Семь сказок о сексе и смерти - читать онлайн книгу. Автор: Патрисия Данкер cтр.№ 13

Я не ходила на репетиции, хотя орали там больше обычного. Когда работаешь в этой индустрии, быстро теряешь интерес к мягким номерам. Они все совершенно одинаковые, и их качество целиком зависит от исполнителей. Но “Джунгли”, хоть и считались мягким номером, вызывали напряженный интерес из-за флера нелегальности и старины — впервые их показывали еще в 1960-е годы, задолго до нашего рождения. Уолтерс пришел на генеральную репетицию и решил, что клетку надо подвесить посредине зала, прямо над зрителями — в результате им открывались некоторые весьма захватывающие виды. Если клиенты могли наблюдать за действием вблизи, Уолтерс мог брать с них больше. Он — шоумен до кончиков ногтей. Он знает, что принесет деньги и как их вытрясти. А мы не могли рекламировать ничего заранее, поскольку все и так было нелегальным. Но я знала, как это делается. Не первый раз. Важно вовремя запустить слух. В сущности, это и была моя работа. Я разработала систему иносказаний: совершенно особенное шоу, вот уже больше семидесяти лет в городе не было ничего подобного, старые видеокассеты, их так трудно достать, шанс увидеть старину и крутизну, отпадная вечеринка Клиенты быстро обучаются тайному языку. Все это означало — грядет нечто в стиле ретро, нелегальное и кровавое.

Одна из девочек спросила меня, почему шоу под запретом, а я толком не знала. Я спросила Уолтерса. К этому моменту у нас сложились прекрасные деловые отношения, хотя он на все отвечал односложно.

— Оно способствует разжиганию ненависти к чернокожим, — бесстрастно сказал Уолтерс, как будто ему совершенно все равно.

Я изумилась. По крайней мере половина наших клиентов — негры. Мы в тот момент подгружали в систему новые диски с компьютерной информацией, и список пестрел негритянскими фамилиями — Нгато, Звело, Афрекете, Кабилье.

— “Джунгли”? Почему? — Я недоуменно смотрела в мерцающий зеленый экран.

— Посмотри генеральную репетицию, — так же равнодушно отрезал Уолтерс.

Я посмотрела и поняла, о чем он говорил. Шоу оказалось по-старинному жестоким. Наш черный герой изображал гориллу в леопардовой шкуре — существо звероподобное, похотливое и полностью лишенное воображения. Номер подчеркивал скорее насилие и страх, а не садомазохистский уговор, который нынче в моде. Я предпочитаю ясный, расчетливый садизм. Он выглядит чище и справедливее. Немецкая девушка полностью вошла в роль. Она представлялась жертвой во всем, вплоть до выбритого лобка. Она хоронилась по углам, пыталась прикрыться листвой и была совершенно убедительна в роли беспомощной несчастной пленницы, из груди которой в конце вырывается последний натужный измученный стон. Но представление было посвящено бешеной, звериной, неподконтрольной похоти. Наш черный солист изображал существо, которое едва ли можно назвать человеком — из него било животное вожделение и фаллическая жестокость. По-моему, все мы были поражены.

Мне казалось странным, что такие номера когда-то пользовались популярностью. Я никогда не изучала сексуальные представления середины двадцатого века, а после “Джунглей” у меня пропало всякое желание в них углубляться. Но в день премьеры у нас был аншлаг. Все клиенты были по крайней мере лет на тридцать старше нас. О такой целевой аудитории я никогда и не мечтала. Но они пришли, орали, толкались и понукали актеров, как будто собрались вокруг ямы с медведями. Публика была точно такая же неотесанная и грубая, как исполнители. Я выглядывала из-за своей стойки, когда осмеливалась, чтобы разглядеть и зрителей, и шоу. Мне “Джунгли” казались жестокими, напыщенными и нетонкими.

