Я попросил Юру перевести мою «пламенную» речь. Да так, чтобы все сарбозы слышали.
После того как Юра озвучил последнюю фразу, Гарифулла утвердительно закивал головой, давая тем самым понять, что он все отлично понял.
За все то время, что я общался с Гарифуллой, «Седой полковник» не проронил ни слова. Но белизна с его лица заметно спала. Стало быть, оклемался господин инспектирующий. Ну и слава богу.
Когда уже уезжали из батальона, «Седой полковник» наконец-то ожил. Обращаясь к комбату, он сказал:
– Майор, у вас осталось очень мало времени, чтобы навести порядок в подразделении. Смотрите, не упустите и его.
Когда ехали по городу, «Седой полковник» ни с того ни с сего вдруг заявил:
– Анатолий, тебе нужно было идти служить замполитом в армию, а не в милицию. Вон как красиво говоришь. Еще бы немного, и твой муртузей Гарифулла, наверно, расплакался бы.
– Да не мой он муртузей, товарищ полковник, а наш. И все они наши. Я вот все думаю, как они без нас потом жить-то будут. Ведь перережут их всех «духи», однозначно.
Дальше ехали молча, думая каждый о своем. Уже подъезжая к «Компайну», «Седой полковник» вдруг спросил:
– Анатолий, у тебя найдется что-нибудь выпить?
Я прикинул, что у нас могло остаться по сусекам после вчерашнего гужбана. Скорее всего, ничего. Но огорчать полковника мне не хотелось.
– Сообразим чего-нибудь, товарищ полковник. Заодно посмотрите, где и как мы живем.
Пока Юра показывал «Седому полковнику» нашу достопримечательность – баню, я сбегал к «Сизому носу». Он человек непьющий, но водяра, а порой даже и коньячок, у него всегда водились. Для таких вот неординарных случаев. Я коротко объяснил ему сложившуюся ситуацию. И он правильно ее оценил, пригласив меня и «Седого полковника» к себе на виллу.
Пузырек водки, под тушенку и соленые огурцы, мы уговорили за один присест. «Сизый нос» намекнул, что, мол, готов поставить на стол еще одну бутылку водки, но «Седой полковник» отказался, мотивируя это тем, что сегодня вечером ему идти с докладом к Варенникову, и поэтому он должен быть в норме.
Не знаю почему, но я вдруг спросил у «Седого полковника», давно ли он знает генерала.
– Да уж давненько, – задумчиво произнес он.
– А откуда он вообще взялся, этот Варенников? Когда я пятнадцать лет тому назад срочную служил, ничего о нем и не слыхал.
– Когда ты, Анатолий, срочную служил, он уже в генералах ходил. А с Великой Отечественной он в звании капитана пришел. Вот скажи мне, ты знаешь о том, что за событие произошло 24 июня 1945 года?
– Ну-у, это-то я знаю. Парад Победы был, на Красной площади.
– Точно! Парад Победы! А вот скажи, кто нес самое главное знамя Победы на том параде?
– А вот этого я не знаю.
– А-а! Вот то-то и оно, что не знаешь. А нес это знамя тот самый капитан Варенников, который сейчас генерал армии. Так-то вот. Видишь, с какими людьми ты здесь, в Афгане, повстречался. Цени это.
В отличие от нас двоих «Седой полковник» был человеком курящим. Уже собираясь отъезжать, он решил выкурить свою цигарку, и мы еще минут пятнадцать стояли около виллы «Сизого носа», ведя разговор на житейские темы.
Недалеко от нас лежал огромный белый пес неизвестно какой породы. Этот пес еще щенком приблудился в «Компайн», да так там и прижился, облюбовав виллу старшего военного советника. За его несносный характер и злобность дали ему кличку «Гульбеддин». Пес добродушно относился к советникам, но только в том случае, если они были в форме. Гражданских лиц он не признавал, а афганцев вообще органически не переваривал, сопровождая неистовым лаем каждое их появление в «Компайне».
Но кроме афганцев был у «Гульбеддина» еще один закоренелый враг – рыжий петух, по прозвищу «Душман». В свое время «Гульбеддин» имел неосторожность загрызть курицу, случайно забредшую на охраняемую им территорию. А курица та была любимой женой «Душмана». Вот с того дня петух и возненавидел «Гульбеддина». Он ежедневно приходил к его двору и в качестве моральной компенсации за понесенную утрату нагло залезал в миску с едой и своими грязными лапищами начинал разбрасывать собачьи харчи по сторонам. «Гульбеддину» до соплей было обидно, что какой-то петух не только нарушает его суверенитет, но, ко всему прочему, еще и оставляет без обеда.
И вот тут начиналось действо, на которое все советники ходили, как на цирковое представление. «Гульбеддин» с лаем бросался на наглого петуха, но тот подлетал в воздух, запрыгивал псу на спину и начинал клевать его прямо в темечко. Всем зрителям смешно, только одному «Гульбеддину» не до смеха. Он начинал крутиться волчком, пытаясь сбросить ненавистного врага со своей спины. Да не тут-то было.
Вот и сейчас на горизонте появился «Душман». Выписывая кренделя и поворачиваясь то одним, то другим боком, он стал медленно приближаться к собачьей миске. Через минуту представление началось. «Седой полковник», видевший эту сцену впервые, досмеялся до слез.
Потом, повернувшись в мою сторону, сказал:
– Анатолий, это ты сегодня в муртузеевском батальоне.
Стало быть, «Седому полковнику» водка пошла на пользу, коли он так быстро перевел на юморные рельсы сегодняшнюю весьма непростую ситуацию.
И это хорошо.
Первый блин комом
25 декабря – джума. Однако выходной день в очередной раз накрылся медным тазом.
В шесть утра все обитатели 13-й виллы уже проснулись, но покидать свои теплые кровати не спешили. Ждали сигнала, который через канал связи взвода охраны «Компайна» должен был поступить в наш адрес из штаба Бригады. С получением этого сигнала я с Юрой должен был выехать в сторону «Майдана» и дальше действовать согласно ранее утвержденному плану.
В соответствии с планом проведения операции именно сегодня должен был начаться ее второй этап, суть которого заключалась в выводе афганских подразделений на боевые позиции постов второго пояса обороны.
Сигнал поступил с опозданием на целый час. Быстро перекусили. Бриться не стали – плохая примета. В связи с моим отъездом Михалыч остался за самого главного по вилле и, в целом, по коллективу царандоевских советников. Побросав в «таблетку» автоматы, броники и все, что в таких случаях полагается, выехали за ворота «Компайна».
В такую рань даже афганцы старались воздерживаться от поездок на своих «бурубухайках», дожидаясь, пока шурави не выставят на дорогах посты сопровождения. На то были серьезные основания. На протяжении нескольких километров дорога на «Майдан» проходила через заросшую камышом заболоченную низину. Камыш почти вплотную подступал к дороге, что создавало идеальные условия «духам» для ее минирования. Чуть ли не ежедневно на этом участке дороги саперы находили противотанковые мины и фугасы. Извлекать их было крайне опасно, поскольку при минировании дорог «духи» имели дурную привычку устанавливать всякие «сюрпризы». Вот и подрывали их наши саперы прямо на месте, вместе с дорожным полотном. По этой причине дорога была основательно разрушена, и восстанавливать ее никто не собирался. Отмечались, правда, единичные случаи, когда афганцы сами засыпали особо глубокие воронки камнями и землей. Но через пару-тройку дней в них вновь обнаруживались фугасы, и все повторялось заново.