросила Лизка, кивнув на ребят.
– Ага.
– А дядьку убили.
– Не они же.
– Ну… наверное.
Стрельнутый крикнул, ему ответили. Артурчик задрал голову. Над ними проходила галерея, соединяющая два очень старых дома. Оттуда упала верёвка с узлами. Стрельнутый быстро взлетел по ней наверх. Через минуту спустилось что-то вроде качелей, только со спинкой. Туда усадили распелёнутого Спартака, прихватили петлей, чтобы не выпал. Теперь Артурчик увидел, кто там, со Стрельнутым. Здоровенный дядька, больше пана Ярека, и с такой же бородой. Сильным движением он выбрал верёвку – как будто тащил не очень крупную рыбу.
Потом наверх залез Ухзай, Лизка (посмотрела на Артура, он кивнул), сам Артур и последним приготовился – Тушхаз.
Когда Артур забрался на галерею, там была только Лизка: стояла и ждала его.
– Туда пошли, – показала она рукой.
– Дождёмся… – сказал Артур и не договорил.
Отсюда было видно далеко и почему-то очень чётко.
Над зданием больницы, откуда они ушли каких-то полчаса назад, вдруг взвилось чёрное облако. Появилось дымное пламя.
А потом докатился хриплый гром…
Тушхаз стоял рядом с ними и смотрел на это. Лицо у него было непроницаемое.
– Пойдём, – сказал он наконец и отвернулся.
– Мы к кому? – спросил Артурчик.
– Хаззарим-хун, – сказал Тушхаз.
"Хун" означало "учитель".
Артурчик не стал спрашивать, почему учитель живёт здесь, в запрещённом районе. Просто пошёл, и всё.
Спартак уже лежал на доске, и бородатый учитель разглядывал его ногу. Потом коротко велел Стрельнутому:
– Луб.
Стрельнутый бегом побежал исполнять приказ. Наверное, где-то лежал свёрнутый сырой луб – мягкая кора специального лубного дерева. Пока она сырая, из неё можно лепить всё на свете. Потом дать подсохнуть – и получится вещь костяной твёрдости, но гораздо легче. В общем, ничем не хуже пластмасс, которые делаются в Верхнем. Жалко только, что лубные деревья в окрестностях города очень редки, и надо на козла х ехать день, а то и два…
А пока учитель, кивнув, пригласил остальных подойти поближе.
– Земной. Кровь слабый. Кость сильный, голова сильный, кровь слабый. Всегда. Надо добавлять кровь Ыеттёю, тогда хорошо.
– Вы можете говорить на своём языке, почтенный Хаззарим-хун, – сказал Артур на ыеттёю. – Мы понимаем и говорим сами.
– Это приятно, – кивнул Хаззарим-хун. – Располагайтесь пока в моём скромном жилище. Угостить я вас смогу потом, когда окажу помощь этому юному мужчине. Что происходит в городе, вы можете мне рассказать?
– Вы не обидитесь?
Хаззарим-хун рассмеялся.
– Нет, – сказал он. – Вы не знаете таких слов, чтобы меня обидеть.
– Только что подожгли больницу, – сказал Артур.
– Или взорвали, – поправила Лизка.
– Или взорвали, – согласился Артур. – Больницу. Понимаете?
– Да, – сказал Хаззарим-хун. – Понимаю. Мы дичаем не просто стремительно, а ещё и с азартом. Не знаю, друзья, как – но с этим придётся жить всем нам. Всем нам.
– Наши этого не простят, – сказала Лизка.
– Думаю, да, – согласился Хаззарим-хун, снимая со Спартака последние повязки. Понюхал их и сокрушённо покачал головой. – И те, кто всё это раздул, очень рассчитывают именно на непрощение. Тогда у них будет неиссякаемый повод для ненависти. Юная женщина, дай мне, пожалуйста, вон ту корзину.
Лизка принесла корзину. Хаззарим-хун вынул красный глиняный горшочек, снял с него пергамент, почерпнул лопаткой и стал втирать в ногу, прямо в раны, студенистую белесоватую мазь.
– Хорошо, что юный мужчина без сознания. Иначе ему было бы очень тяжело сейчас. Это растёртые желудки шмааха…
Шмаах, а по-русски донный хватальщик – тварь не очень крупная, но нападающая на всё. Скажем, обхватывает ногу неосторожного рыбака тонкими, но твёрдыми щупальцами и пытается накинуть на человека свой вывернутый желудок. Он не понимает, что попался сам – потому что очень вкусен. Но в тех местах, где желудок елозил по коже, остаются ожоги.
– …Мазь растворит мёртвые ткани, – объяснял Хаззарим-хун. – Организму будет легче бороться с заразой.
– Вы доктор? – спросила Лизка. – Я думала, вы учитель.
– Я был учителем докторов, – сказал Хаззарим-хун. – Но это было давно.
– Скажите, – чувствуя, что голос дрожит, сказал Артур, – а вы не умеете лечить тех, кого пометили подземные духи?
Хаззарим-хун перестал втирать мазь и пристально посмотрел на Артура.
– Мы поговорим на эту тему потом, юный мужчина.
– Х-хорошо… – Артурчик ощутил неловкость, будто сморозил что-то постыдное.
Прибежал Стрельнутый, принёс кусок луба, с которого всё ещё капала кислая вода.
– Готово, учитель!
– Молодец. Выкраивай пока – среднюю, с захватом стопы.
– Понял. Так, Артур мелковат… Тушхаз, ложись. Снимай штаны.
Тушхаз снял штаны (Лизка то ли смущенно, то ли возмущенно отвернулась), лег на пузо. Похоже, он знал, что делать. Интересно, чем они тут занимались? – подумал Артур.