Лично я люблю кожу. Поэтому мне нравятся современные кожаные с/м-шоу, оргии в многопользовательском подземелье, где женщинам достаются доминирующие роли. Конечно, я сама никогда не участвовала в шоу. Уолтерс всегда поручал мне либо встречать гостей, либо вести наблюдение на площадке. Я была его глазами и ушами в толпе посетителей. Но в кожаные вечера он все-таки разрешал мне одеться соответственно. Никаких тебе эротичных, женственных платьев с глубоким вырезом. Нет, я выглядела как дóлжно: обтягивающий костюм из черной кожи, цепи, шипы. Единственная уступка женственности — черная кожаная роза за левым ухом. В такие вечера мне всегда делали предложения. За неплохие деньги. Весьма приличные суммы. Но частная работа была строго запрещена. О заработке мы договаривались с агентством. Некоторые артисты, причем не только мужчины, получали очень высокие гонорары. Я не жаловалась. За такую ночь я получала не меньше, чем негритянский жеребец за “Джунгли”. Уолтерс часто говорил, что я того стою — учитывая мой брутальный вид и компьютерную грамотность.

В ночь “Джунглей”, когда нас уже вконец измотало ожидание развязки, Уолтерс спустился вниз. Он велел мне послать сборы за вход и все данные о посетителях в его кабинет, как только дверь запрут и шоу начнется. Я была в кожаном платье, с неизменной черной розой за ухом. Он посчитал, сколько придет народу, вынул черную розу из моих волос и поцеловал меня в шею — очень, очень нежно.

— Отлично, — только и сказал он, — ты собрала очень неплохой улов в свои сексуальные сети. Ты — моя любимая Госпожа, услада для всей семьи.

Я не узнавала почти никого из тех, кто тогда пришел в клуб, лишь бесстрастно проверяла их удостоверения. И брала с них ту безумную цену, которую Уолтерс назначил за вход на шоу “Джунгли”. Посетители выглядели, как маринованные мумии. У некоторых следы подтяжек и несколько слоев косметики покрывали все лицо. Мужчины были отвратительны — с ввалившимися щеками и безумными глазами. Я запомнила только одного — того, что не отдал мне свой идентификационный чип. Я протянула руку за карточкой, и он положил сверху свою лапу. Я почувствовала холод его тяжелых золотых колец и подняла взгляд. Он был огромен, с густыми усами и взглядом убийцы. Лет шестидесяти. В волосах, некогда темных, проглядывали седые пряди. Одет он был в старомодный вечерний пиджак с галстуком-бабочкой.

— Просто скажи своему боссу, что его гости прибыли.

Он кивнул моим вышибалам: вы больше не понадобитесь. Его огромная рука обхватывала локоть спутницы. Стоя в узком проходе “Подземелья”, я посмотрела ей в лицо. Ей было страшно. Невыносимо страшно.

Передо мной стояла хрупкая блондинка, женщина, которая живет в элегантных интерьерах, окруженная изысканными, дорогими вещами. На ней не было никакой косметики. Огромные глаза на ее бледном лице расширились от тревожного ожидания. В это темное пространство вседозволенности она пришла не по своей воле. В отличие от меня, она собой не распоряжалась. Ей было лет восемнадцать, не больше. Ее заставили. Я посмотрела на мягкую лужайку, которая скрывала ее грудь. Платье было вышито по шелку тысячами крошечных зеленых цветочков. В этом мире пульсирующей, насильственной тьмы она была драгоценностью, которую тянут все ниже, и ниже, и ниже.

Я нажала на кнопку внутренней связи.

— Уолтерс? Твои гости пришли.

— Спасибо.

Он был совершенно спокоен, нисколько не удивлен. Я хотела знать, кто она такая. У меня хватило ума не спрашивать.

Полиция нагрянула после двух, когда шоу почти закончилось. Немка истекала кровью от бичевания и укусов на заднице и бедрах. Ее истошные вопли были совершенно неподдельны. Она умоляла зрителей помочь ей выбраться из клетки. Наш черный актер разошелся не на шутку. Я размышляла, не нанюхался ли он кокаина. Он уже был совершенно голый, его тело расцвечивали полосы красной и черной краски, мерцающие в свете юпитеров. Женщина была привязана к тотемному столбу, на ногах у нее были колодки — имелось в виду, что раньше в такое заковывали рабов. Он кричал о сексуальной мести белым тиранам. Публика была в экстазе. Женщина нагнулась вперед и жалобно блеяла. Я думала о том, сколько ей платят и объяснил ли ей Уолтерс, что в ретро-номерах мы идем до победного конца. Веризм. До мельчайших деталей. Мы очень редко убиваем исполнителей — главным образом потому, что стоимость такого шоу, с точки зрения безопасности, совершенно не по карману нашим обычным клиентам. Для этого существуют особые клубы — маленькие, эксклюзивные, и правительство выдает им специальные разрешения.