— Будь проклят тот день, когда я села за баранку этого пылесоса! — цитатой из популярного фильма выругалась писательница и тоскливо посмотрела на ухабистую дорогу, в выбоинах которой зеркальцами поблескивала вода.
До деревни осталось не больше полукилометра, но преодолевать это небольшое расстояние пешком писательнице ничуть не хотелось. В отличие от зловредного джипа она была обута не в резину.
— Я так и знала! — заключила бабуля так громко, что ее слышно было и в лесу. — И что теперь мы будем делать?
— Звать на помощь, — решила мамуля. И, опустив стекло, заголосила: — По-мо-ги-те! Спа-си-те!
— Вот как услышит тебя снежный человек! — припугнула ее бабуля.
— Думаешь, он к нам выйдет?!
Писательница обрадовалась, добавила в призывный крик децибелов и почти не удивилась скорому появлению на лесной опушке рослой мужской фигуры.
— А что это вы тут делаете? — узнав знакомых, с подозрением спросил майор Кулебякин.
Наша дача находится на самом краю деревни. Шероховатый язык гравийной дороги едва дотягивается до ворот, а дальше курчавятся заросли кустарника, плавно переходящие в лесные дебри. Между ними и собственно дачным участком тоже нет жесткого стыка: дикая ежевика и некогда культурный, но изрядно запущенный малинник весьма органично сливаются воедино.
Среди моих родных, скажу вам честно, нет Мичуриных. Ныне живущие и здравствующие Кузнецовы сплошь лишены похвального интереса к растениеводству. Лично меня отчасти увлекает только финальная стадия сбора урожая сладких ягод и плодов — когда они лежат, уже мытые, в тазу для варки варенья. Остальные члены нашей семьи тоже не любят махать граблями и тяпками, поэтому в тылу жилого дома наш дачный участок имеет вид заповедного уголка живой природы.
Это обстоятельство позволило мне пересечь условную границу родовой усадьбы незаметно, но до дома я не дошла, вовремя углядев на тропинке препятствие в виде сидящего человека.
По буйным мелированным кудрям я безошибочно опознала Зяму и расстроилась. Встреча с любимыми родственниками в мои планы на ближайшее будущее не входила. Какого черта братец делает в деревне?! Чего ему в городе не сиделось?
«И почему он тут сидит?» — конкретизировал вопрос мой внутренний голос, акцентировав местоимение «тут».
— А и в самом деле? — Я почесала в затылке.
За смородиновым кусточком Зямка, с непонятной целью угнездившийся на тропинке по пути к местному памятнику деревянного зодчества — резному деревянному сортиру, — виден был фрагментарно.
Я потихоньку раздвинула веточки и с трудом удержалась от истерического смешка. Известный художник и модный дизайнер, гламурный красавец и знатный сердцеед Казимир Кузнецов, спустив штаны, восседал на эмалированной посудине, в которой я с умилением признала памятный с детства ночной горшок!
При том что в доме давно уже имеется вполне современный санузел, это было странно вдвойне. Я, разумеется, подумала, что Зяма спятил, и издаваемые им звуки укрепили меня в этом предположении. Сидя на горшке, братец громко хихикал и трясся так, что всерьез рисковал упасть, перевернув тесноватую для его седалища емкость.
Пока я раздумывала, не требует ли от меня сестринский долг забыть о своих проблемах и срочно озаботиться передачей Зямы в заботливые руки психиатров, по песчаной тропке, приближаясь, зашуршали шаги.
Я присела, прячась в кустиках. Зяма же ничуть не встревожился и даже, наоборот, обрадованно воззвал:
— А это, это как тебе?
И он выразительно продекламировал:
Богатства языка родного
Ценю и знаю с давних пор,
Как много вложено в три слова:
Студент, старушка и топор.
Я тихо хрюкнула в ладошку. Причина Зяминого веселья стала понятна: очевидно, братец по русской народной традиции коротал время на горшке за чтением, в отсутствие поблизости газет и книг используя как источник знаний мобильник с выходом в Интернет. И вполне разумно взялся почитать не «Войну и мир», а малые литературные формы — популярный образец сетевой поэзии «стишки-порошки».
— Перестань немедленно! — без тени веселья потребовал знакомый голос, услышать который на отчей даче я совершенно не ожидала.
Интересные дела, а что тут делает наш комдир Горохов?! И почему Зяма, всегда такой утонченный, как ни в чем не бывало сидит без штанов в его присутствии?!
«О нет, только не это!» — застонал мой внутренний голос, выдавая застарелый страх.
Признаться, в глубине любящей сестринской души я всегда боялась, что наш красавчик однажды сменит ориентацию, переметнувшись в ряды ухоженных бородатых Кончит. Хотя Горохов в пузырящихся на коленках «трениках» и старой тельняшке нисколько не похож на гея… Тут я подумала, что не следовало так уж отваживать от братишки мадам на красном «Пежо». Уж лучше она, чем какой-нибудь он!
— Тебе не нравится стишок? — удивился Зяма. — По-моему, это очень смешно.
— Смешно, но перестань трястись! Поаккуратнее с продуктом! — непонятно ответил Горохов, вручая Зяме рулон туалетной бумаги.
Предвидя крайне интимный процесс, я отползла назад, отвернулась и даже заткнула уши. Ничего не вижу, ничего не слышу…
Минуты через две я разлепила ресницы, заглянула в просвет между смородиновыми листьями и обнаружила, что на тропинке уже никого и ничего нет. Зяма с Жорой ушли и горшок унесли.
— Борис Акимович, номер первый есть! Готовьте второй! — донесся с веранды довольный голос Горохова.
Хм, и папуля тут? Не могу сказать, что мое понимание ситуации прояснилось, а любопытство улеглось, зато стало понятно, что залечь на дно в Буркове мне не удастся. У этой троицы тут какое-то затяжное дело — вон, номер второй готовят, а сколько их еще будет у них, этих номеров?
Здравый смысл настоятельно советовал мне потихоньку ретироваться и поискать убежище в другом месте. Но любопытство, погубившее кошку, просто жаждало довести до беды организм покрупнее, и я не смогла сопротивляться желанию выяснить, чем тут занято странное трио «Папа, Зяма и Горохов».
По опыту зная, что любомое Зямино место на даче — гамак под вишнями, я меж буйно цветущих люпинов шустрым ужиком скользнула в садочек. Братец действительно покачивался в сетке, рассматривая облачко в небе. Оглянувшись на дом — там бубнили папуля и Жора, я подобрала с земли сливу и запустила ее в крону дерева, затеняющего Зяму.
Тугая слива с пугающим треском и шорохом проломилась свозь листья, стукнула братца по плечу, отскочила и покатилась по траве. Зяма с некоторым удивлением посмотрел на сливу, потом на дерево, по всем видимым приметам являющееся вишней, потом снова на странную сливу.
— Да, не Ньютон ты, Зямка, не Ньютон! — смекнув, что он не понял сигнала, посетовала я и выглянула из-за дерева.
— Че сразу не Ньютон? — вместо того чтобы удивиться, обиделся братишка.