Зеркало, или Снова Воланд - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Малыгин cтр.№ 61

— Клянусь клыками саблезубого тигра, что больше ни разу без вашего разрешения не прикоснусь, — смиренно пропел котяра, — но уж если мне очень захочется, Петр Петрович, надеюсь, что вы не откажете своему верному слуге?

— Ладно, ладно, подлиза, — примирительно ответил «Воландин», — посмотрим на твое поведение.

Глядя на то, что теперь покоилось на мольберте, Валерий Иванович в прямом смысле слова картиной никогда бы не назвал, потому что это было не творение рук человеческих, а причудливая игра света и тени, в которой угадывались подлинное пространство и объем, живое движение воздуха. Словно кто-то, вырвав из действительности понравившийся ему пейзаж, заключил его в великолепную раму и в уменьшенном виде выставил на всеобщее обозрение. Хотя местоимение кто-то, как вы понимаете, здесь совершенно неуместно, а с полной определенностью можно было сказать, что автором так называемой картины теперь являлся сам глава могущественного ведомства.

Кот покрутил головой, потом, глядя на картину, почесал лапой за левым ухом и неожиданно обратился к «Воландину»:

— Прошу прощения за излишнюю навязчивость, но нельзя ли и мне здесь тоже следочек оставить?

— Ну что ж, попробуй, если ничего не напортишь. А что, я разве какую-то деталь упустил? — недоуменно посмотрел на свое детище «Воландин».

— Да нет, конечно, шеф, это точная копия оригинала. Я не в этом смысле говорил. Совсем не это имел в виду.

— А что же тогда?

— Ну это маленькое добавление, — хитро промурлыкал котяра и неизвестно откуда взявшимся простым карандашом написал на стене дома рядом со входом крупное слово «БЕГЕМОТ». — Ну вот теперь все!

Тут все наблюдавшие за действиями нахального кота от изумления даже пораскрывали рты, подивившись столь неприкрытой наглости, а глава могущественного ведомства даже насупил брови.

— Ну уж это слишком! Ты зачем испортил картину, негодяй? Теперь копия отличается от оригинала. Где ты видишь в действительности надпись на стене?

— Сейчас будет, мессир… Петрович, — сделал наивное выражение кот, направляясь в сторону музея, — в один момент исправим это пустяковое несоответствие.

— Стой! — грозно прикрикнул «Воландин», — никаких исправлений! Этого там только и не хватало. Сейчас вслед за тобой и всем остальным захочется в память о себе чего-нибудь понацарапать на стене и превратить приличное здание черт знает во что!

— Но я ведь первым заметил недостаток, — напыжился обидчиво кот, — и если бы не я, то, согласитесь, что справедливость не была бы восстановлена. Разве не так? Имею я право на моральное удовлетворение?

— Имеешь, — недовольно проговорил «Воландин», — но не подобным образом.

— А я больше никак не хочу, — упрямо надулся кот. — Подумаешь, всего-то одно безобидное слово! Можно, конечно, и поменьше размером…

— Согласен уменьшить в… пятьдесят раз, — отрезал «Воландин», — или вообще никак.

— Ну ладно, что с вами поделаешь, — недовольно пробурчал Бегемот, — только бы лучше не в пятьдесят, а хотя бы в сорок девять, тогда в бинокль было бы заметнее…

— Ну пусть будет в сорок девять, — согласился «Воландин» и еще раз подул на картину.

И тут же слово, уменьшившись, превратилось в едва различимую точку.

Кот попросил у Аллигарио бинокль, долго пыхтел и крутил его, всматриваясь в картину, а затем удовлетворенно сказал:

— Конечно, не как бы хотелось, но все же можно различить. Вы разрешите, Петр Петрович? — посмотрел он на того. — Определенно этот шедевр надо поместить на видное место, — и он оттащил произведение вместе с мольбертом в другой конец площадки, повернув тыльной стороной к реке. Немного отошел и покрутил по сторонам головой. — А теперь поправим и освещение, чтобы создать необходимый эффект, — при этих словах соседние фонари почти совсем погасли, а откуда-то сверху свесилась лампа, ронявшая на картину неяркий и узкий пучок света. — Вот теперь, похоже, то, что надо! А чтобы руками не лапали, нужно ограждение смастерить. Ну-ка, Галактион, помоги мне, — и они моментально натянули между краями площадки белую нетолстую веревочку с табличкой посередине: «За ограждение не заходить!». — Ну вот и порядок, теперь можно и народ подпускать! — взглянул он вопросительно на «Воландина». — А вы какого мнения, Петр Петрович?

— Я думаю, что несколько рановато. Для полноты ощущений, пожалуй, хорошая музыка здесь совсем бы не повредила.

— Отличная мысль, исключительно сильный ход! — воодушевленно поддакнул кот. — Быть может, небольшой оркестрик, человек, этак, на двадцать-двадцать пять? А?

— Ну нет, зачем же так много шума. Здесь прекрасно справится и один, к тому же если он… — не закончил фразу «Воландин» При этом он как-то загадочно улыбнулся и снова несильно ударил тростью.

И тут же по всему полукруглому периметру ограждения площадки загорелись крошечные разноцветные огоньки, придавая ей более нарядный и праздничный вид, а в самом центре появился высокий худощавый скрипач с длинными волосами в черном старомодном фраке с белым стоячим воротничком. В одной руке он удерживал скрипку, а в другой удивительно длинный смычок. Несмотря на очень слабое освещение, было заметно, что на бледном лице его проступает волнение, а глаза как-то странно и лихорадочно блестят.

Тут, наконец, хлынули и прогуливающиеся по набережной, которые, перешептываясь или негромко разговаривая, с любопытством посматривали на площадку, а «Воландин» опять ударил тростью и приветливо улыбнулся:

— Маэстро, прошу вас!

И тотчас же, закрыв глаза, музыкант решительно тряхнул головой и бросил на струны смычок, и они от восторга и нетерпения заныли, запели, застонали, а нервные тонкие пальцы в бешеном танце пустились в пляс, взрезав воздух, как молниями, звуками темпераментных мелодий.

Музыка клокотала и низвергалась из скрипки, как из волшебного фонтана, обдавая и заполняя собой все окружающее пространство. Звуков рождалось так много, что казалось, играет целый оркестр.

Никогда ничего подобного Шумилову раньше слышать не доводилось. От нахлынувших ощущений по спине и затылку у него побежали мурашки, а где-то внутри отозвался чувствительный камертон, наполняя глаза восторженной слезой.

— Не правда ли, сильные ощущения, уважаемый Валерий Иванович? — услышал он довольный голос могущественного гостя и словно очнулся.

— Совершенно необычные впечатления, Петр Петрович, — выходя из задумчивого состояния, замедленно произнес Шумилов. — Если закрыть глаза или отвернуться, то может показаться, что играют сразу несколько человек… А кто этот одержимый музыкант и вообще как можно играть в такой темноте? Ведь почти ничего не видно!..

— Как, вы все еще не поняли, любезнейший?! Редчайший случай, смотрите и запоминайте. Перед вами сам король звука со своей знаменитой «пушкой» дель Джезу работы Гварнери. Собственной персоной. Никколо Паганини!.. И нет ничего удивительного для человека, который все детство по десять-двенадцать часов подряд играл в кромешной темноте, в чулане, куда его запирал отец и бдительно следил, чтобы тот играл непрерывно. Мысль становилась музыкой, а музыка мыслью. Карой за малейшее непослушание было лишение еды.