Весь этот косметический хлам моей сестры стоит столько, что на эти деньги смогла бы прожить сотня детей в Африке. И на те деньги, которые я трачу на книги, конечно, тоже. Но я, по крайней мере, читаю свои книги и люблю их. А Карли, наоборот, только размалевывает себя, как клоун в цирке, а перед тем как выйти из дома, снова стирает раскраску с лица.
Недавно она объяснила мне, что ищет свой стиль. Что это значит, я точно не знаю. Думаю, на самом деле она хочет изменить этот свой «стиль». Когда Карли не накрашена, она выглядит просто серенькой мышкой. И конечно, очень хочет с этим бороться.
Лично я просто вообще не понимаю, зачем нужна вся эта раскраска. Мне, правда, никогда еще не приходилось целоваться с девушками, но если бы уж приспичило, то я поискал бы такую, у которой на лице нет никакой косметики. Наверняка это ужасно противно — пробовать на вкус красную жирную помаду! Но может быть, девушки стирают ее с губ перед поцелуем. В фильмах они этого не делают, но в фильмах многое не так, как в жизни. Например, там почти никто не ходит в туалет.
Где Шустрик?
Рассказывает Шустрик
Дело было так. В понедельник папа сказал мне: «Шустрик, в субботу с утра мы с тобой поедем в супермаркет!»
Он знает, что я очень люблю ездить в супермаркет. В среду я спросил его, купит ли он мне в субботу попкорн, и чупа-чупс, и жевательных змеек.
— Ну конечно, Шустрик, — сказал папа. — Мы набьем покупками две больших тележки! Положим туда все, что ты захочешь!
Утром в субботу я встал очень рано. Из-за супермаркета. Чтобы мы смогли поскорее поехать и чтобы на парковке еще были свободные места. Когда мы туда ездили последний раз, папе и маме пришлось тащить полные сумки через всю стоянку, и у двух сумок оторвались ручки. Папа ругался, что все эти вещи нам, само собой, просто вообще не нужны, а мама ругалась, что папа не должен ругаться, ведь именно он и пихал все в тележку, «как сумасшедший». И что она, само собой, просто вообще ненавидит супермаркеты!
Ани и Карли ушли в школу, а я уже был полностью готов. Хотя обычно люблю в субботу поспать подольше, потому что мне не надо идти в школу. В моей школе в субботу не учатся.
Я сказал маме, что можно ехать. Но мама захотела принять душ. А на ванне была грязь. Она осталась после того, как там мылся папа. Мама стала ждать, пока папа отчистит ванну. Продолжалось это очень долго. Потом папа пошел на кухню. Начал вынимать из посудомойки чистую посуду и порезал себе пальцы. Потому что в посудомойке были осколки стекла. От бокалов для вина, которые нельзя в нее ставить. Мама часто говорила об этом папе, но он с трудом запоминает такие вещи. Потом мама с папой начали ссориться. Потому что мама еще раз вымыла руками всю посуду, которую папа вынул из посудомойки. И объяснила, что на них могли остаться крохотные осколки стекла! Если они попадут в желудок, то будет язва. Папа не поверил и сказал, что у него язва будет от споров и ссор.
Я подумал, что, пока папа и мама ссорятся, я успею доделать рисунок, который нам задали в школе. Но у меня все время ломался красный карандаш, и я никак не мог его наточить. Тогда я пошел в комнату Карли. У нее много цветных карандашей в большой жестянке. Она стояла на самом верху на полке, а рядом с ней — открытая бутылка с тушью. Только мне эту бутылку не было видно. Чтобы достать жестянку с карандашами, пришлось подпрыгивать. Я задел бутылку с тушью, и она опрокинулась. Зеленая тушь вытекла и стала капать вниз. На книги, на тетрадки и на всякий хлам.
Тогда я по-быстрому вышел из комнаты. Моя сестра, само собой, вообще строго-настрого запретила мне заходить к ней в комнату, когда ее нет дома. Я надеялся, Карли поверит, будто тушь упала сама. И, само собой, она вообще-то сама виновата, потому что бутылки с тушью обязательно нужно закрывать!
Я пошел на кухню. Хотел сказать папе, что мне нужно купить в супермаркете еще и новые цветные карандаши. А папа вдруг заявил, что вовсе и не обещал поехать со мной в супермаркет. Он, видите ли, абсолютно ничего об этом не помнит! Да ему и не хочется туда ехать! У нас, само собой, вообще-то и так есть все, что нужно, но мы просто свихнулись на потреблении!
А мама сказала, чтобы я оставил их в покое и шел в свою комнату. И чтоб не надоедал, а доделывал рисунок!
«Нужно держать свои обещания», — сказал я им. А они даже не слушали. Ну уж такой подлости я им не прощу! По понедельникам в школе все другие дети всегда рассказывают, что они делали в субботу и в воскресенье вместе с родителями. Как занимались самыми распрекрасными вещами. А я только и могу сказать, что папы не было дома, мама вязала, а мне было скучно!
Для меня ни у кого никогда нет времени, все так и норовят спихнуть меня друг другу. Никто не хочет за мной присматривать. Никто, кроме Бабушки. Она радуется, когда я приезжаю к ней. Или она ко мне. Поэтому я бы очень хотел, чтобы Бабушка жила с нами. Но она говорит, это невозможно. Потому что папа совершенно точно не захочет. И еще потому, что ей нравится жить в собственной квартире и спать в собственной кровати. А приезжать к нам в середине дня и вечером снова ехать домой — с этим Бабушка не справится. Для нее это слишком долгий путь.
В ту субботу, когда папа и мама были такие супергадкие, у меня лопнуло терпение! Я решил переехать к Бабушке. Навсегда! Ничего, что до школы далеко, я справлюсь!
Но я решил дать маме и папе еще один шанс. Если кто-нибудь из них придет ко мне в комнату, прежде чем я уложу свои вещи, то я останусь.
Я достал из шкафа рюкзак, положил туда свои любимые комиксы, и плюшевого медвежонка, и еще плеер. Я собрал портфель и свободные места в нем заполнил деталями от «Лего». А мама и папа так и не пришли и не сказали: «Прости нас, пожалуйста, теперь мы все-таки едем в супермаркет».
Я закинул рюкзак за спину, через плечо повесил гитару, взял портфель в одну руку, а радиоуправляемую машину — в другую. В карман джинсов я сунул несколько жвачек. Потом вышел в прихожую и немного постоял там, но ссора на кухне не прекращалась. Я вышел из дома и с громким стуком захлопнул за собой дверь.
Пока шел до перекрестка, три раза оглянулся — не идет ли за мной мама или папа. Но никого не было, кроме фрау Майзенгайер и ее собаки Мопси. Фрау Майзенгайер засмеялась, увидев меня, и спросила, далеко ли я собрался. Я сказал, что далеко. Она снова засмеялась и потянула Мопси к уличному фонарю, потому что он писает только около фонарей. Потом я еще встретил фрау Примил и хотел спросить ее, на каких трамваях надо ехать к Бабушке и где нужно пересаживаться. Я ведь этого не знал. К Бабушке я всегда ездил с мамой или папой на машине. Но фрау Примил сказала мне только: «Привет, Шустрик», — и пошла дальше.