Мародер - читать онлайн книгу. Автор: Беркем аль Атоми cтр.№ 47

Едва не забыв забрать на входном посту свой новый пистолет, Ахмет поплелся по сугробам ночной Тридцатки. После двух этих веселых деньков мертвый город ощущался едва ли не родной кухней… Все в сравненьи, да. — Подходя к родному дому, он обнаружил, что его бодания с местными оболтусами кажутся теперь смешными, как плюшевые тычки, которыми обмениваются в песочнице румяные карапузы. Даже мозги, вмерзшие в штукатурку на крыльце его подъезда ничего не могли с этим поделать — Ахмету становилось все яснее, что плохие времена не позади. Настоящие плохие времена — только наступают. Есть враги, которые на клоунов совсем не похожи, которые могут непринужденно смахнуть его со стола. И что с ними таки придется встретиться; и может быть, даже скоро.

Поутру, разобрав и спустив в подвал свои сокровища, Ахмет понесся в Пентагон выбивать обещанное по горячим следам. Прикинув ситуацию, просьбу Коня подойти чего-то там поуточнять решил проигнорировать — весенний день год кормит… Надо шибко будет, сами придут, — нашел себе отмазку, — …присягу я Союзу давал, мир его праху, а они мне никто… На один только пулемет убил весь день. Мечтая о новом, в транспортировочных ящиках аппарате, Ахмет взвыл дурниной, когла увидел подготовленное для него начвором убоище — ни прицела, ни зипа, ни переставки, ни станка… Начвор, оказавшийся не дураком поорать, дал Ахмету достойную оборотку, и весь день они упорно бодались, на радость охране и снаряжальщицам. Со страшным боем поменяли расстреляный ствол, с еще более страшным — подобрали запаску, тоже сильно поюзанную, сняли таки короткую пружину… Полутора тысяч МДЗ Ахмет тоже не получил, и еле добился возмещения недостающей тысячи БСом. Лент и коробок дали только две. «А вот снаряжалку — хуй! Раз ты такой мозгоеб. — злорадно шипел начвор. — Я тебе сначала хотел дать, но ты как баба на базаре. Так что ручками, ручками будешь, про снаряжалку команды не было!» Не возникло зато проблем с минерским припасом — начвор, истинный оружейник, чем-то особо ценным его не считал, даже боялся, и Ахмет с удовольствием использовал его профессиональную деформацию, под зловещие байки о самопроизвольной инициации просроченного тетрила набивая ящики будущим дефицитом.

— Здорово, Ахметзянов, — командуя погрузкой, Ахмет умудрился под вечер нарваться на Конева, столкнувшись нос к носу в вестибюле Пентагона. — Ты что, нюх потерял? Охуел сего числа?! Я, бля, кому сказал зайти? Ты смотри, а то сейчас дам команду обратно разгружать. Ишь, разошелся! Грузит тут, понимаешь, апельсины бочками!

Конев, видимо, куда-то собрался — бушлат затянут портупеей, сзади охрана, у дверей фырчит уазик.

— Здравжла. Товарищ полковник, ничего сверх списка. И то еле выгрыз у вашего скупердяя.

— Давай, увози, кулачье отродье, и ко мне. Я буду через час, чтоб ждал в предбаннике.

— Есть, тащщполник.

Разговор с Коневым не получился. Как Ахмет и предполагал, Конь позвал его работать, налаживать общую жизнь в новых условиях. Будучи человеком благородным, он мерял людей по себе — и будь люди хоть на йоту такими, как он — все бы сложилось, сто пудов. Ахмет же, не умея сформулировать смутно ощущаемые принципы, на его взгляд лишающие затею Конева каких-либо перспектив, вяло отбрехивался, понимая, что выглядит — да и является, чего там, эдаким туповатым трусом. Ему было стыдно — непонятно от чего конкретно, но уши горели в течение всего разговора, и слова подбирались самые неподходящие. Словно вялые слизни, они масляно шлепались на стол, сползаясь в отвратительную кучу лжи — хотя ни слова неправды Ахметом сказано не было. Конь, поняв, что все бесполезно, унижаться не стал. Отпуская Ахметзянова, он даже ввернул какую-то шуточку и велел через неделю явиться за обещанным продуктовым гонораром; только смотрел уже как-то иначе, какими-то помертвевшими глазами. Ахмет понял — Конь вычеркнул его из какого-то важного списка, для Коня он умер.

