Время пошло, а в памяти, ошалевшей совершенно после снятия блоков, прокрутилась еще одна картинка из тех, которые я силился вспомнить, но не мог. Мне восемнадцать лет, полевая школа егерей. Приехал Кренкель, недавно ушедший на пенсию министр связи и информации. Егеря, помимо всего прочего, охраняют наиболее важные объекты этого министерства. Кренкель оказался замечательным рассказчиком, официальная встреча затянулась до вечера и незаметно перешла в какой-то скаутский костер. Мне запомнилась история о том, как на станции «Северный полюс» Папанин проводил партийные собрания. Их там было четверо, и Кренкель — единственный беспартийный. И на время собрания Папанин выгонял его из палатки на мороз. Кренкель бегал вокруг станции, пытаясь согреться, и вынашивал план мести. И придумал. Папанину, как начальнику, был положен наган, и этот наган он регулярно и очень демонстративно чистил. Улучив момент, Кренкель во время одной из таких чисток подкинул к лежащим на тряпочке частям еще одну маленькую железку. Несколько часов подряд Папанин, матерясь, пытался эту железку пристроить на место… Помню, я удивился тогда. Сам бы я после двух-трех попыток избавиться от «лишней детали» просто проверил бы механизм на работоспособность.
Другое дело, если бы каждый раз после сборки лишней оставалась бы другая деталь… но обязательно оставалась… а сам наган действовал бы, но по-разному: один раз, скажем, стрелял бы пулями, другой — нафталиновыми шариками, третий — начинал бы выдувать розовые пузыри. Вот тогда, пожалуй, и я бы взбесился…
А сейчас я позволю своему бешенству вырваться наружу…
Я поставил релихт на режим резанья и раскроил дверь вдоль, от пола до притолоки.
Шаг вперед — как во сне, как в патоке, безумно медленно и плавно, плыву, отпихивая с пути половинки дверей: правым коленом и левым локтем, проплывают назад огненные линии, металл — дверь усилена стальным листом — еще не остыл, я в темной прихожей, еще толчок ногой, и я по пологой дуге, разворачиваясь ногами вперед, влетаю в гостиную и приземляюсь на ковер в классической позе для стрельбы, релихт перед собой на уровне глаз, только левая рука выброшена вперед-вверх — и замираю в этой позе… дурацкой, как сразу становится понятно… и каким-то вторым планом — неясное чувство досады или даже чего похуже, потому что слишком уж часто я в своих мечтах видел себя именно так: с оружием, готовым к стрельбе, а на мушке — тот, кто во всем виноват… слишком часто, и когда это произошло — вот сейчас, сию секунду, — я оказался не то что не готов… а как бы это сказать? В общем, выстрел был бы уже лишним. Выстрелы, кровь и трупы были уже ни к чему…
Тарантул сказал что-то, прокашлялся и повторил:
— Игорь?
Он не играл изумление. Он действительно был изумлен. Поражен до глубины души.
Если понятие «душа» хоть как-то применимо к Тарантулу — Оружие на пол, — сказал я. — И без штучек. Ты меня знаешь.
«Тыкать» Тарантулу мне еще не приходилось. Оказалось — не лишено приятности.
Он медленно отстегнул портупею с кобурой и бросил ее мне под ноги. Из кармана.
Левого бокового. Он достал маленький вальтер и точным броском положил его рядом с кобурой.
— Садись. В это кресло. Руки на подлокотники, ноги на стол.
Год 2002. Игорь
28.04. Полночь
Где-то в Константинополе
С виду это был простой пятитонный фургон. На борту алел исполинский знак «Трансавко» — известной фирмы, осуществляющей всяческие перевозки. Таких фургонов в городе сотни три, и ночью их можно увидеть где угодно: они развозят товары по магазинам и мелким складам. Только очень знающий человек сумел бы увидеть, что стекла кабины усилены пулестойкой пленкой… да и это не такая уже редкость: и водители грузовиков покупают ее на свои деньги (жизнь дороже), и фирмы, случается, предпочитают тратиться на это, нежели чем на страховки, лечение раненых и пенсии вдовам. Внутри же самого фургона был оборудован настоящий передвижной штаб. Второй подобный фургон, болтавшийся кварталах в двух, имел вооружение и вмещал десант из двенадцати полицейских управления «Н» — по борьбе с наркотиками. Специальным приказом министра их отдали в мое распоряжение. Впечатление энщики производили не отталкивающее, но, как положено служащим всяческих мелкоэлитарных подразделений, всеми способами стремились эту свою элитарность отлить в презрение и подарить дяде на память. Дядя, понятно, благодарил за подарок и раскланивался…
Чуть позже Паша и Гаврик привезли девочку из психушки. Им ее отдали не без труда. Я даже не стал спрашивать, как именно они произвели изъятие. Паше, например, ничего не стоило звонком по спецлинии поднять с постели министра здравоохранения… Девочка, черненькая, миловидная даже в таких обстоятельствах, в себя не приходила, отягощенная нейролептиками. Гаврик прихватил коробочку, из-под этих ампул, но название мне ничего не говорило. Этой дряни развелось так много, что уследить за появлениями новинок совершенно невозможно. Так что девочка тихонько посапывала на верхней полке нашего фургона, а я ждал вестей от Матильды.
Передали заключение экспертной комиссии, работавшей на месте взрыва в Томске.
Первоначальные оценки мощности взрыва — около пятидесяти килотонн — не подтвердились. Согласно произведенным замерам… от четырех до восьми килотонн по ударной и сейсмической волнам, однако световое излучение соответствует мощности по крайней мере в пять раз большей… практически полное отсутствие радиоактивного заражения… электромагнитный импульс пока не просчитан, но действие его минимально: в радиусе трех километров оно уже практически не ощущалось… Короче, мнения ученых разошлись.
Первоначально сообщенное число жертв также оказалось завышенным: на двадцать три часа Среднесибирского времени обнаружены тела трех тысяч шестисот тридцати одного человека, около двадцати тысяч получили ранения и ожоги разной степени тяжести, еще до тысячи человек продолжают числиться пропавшими без вести.
Спасательные отряды, части гражданской обороны и войсковые подразделения…
Бывший вице, а теперь исполняющий обязанности президента Ковалев выразил соболезнования семьям погибших томичей и моряков Средиземноморской эскадры.
Чудовищная провокация международных террористов, готовых бросить весь мир в пламя новой войны во имя торжества своих идей… не сойдет с рук… вдребезги о нашу непоколебимую стойкость и мужество… Он мне нравился, Ковалев. Еще в бытность свою товарищем премьера, блюстителем секретных служб, он принял участие в операции «Москит». За два года ее проведения мы на четыре пятых сократили ввоз наркотиков в Россию, сделав этот гешефт неоправданно опасным. Он был в курсе всех неприглядных подробностей наших действий — и неизменно давал «добро». Я очень хорошо чувствовал прохладную тень его широкой спины.
Что ж. Из него может получиться хороший президент — тот, который понимает дело и не боится брать ответственность на себя.
Матильда позвонила по кодофону и назначила встречу у подъезда театра «Золотой Лев». Я посмотрел на карту. Десять минут езды. Черт понес ее в такое место…