Волки на переломе зимы - читать онлайн книгу. Автор: Энн Райс cтр.№ 10

Ройбен промолчал. Украдкой поглядывая на Феликса, он успел заметить, с какой любовью тот смотрел на этих мраморных стражей. А сам подумал, что да, «сие же есть жизнь вечная», а я еще и шага не сделал к знанию… Зато он знал, что любит Феликса, что Феликс – это свет, озаряющий ему путь, что Феликс – это учитель в той школе, куда его угораздило попасть.

– Давным-давно, – сказал Феликс, – у меня был в Европе замечательный дом. – Он умолк, и на его лицо, обычно веселое и живое, набежала тень, оно сделалось чуть ли не мрачным. – Ройбен, ты ведь понимаешь, что на самом деле нас убивает, да? Не раны, не моровые поветрия, а само бессмертие. – Он снова приостановился. – Ты, Ройбен, сейчас живешь в благословенное время, которое будет длиться до тех пор, пока не уйдут все, кого ты любишь, пока на земле живет твое поколение. Вот тогда-то для тебя начнется бессмертие. Пройдет много веков, а ты будешь помнить это Рождество и твою любимую семью – и всех нас, собравшихся в этом доме. – Он умолк, подобрался и, прежде чем Ройбен успел что-то ответить, почти нетерпеливым жестом предложил ему выйти.

– Значит, Феликс, в первое время бывает легче всего?

– Нет. Не всегда. Не у всех оказывается такая прекрасная родня, как у тебя. – Он немного помолчал. – Ты ведь признался своему брату Джиму, верно? Я имею в виду, что он знает, кто ты такой и что мы все собой представляем.

– Феликс, это была исповедь, – ответил Ройбен. – Мне казалось, что я говорил вам. Хотя, возможно, и не говорил. Но это было на исповеди, а мой брат из тех католических священников, которые скорее умрут, но не раскроют никому того, что услышали в исповедальне. Но ведь вы и сами это знаете.

– Это я почувствовал с первого нашего знакомства, – сказал Феликс. – И остальные, конечно, тоже. Мы чувствуем тех людей, которые знают о нас. Ты и сам через некоторое время научишься этому. Мне кажется, просто замечательно, что у тебя оказалась такая возможность. – Он ненадолго задумался. – Моя жизнь была совсем иной. Впрочем, сейчас не время для подобных историй.

– Феликс, вы и вы все должны верить, что Джим ни за что…

– Мой мальчик, неужели ты думаешь, что кто-нибудь из нас может причинить зло твоему брату? – Некоторое время они шли в молчании, но, когда почти дошли до лестницы, Феликс приобнял Ройбена за плечи и остановился, опустив голову.

– Феликс, в чем дело? – спросил Ройбен. Он хотел каким-то образом объяснить Феликсу, как много тот значит для него, ответить ему словами, столь же теплыми, как те, которые слышал от Феликса.

– Не нужно бояться того, что будет с Лаурой, – сказал Феликс. – У нас ничего не продолжается вечно, так лишь кажется. А вот когда перестает казаться… что ж, тогда-то мы и начинаем умирать. – Он нахмурился. – Я имел в виду совсем не это. Я хотел сказать…

– Понимаю, – перебил его Ройбен. – Вы хотели сказать одно, а получилось совсем другое.

Феликс кивнул.

Ройбен взглянул ему в глаза.

– Мне кажется, я знаю, что вы имели в виду. Вы имели в виду: цени свою боль.

– Что ж, возможно, я действительно хотел сказать что-то в этом роде. Цени свою боль, цени то, что у тебя связано с Лаурой, в том числе и свой страх за нее. Цени то, что может случиться, в том числе и неудачу. Цени все это, потому что если мы не живем настоящей жизнью, если мы не проживаем ее со всей возможной полнотой год за годом, век за веком, то… то тогда мы умираем.

Ройбен кивнул.

– Потому-то в подвале столько лет все еще хранятся эти статуи. Потому-то я привез их сюда с родины. Потому я построил этот дом. Потому я вернулся под эту крышу, а вы с Лаурой оказались для меня путеводным огнем! Вы с Лаурой и обещание того, что вы собой представляете. Хм-м-м… Ройбен, я не столь одарен по части риторики, как ты. У меня получается, что мне позарез необходимо, чтобы вы любили друг дружку. Это не так. И сказать я хотел совсем не это. Я подошел к огню, чтобы погреть руки и восхититься им. Вот и все.

Ройбен улыбнулся.

– Феликс, я вас люблю, – заявил он. Сказал без какой-либо аффектации в голосе или во взгляде, но с глубоким и благотворным убеждением, убеждением в том, что его поняли и что слов больше, пожалуй что, не нужно.

Встретившись взглядами, они действительно завершили этот разговор без слов.

Поднялись по ступеням.

Маргон и Стюарт, сидя за обеденным столом, продолжали свои занятия. Стюарт пытался убедить собеседника в глупости и никчемности ритуалов, а Маргон довольно вяло возражал, что Стюарт, дескать, нарочно строит из себя зануду, как будто спорит с матерью или учителем из своей прежней школы. Стюарт ехидно посмеивался, а Маргон сдержанно улыбался.

В зал вошел Сергей, русоволосый великан с сияющими голубыми глазами. Его одежда промокла под дождем, он с ног до головы был обляпан мокрой глиной, в волосах застряла лиственная труха. Он весь лучился здоровьем, но при этом казался слегка ошарашенным. Они с Феликсом молча переглянулись, а у Ройбена по всему телу пробежала странная дрожь. Сергей пришел с охоты, Сергей этой ночью был Человеком-волком, в нем сейчас кипела кровь. И это знала кровь и Ройбена, и Феликса. Стюарт тоже это почувствовал; он взглянул на вошедшего и с восторгом, и, похоже, с обидой и снова повернулся к Маргону.

Ну, а Маргон и Феликс просто вернулись к своим делам.

Сергей прошествовал в кухню.

А Ройбен взял ноутбук и пристроился у огня, чтобы хоть немного разобраться в христианских и языческих обычаях, связанных с солнцеворотом, и, возможно, начать статью для «Обсервера». Билли, главный редактор, звонила ему чуть ли не через день. Она требовала от него материалов. По ее словам, их ждали читатели. А ему хотелось проникнуться на подступах к Рождеству разными подходами, как позитивными, так и негативными, попытаться понять, почему мы так не уверены и в одном, и в другом, почему в Рождество старинные традиции подчас волнуют нас ничуть не меньше, чем денежные траты и походы по магазинам, и, чем черт ни шутит, отыскать путь для того, чтобы освежить и оживить у людей восприятие Рождества. Его радовало, что в голову стало приходить что-то, не связанное со старыми циничными шаблонами.

Тут он сообразил кое-что еще. Он понял, что пытается найти способ передать то, что стало ему только что известно, и не выдать при этом тайну того, как это случилось, и каким образом самопознание так резко изменило его самого.

– Так оно теперь и будет, – чуть слышно прошептал он. – Да, я буду стремиться открыть то, что мне известно, но меня все время что-то будет сдерживать. – Но, даже несмотря на это, он хотел чем-то занять себя. Рождественские традиции, дух Рождества, отзвуки Солнцеворота…

Два часа ночи.

Весь дом спал.

Ройбен в тапочках и толстом шерстяном халате спустился по лестнице.

Жан-Пьер, часто бравший на себя ночное дежурство, спал у кухонного столика, положив голову на руки.