— А что такое?
— Ты еще МЕНЯ «бараном» назови! Это к разговору за «стадо».
— Хм… Извиняйте, граждане! — Дмитрий покаянно сложил ладони на груди. — Я в ваших коллективах человек новый, в местных придворных этикетах покамест слабо разбирающийся. Хотя… Согласитесь, Олег Петрович, что один баран в этой теме все-таки присутствует? Гордеев его фамилиё. За которым, как теперь выясняется, пастух — в образе и подобии Павла Тимофеевича — недоглядел.
— Жену поучи — щи варить! — не сдержавшись, показал клыки Бажанов.
Умеряя боевой пыл собравшихся, Брюнет по-отечески потрепал Петрухина за плечо и попросил:
— В самом деле, Борисыч! Звук малость приглуши, а то слишком много шуму от тебя.
— Лучше я его полностью выключу, — с готовностью «успокоил» Дмитрий и демонстративно вернулся к поглощению шашлыка из свежезаваленного барашка.
— Хорошо, — подвел промежуточную черту Виктор Альбертович. — Будем считать, что с мотивацией худо-бедно разобрались. Людя́м и в самом деле порой свойственно ошибаться. Особенно когда их чувства задеты и оскорблены. Но меня волнует другой вопрос.
— И какой же?
— Что мы станем делать с этим, как метко выразился Дмитрий Борисович, «бараном»? Сразу озвучу свою позицию: крови не хочу, но справедливости жажду.
* * *
— То есть ты, Витя, по-прежнему склоняешься к мысли, что в случае с Гордеевым имела место быть классика из серии «Услужливый дурак опаснее врага»? — взялся расставить точки над «ё» Петрухин.
— Я, Борисыч, давно приучил себя к тому, чтобы опосля первого впечатления не спешить ни к чему склоняться. Даже к сожительству.
— Мудро. Глыбко.
— Да ладно, на нобелевку едино не тянет. Опять же, ты не замечаешь, что в последнее время все мы как-то неприлично страдаем дилетантизмом?
— То есть? Разжуй, будь ласка?
— А тут и «жувать» нечего. Отчего-то, куда ни копни, за что ни возьмись — всё у нас «жигули» выходят: что в Тольятти, что на проспекте Добролюбова, — взялся вслух философствовать Брюнет. — А касаемо услужливого дурака… Помнится, лет эдак восемь назад подвизался у нас в коллективе на шестых ролях схожий даунито. Прикинь! По личной инициативе зарезал любовницу босса, узнав, что та боссу изменила. Типа, вступился за его мужское достоинство.
— Лихо. И чего потом?
— А потом, на то, чтобы убедить ментов в том, что босс не являлся заказчиком убийства, было потрачено примерно двадцать штук. Баксов.
— А что стало с даунито?
— Его зарезали бесплатно.
— Экие ты истории, да еще на ночь рассказываешь.
— Так ведь, пока до дому доберемся, все едино утро будет.
— Тоже верно. Слухай, Витя, я вот чего меркую: возможно, люди Тараса и в самом деле сейчас активно ищут, а возможно даже, и сыщут Гордея. Но ведь и нам негоже на жопе ровно сидеть? Лично я бы с большим удовольствием пообщался с сим персонажом «до», а не «после» того, как с ним проведет профилактическую беседу Олег Петрович.
— У тебя есть какие-то конкретные предложения? — оживился Голубков. — В части: где и как сыскать?
— Исходя из того, что в ДТП с Яной имели место быть тяжкие телесные, сей эпизод гайцы должны автоматически перекинуть территориальному уголовному розыску. А те, соответственно, отработать и возбудиться.
— Так-так! Ну и?
— Вот я и гадаю: а что, если ларчик открывается просто? И в данный момент Гордея не могут сыскать лишь по той причине, что он элементарно задержан по подозрению?
— Хм… Резонно… Мыслишь подключить для отработки этой версии связи Комарова в Главке? А что, нехай старик в кои-то веки тряхнет стариной?
— «Только не это, только не это, только не это, шеф!» — смешно спародировал мультяшного Джулико-Бандитто Петрухин. — Иваныч пребывает в такой стадии обветшалости организма, что его лучше лишний раз не трясти. Я имел честь наблюдать его на корпоративе.
— И?
— Похоже, мы теряем старика. Как сказал товарищ Градский, ничто на земле, а в первую очередь — алкоголизм, не проходит бесследно.
— Есть такое дело, — тяжко вздохнул Виктор Альбертович. — Ты бы видел, в каком состоянии он в четверг приперся на расширенное заседание правления. У-у-у!.. Ладно, с Комаровым будем что-то решать. Но если не он — тогда кто?
— Предлагаю вариант с Пономаренко. С коим, как выяснилось, вы, оказывается, «вась-вась».
— Да какое там «вась-вась»? Всего лишь «баксь-баксь».
— Так это еще эффективнее, дружище!
Виктор Альбертович поразмышлял немного, а потом сдался:
— Хорошо, с утреца позвони ему и озвучь проблему.
— Боюсь, может начать выкобениваться, — с сомнением покачал головой Петрухин. — Все ж таки — цельный полковник.
— Если начнет — сошлись на меня. И он сразу перестанет.
— Хм… А с вами приятно вести дела, господин директор.
— С вами тоже, господин инспектор, — расхохотался Брюнет. А в следующую секунду пихнул руку во внутренний карман, выуживая из оного разродившийся трелью навороченный понтярский «Vertu» в корпусе с платиновым напылением.
Телефонный разговор получился недолгим. Большую часть времени Виктор Альбертович внимательно слушал невидимого собеседника, изредка вбрасывая в мобильный эфир лаконичные ремарки: «да», «любопытно, очень любопытно», «а цена вопроса?», «а есть и такая возможность?», «согласен, дельно, но желательно — не запредельно», «хорошо, постоянно держи меня в курсе», «да какой там сон? в гробах отоспимся», «ОК!»…
— Это ж кому, окромя таких идиотов, как мы с тобой, не спится в ночь глухую? Да еще и в ночь с субботы на воскресенье? — заинтригованно поинтересовался Петрухин по окончании трудно поддающейся анализу, потому как в «одну калитку», телефонной беседы.
— Боря Ионов отзвонился.
— Ионов? Это который совладелец «Квадриги»? Племянник нашего депутута?
— Он самый.
— И чего он от тебя хотел? С первой зорькой?
— Да это не Борис, это как раз я возжелал, — признался Виктор Альбертович. — Попросил, чтобы его «квадриганы» на время нашего ночного привата возле «Родничка» постояли, жалами поводили.
Петрухин удивленно выпучился на Брюнета:
— Хочешь сказать, все это время по соседству тусовались парни из «Квадриги»?
— Именно.
— Да ты гонишь, Витя! Я ж там самолично и загодя поляну осмотрел, на предмет разного рода неожиданностей. И ничего такого не…
— Значит, парни не зря свой хлеб едят, — рассмеялся Голубков. — Значит, и Ионов обратно не соврал, что выставит лучших людей… Так что, Борисыч, как ни крути, но этой ночью и ты обмишурился чуток. И на оперуху бывает проруха.