— И не думай! — горячо возразила Вика. — Садись на автобус, третья остановка. Уверяю тебя, он сидит и ждет!
«Только вот кого, меня или тебя?» — про себя спросила Татьяна, но, разумеется, не стала говорить этого при Сергее. Толстяк и без того понял, о ком идет речь, да еще и Вика успела ему что-то нашептать в коридоре. Как бы невзначай он прислонился спиной к дверному косяку, загородив Татьяне выход.
— Вот что, девки, я вам скажу… — Заход предвещал длинную мужскую лекцию. Вика сморщила нос и заговорщически подмигнула Татьяне. — Вас, дурех, обвел вокруг пальца развратный старик. Как педофил пятилетнему ребенку, показал карамельку на палочке и заманил в подвал. Потом-то вы поняли, что к чему, а уже поздно: нормального мужика вовремя не получили, детей завести не смогли, все, что он вам показал, принадлежит ему, а вам только было дозволено попользоваться. Вам обидно и стыдно, и вы начинаете выдумывать оправдания ему и себе. «Он меня любит» — а какая любовь с такой разницей в возрасте? Что у вас общего, кроме постели два раза в месяц? «Он меня жизни научил»…
Надо было видеть, какое лицо сделалось у Вики! Два лимона, банка горчицы, пепельница окурков, принимать солдатскими половниками, пока не вырвет, — вот примерно такое лицо.
— ..Но какой, к хренам, жизни он мог вас научить, если свою жизнь прожил при совке?! — разошелся Сергей. — Это все равно что мой прадедушка-крестьянин стал бы меня учить, с какой стороны в машину лошадь запрягается… «Он талантливый» — да, тут я согласен, но какое отношение это имеет к вам? Нужен вам талант — читайте его книжки… Что там еще из твоего дежурного набора? — Он взглядом прожег и без того сжавшуюся на табуретке Вику. — «Ах, с ним было так интересно, а мальчики-ровесники в тот момент еще не созрели»?! Так ты бы шла за интересным к папе-профессору, а трахаться — к мальчикам-ровесникам, что тоже очень интересно.
И не было бы у тебя от его гнилого семени выкидыша и бесплодия!
Татьяна вскочила и, оттолкнув стоявшего на пути толстяка, с горящим лицом кинулась в прихожую. В ногах путался кудлатый рыжий пес. Крутя головку незнакомого замка, она расслышала из кухни:
— Это я для нее говорил. Не обижайся.
— Знаю, — спокойным голосом ответила мужу Вика.
Уже на улице Татьяна вспомнила, что не взяла вещицу для легкого отворота, и не особенно расстроилась. Зато оставила почти все свои обиды на Вику.
В сумочке лежало нечто более материальное, чем все ведовство бабы Паши. Но о завещании Татьяна приказала себе не думать.
ПРОДОЛЖИМ НАШИ ИГРЫ
И терпентин на что-нибудь полезен.
КОЗЬМА ПРУТКОВ
Тарковский. Ночь на 27 ноября. За три недели до выборов
После пляжей Майами хмурая Москва вызывала отвращение. Ныряя из аэропортовских дверей в машину, из машины — в подъезд, Виктор Саулович ухитрился схватить насморк. Или это была аллергия на Родину? Сопли текли ручьем, патентованные мази и капли помогали на какие-нибудь полчаса. Вдобавок он чересчур долго спал в самолете, а впереди была еще целая ночь, которая в Америке — день, и Виктор Саулович маялся бессонницей. Он капризничал, кутался в плед, терзал пульт дистанционного управления кондиционером и все никак не мог подобрать комфортную температуру: то духота, то холод, и холод-то мерзкий, так и бьет по суставам. Б-р-р!
Валя порхала на цыпочках, заваривала цветочный чай от простуды, но Виктор Саулович находил, к чему придраться: почему — на цыпочках, в доме покойник, что ли? Почему ложечкой звякает? Зачем сахару положила, разве он просил?
Еще в Майами он понял, что Валя ему попросту надоела и пора устроить ей день птиц: распахнуть золотую клетку, и пускай себе порхает. Останавливала Тарковского только лень: новой птичке пришлось бы заново объяснять, где что лежит и какие у хозяина привычки. Наташу он был вынужден отлучить от тела и на время перевести в филиал. Конспигация, батенька, как любит говорить опять же Наташа. Виктор Саулович вплотную подобрался к писателю Кадышеву и не хотел, чтобы дело сорвалось из-за ерунды: а ну как он узнает, у кого работает любимая внучатая племянница?
Тут Виктор Саулович понял причину своей хандры: писака! Будь он сам на месте Кадышева, ударил бы именно сейчас, накануне выборов, и не через ментовку, а через прессу. Резонанс обеспечен: сначала тиснут компромат, и все агентства подхватят; потом второй круг: будут писать, как Виктора Сауловича выгоняют с купленного места в партийном списке, а это, надо полагать, не однодневная процедура. После такого взрыва от ментовки не откупишься… Где Шишкин? Почему не встретил хозяина — нечем похвастаться? Да нет, кагэбэшный лис не из тех, кто откладывает на завтра то, что можно получить на орехи сегодня. Просто Тарковский поздно прилетел, вот и вся причина.
Виктор Саулович понял, что не заснет, пока не узнает, как подвигаются дела с Кадышевым.
— Вызови-ка мне Шишкина, — скомандовал он притихшей Вале. — Разбудим его, а то взял моду — хозяина не встречать.
— Так он уже едет. Полчаса назад звонил на мой телефон: как Виктор Саулыч, не спит ли?..
— Так что ж ты молчала, курица?! — встрепенулся Тарковский. — У него что-нибудь срочное?
— Я спрашивала. А он так загадочно: «И да, и нет…»
Виктор Саулович настолько разволновался, что сел ждать кокну. Позвонить Шишкину в машину? Нет, только нервы портить: кагэбэшник все равно ничего не скажет по телефону.
Шишкинский «СААБ» подкатил к подъезду минут через десять.
— А сделай-ка нам. Валя, закусочку, — в порыве внезапной симпатии к шефу отдела безопасности приказал Тарковский. Наверняка мужик не из дому едет. Бьется по хозяйским делам, и надо его немного приблизить, чтобы видел: не задаром старается.
Когда Шишкин вошел, его непроницаемая физиономия кагэбэшного лиса сразу же остудила благой порыв Тарковского. Алис еще и тянул резину:
— Приветствую, Виктор Саулович. Как отдохнули, Виктор Саулович?
— С вами отдохнешь, — буркнул Тарковский. Шишкин прекрасно знал, что в Майами он работал. Хотя, конечно, как сказать: не у станка стоял. Пожить в пятизвездочном отеле, поглядеть, как манекенщицы крутят бедрами, подписать два десятка типовых бумажек, где меняются только суммы, а прочее знаешь наизусть — в понимании того же Шишкина это едва ли работа… — Докладывай! — Он кивком пригласил Шишкина сесть. — Нет, скажи сразу: он — это он?
— Прослушки боитесь? — удивился Шишкин. — Зря, мы за час до вашего приезда все просканировали.
— Просто оговорился. С тобой я ничего не боюсь Никита Васильич, — польстил начальнику отдела безопасности Тарковский. — Повторяю вопрос: Кадышев — это Умник?
— С девяностопроцентной вероятностью.
— Объясни, — потребовал Тарковский. — Перед моим отъездом ты считал, что вероятность фифти-фифти. Что ты там накопал новенького и когда скажешь точно?