Герой - читать онлайн книгу. Автор: Александр Мазин cтр.№ 35

— А уж как меня кесарь ромеев угостит! — засмеялся Духарев. — Острым таким железом. Или как там у них принято избавляться от военачальников противника?

— Лучше — ядом, — вполне серьезно ответил Мышата. — Ядом — дипломатичнее. Только я тебе так скажу: никто тебя в Царьграде убивать не станет. У Киева в Константинополе сейчас позиция крепкая.

— Врешь, небось? После того как Святослав Булгарию захватил и границам Византии грозит? Тотош сегодня говорил: ромеи в предгорьях заставы усилили. Значит, опасаются?

— Так это и хорошо. У ромеев как: кто грозит — с тем и дружат. Хитрят, конечно, да козни строят... Вот, к примеру, как ты думаешь, почему Кайдумат к Киеву двинулся?

— Копченый потому что, — мрачно ответил Духарев. — Разбой у них в крови.

— А вот и нет! — Мышата махкул перед носом у Духарева гусиной ножкой. Капля жира упала Сергею на щеку. Он брезгливо стер ее рукавом. — Был у Кайдумата зимой гость ромейский. Епископ Евхаиты Филофей. Между прочим, Никифор его проедром сделал. Это, брат, большой чин.

— Не тот ли это Филофей, который прошлой осенью вместе с Эротиком булгарских царевичей привез?

— Тот, тот! Знаешь его, да? Он — политик известный. Кесарь Никифор его для самых хитрых дел использует. Доверяет ему полностью, потому что Филофей преданность свою не словом, а делом доказал. Точно такой и нужен, чтобы договориться с печенегами.

— Так это он натравил на Киев Кайдумата? Почему ты об этом князю не сказал?

— А зачем? Святослав — воин. Рубит сплеча. А тут не рубить, а ловчить надо.

— Наловчили уж. Орда под Киевом, — проворчал Духарев. — Ты чего улыбаешься? Можно подумать, наши родные не в Киеве, а в Константинополе.

— Ничего нашим не будет, — уверенно сказал Мышата. — Ольга — не дура. Даст Каидумату золото — уйдет орда.

— Давно ты, брат, в Киеве не был, — сказал Духарев. — Ольга лучше сама Каидумату отдастся, чем золотом откупится.

— А, всё равно! — беспечно отозвался Мышата. — Печенеги города осаждать не умеют. А врасплох они Киев не застанут.

— Эх, знал бы — собственноручно этого твоего Филофея прирезал!

— У тебя еще будет такая возможность. Никифор, мне говорили, его в Преславу посылает. Сватом.

— Да ты что! К Святославу?

— Зачем к Святославу? У него и дочерей нет. К царю Борису.

— А к этому зачем? — удивился Сергей.

— А затем, что у Бориса есть сестры. И сестер этих Никифор хочет выдать замуж за константинопольских кесаревичей.

— Что-то я не понял. Разве мать царя Бориса — не византийская кесаревна?

— Точно так. Она была частью мирного договора между кесарем Петром и Византией.

— Но тогда получается, что булгарские царевны выйдут замуж за собственных братьев?

— А вот за это, брат, я бы не поручился. Потому как мать их, императрица Феофано, отличается ангельской красотой, но отнюдь не ангельскими добродетелями. Не зря же отец императора Романа Константин заявил, что она никогда не будет императрицей. Но помер. И Роман ее тут же возвел на престол. Ну да ты, верно, и сам знаешь.

— Слушай, Мыш, откуда мне это знать? — воскликнул Духарев. — Это у тебя дом в Константинополе! А я там не был ни разу!

— Так я же тебе рассказывал! — удивился Мышата. — Забыл?

— Забыл. Расскажи еще раз.