Годом позже, когда новые Коневские помогальники завалили его и попилили немалый общак, Ахмет, бродя по трещащему от мародерских монтажек Пентагону, признался сам себе — судьба тогда давала ему шанс. Пусть даже он был прав, и никаких перспектив в самом деле не виделось, но у него лично шанс был — встать рядом с достойным человеком за достойное дело. Даже умереть — но по-человечески, а не огрызаясь, как хомяк из норы …Кто знает, может, именно из-за таких крыс, как я, Коня и грохнули. Один умник вот так вот съехал, другой, третий. Кто останется-то, Ежу понятно, кто. И зачем. И спину Коня в результате прикрыть было некому. А он ведь тогда намекал, намекал, что лажу не всю вытравил… Эх, урод я. Он же не мог мне сказать — пропаду ведь, Ахметзянов, выручай… Не мог. Настоящий был человек. А я… Чмо я по ходу, фуфел и крыса… Ахметзянов запоздало признал: ему открыли возможность остаться человеком, которую он отбросил. Он выбрал себе крысиную нору, крысиную жизнь и крысиную смерть.

А тогда он несся домой, не замечая сугробов — ведь так преуспел! Ему даже пришлось присоединить еще пару комнат — кладовка разрасталась, радуя его сердце. Почти весь март мело, и Ахмет, никуда не вылезая, колотил стеллажи, заливал полы в подвале, собирал и отжигал известку. Работа была в радость — на ближнем горизонте не маячило ни одной серьезной угрозы.

Наметившаяся весна заставила его плотно заняться домом в целом. С первыми оттепелями Ахмет обошел весь десяток квартир, где еще жили. Где по-хорошему, банкой давно забытой тушенки, а где и пинками, выгнал всех способных к труду на «субботник». Поработав, люди переменились — совместная работа, похоже, избавила их от постоянно гнетущего страха, и они заметно повеселели. Дом от чердака до подвала был тщательно очищен от хлама и неожиданно многочисленных бесхозных трупов. Находили их, в основном, в постелях, только одну бабку срезали с веревки в красиво заросшей инеем ванной. Окончив работы, Ахмет, нащупывая в кармане гранату, обратился к присутствующим с речью.

— Вот что, товарищи соседи. Из этого дома вам всем надо валить. Тут будет опасно.

Приготовившись жестко обозначить перспективы для упершихся, Ахмет сделал паузу, давая высказаться. Однако народ молчал, хоть лица и вытянулись от такого захода. Первой нашлась Даниловна — неплохая такая, нормальная бабка с первого подъезда.

— Че, соседи мешать стали? Ишь ты, умный какой! С чего это вдруг на старости лет я мыкаться пойду?

— А поджариться живьем ты на старости лет не хочешь? Или пулю шальную получить? Ладно, если в голову: брык, и отмучилась. А если в брюхо? Три дня загинаться и выть на весь двор — надо оно тебе? И че это вдруг — мыкаться? Вон, квартир пустых сколько — выбирай не хочу, без ордера. Если у нас все сложится полюбовно, на каждую хату выделю компенсацию. Есть возражения?

— Да какие возражения, гранату что ль в окно охота… А че дашь-то? — поинтересовался Мухалыч, бывший пожарник из первого подъезда.

— По три пачки сигарет, или по две сиськи пшена, или по полпачки патронов.

— Ну-у-у, маловато будет… Это ж переезжать сколь еботни-то. Добавить бы надо, а, сосед?

— Кто не хочет, может не переезжать. Жить насрать — оставайтесь. Я уже сказал — этот дом будут пытаться взять, не завтра, так послезавтра. Хочешь заживо сгореть — давай, оставайся. Все всё поняли? Завтра с утра — по одному! не толпой, понятно? подходим ко мне в тридцать третью и объявляем. Половину даю сразу, за второй приходите с нового места. И да, кстати — кто хочет поработать, скажете. Только это мужиков касается. Валер, ты вот, Мухалыч, ну и все, пожалуй. Тут работа будет. У меня все.