— Ладно. Слушай и запоминай. Василевс Константин был сыном василевса Романа Багрянородного. И у него был сын, тоже Роман. Этот Роман, в отличие от своего деда, о государстве радел мало, зато гулял знатно. Особенно любил красивым девкам под юбки лазать. Без разбору — хоть знатным, хоть простолюдинкам. Феофано эта как раз простолюдинка и есть. Говорят, в трактире у своего отца танцевала. И тоже, говорят, на передок слаба. Но кесаревич на нее крепко запал. Так, что решил жениться. Однако в это время еще жив был Константин, и ему, ясное дело, не понравилось, что в Золотой Палате трактирная потаскуха будет восседать, пусть даже красоты и статей необычайных. И не быть бы Феофано императрицей, да тут василевс Константин возьми да и помри. Причем при довольно странных обстоятельствах. После Константина василевсом стал его сын Роман, который немедленно с Феофано и обвенчался.

Мышата облизнулся, глотнул вина, оглядел стол с сожалением: практически всё съедено, причем три четверти — самим Мышатой; подумал немного, глотнул еще вина и продолжил:

— Прожили они вместе года примерно три. И под конец не очень-то ладили. Роман, как я уже говорил, был гуляка и пьяница. Государством не правил, а только злато из казны тянул. Понятно, что при таком кесаре ближники его большую силу набрали. А ближники у такого кесаря — кто? Кравчие да постельничие. То есть — дворцовые евнухи. Они все указы писали, а Роман лишь печать прикладывал. Или сам, или, вместо него, императрица Феофано. Но были у евнухов и соперники. Например, архистратиг Никифор Фока, нынешний император. Роман ему верил. Архистратигом назначил. И не зря. Никифор тогда в Азии многих врагов ромейских побил. И больше побил бы, но Роман вызвал его в столицу. Видно, чуял недоброе и хотел верного человека рядом иметь.

Но когда Никифор приехал в Константинополь, Романа он в живых уже не застал. Странная, скажу тебе, смерть. Вернулся однажды Роман с охоты — и помер. Народу объявили, что, мол, от долгой верховой езды начались у василевса спазмы в животе, от коих он и преставился.

— Это как? — удизился Духарев, который знал множество народа, проводившего в седле больше времени, чем на земле, но не знал никого, кто бы от этого умер.

— Да уж так! — развел руками Мышата. — Тебе лучше знать, как это бывает. Ехал-ехал человек, а потом приехал, выпил винца с приправой... Тут ему и конец.

— Полагаешь, отравили?

Мышата пожал плечами.

— И что дальше было? — спросил Духарев.

— Дальше? Остались после Романа двое малолетних сироток — Василий и Константин, которых сейчас к булгарским царевнам сватают, и овдовевшая императрица Феофано. А при них — целая прорва евнухов во главе с Иосифом-паракимоменом, это спальник по-нашему. Евнухи эти при Романе все дела решали и надеялись, что и дальше так будет. Оно и проще — при младенцах-василевсах. Может, они Романа отравили, может — Феофано, а может — вместе сговорились... Кто знает... Но, чтобы править без помех, им надо было избавиться еще от одного человека — архистратига Никифора Фоки.

— Нынешнего императора?

— Его самого. Никифора вызвали во дворец, чтобы схватить, якобы за измену, ослепить и выслать в какой-нибудь монастырь подальше. Но Никифор во дворец не пошел, а двинулся прямиком к патриарху, который отправился во дворец вместе с ним, собрал синклит и погубить Никифора не позволил. С Никифора взяли клятву, что не будет злоумышлять против малолетних василевсов, и вновь провозгласили стратигом-автократором Азии. Никифор отбыл к своей армии, но евнух Иосиф, он же не дурак — понимал, что власть его под угрозой, пока Никифор жив. И направил наш спальник доверенного человека к стратигу Иоанну Цимисхию, военачальнику немногим менее славному, чем Никифор. Посол вручил Цимисхию письмо, в котором Иосиф предлагал заковать стратига-автократора в цепи и тайно отправить в столицу. А в награду Цимисхий получит место стратига-автократора, а потом, быть может, кое-что повыше.