Разговор закончился далеко за полночь. Когда Ирайр спустился в свою комнату, его чувства пребывали в крайне расстроенном состоянии. Дед сильно поколебал его уверенность в том, что на самом деле произошло на Шани Эмур. И что решение, которое он принял, по-прежнему верное и точное. Но согласиться, что смерть князя Диего всего лишь дешевый трюк, он тоже не мог. Ирайр не менее десятка раз просматривал запись того, что произошло в зале Президиума Высшего совета обороны Шани Эмур. Как оказалось, запись сделали едва ли не в каждом доме Шани Эмур. И многие шаниэмурцы снова и снова возвращались к ней, ужасаясь и благодаря, размышляя и молясь, негодуя и вознося хвалу. И он мог бы дать руку на отсечение, что там действительно произошло нечто чудовищное, что просто не в силах понять не слишком развитый разум обычного человека. Даже если тот считает себя умным, образованным и способным мыслить…
И еще Ирайр решил: если об этом не зайдет разговор, он не скажет деду, что собрался на Игил Лайм.
На следующий день после завтрака Ирайр взял из конюшни Бретера и, выехав со двора, пустил его легкой рысью. Бретер был уже немолод (ну еще бы, именно Бретер был его первым скакуном, заменившим пони), поэтому мили через полторы он сам перешел на шаг. Но Ирайр не стал его понукать, а просто, покачиваясь в седле, неторопливо проехал по липовой алее, потом вдоль прудов, а затем, обогнув ольховую рощу, направил Бретера обратно к дому. На душе было как-то неспокойно. И он решил, что, пожалуй, не будет ждать, пока ему исполнится сорок, тридцать или даже двадцать пять лет, а отправится на Игил Лайм поскорее. Хотя бы через неделю. Он грустно усмехнулся. Долго попритворяться, что можно вернуть времена покоя и беззаботности, так и не удалось…
Когда он вернулся в дом, тот оказался наполнен топотом и гомоном. Приехали гости. А он совсем уже позабыл о тетушке и ее дочерях. Впрочем, девочки были вполне себе ничего. Старшей исполнилось двадцать два, а младшей — девятнадцать. Так что девчонки были в самом соку. И Ирайр отчего-то даже обрадовался. Не столько компании, сколько возможности задвинуть куда подальше все эти тягомотные и неподъемные мысли и проблемы и дать голове отдохнуть. Хотя бы пару дней…
Потом был обед и благопристойные разговоры. Затем Ирайр показывал родственницам оранжерею и конюшни, а ближе к вечеру мать увезла гостей в Наймонтхилл, в оперу. Ирайр ехать отказался. Он был завзятым театралом, но к опере относился довольно спокойно. Тем более что на этот раз пел второй состав. Да и, если честно, там, в конюшнях, старшенькая из сестер пару раз прижалась к нему намного теснее, чем требовали обстоятельства, а шаловливые пальчики, улучив момент, пробежались по его мошонке. Так что он подозревал, что, если отправится в оперу, ему там будет совсем не до искусства.
Вечер Ирайр провел за библиотечным терминалом, пытаясь отыскать хоть какие-то упоминания о разных случаях со Светлыми князьями. Таковых набралось не так уж много. Да и те в основном были выдержками из бульварной прессы. Создавалось впечатление, что кто-то старательно вычистил из сети любые более-менее достоверные сведения обо всем, что было с ними связано, оставив только слухи, сплетни и мусор. И это, казалось, хоть и косвенно, но подтверждало слова деда. Если людям нечего скрывать — зачем прятаться?
За этим занятием он не заметил, как вернулась мать. Когда он, одурев от шести часов за терминалом, вышел в парк, семейный аэрол уже стоял под навесом, а Крайб, пилот, вовсю надраивал его сияющие бока. Ирайр прогулялся к пруду, бросил в воду пару камешков, посмотрел на закат и, вернувшись в дом, поднялся в свою комнату. Не успел он притворить дверь, как со стороны его кровати, полускрытой в глубокой стенной нише, послышался голос старшенькой из сестер.
— Привет, морячок, не заскучал?
Ирайр усмехнулся и убрал руку от пластины выключателя. Ну что ж, чему быть — того не миновать. Голова-то у него, похоже, отдохнет точно, а вот некоторые другие части тела…
Потом он лежал в темноте, обнимая прижавшуюся к нему девушку, и с горькой усмешкой думал, сколь наивно было полагать, что флирт или секс могут отвлечь его от тех вопросов, которые переполняла его голова.
На следующий день он чинно позавтракал со всеми (старательно делая вид, что не чувствует чью-то ножку, не только скромно потершуюся о его колено, но еще и шаловливо погладившую босыми пальчиками его ступню), а затем вновь взял Бретера и отправился к Орлиной скале, что высилась посреди лесопарка милях в двенадцати от дома. Он специально сбежал из дома, пока мать не навесила на него какие-нибудь обязанности по досугу дочерей тетушки, ибо теперь уже не просто предполагал, а точно знал, чем это окончится. Старшенькая оказалась ненасытной, как кошка. Но, как выяснилось, секс ничему не помогал. Мысли все равно роились в голове, будто раздраженные пчелы, а думать, одновременно трудясь над сексуальным удовлетворением кошки с явным бешенством матки, как-то не очень получалось…
А вечером разразилась гроза. К деду, как обычно, приехали друзья. И спустя всего пятнадцать минут дед позвонил дворецкому и попросил его передать Ирайру что хочет его видеть.
Когда Ирайр вошел в каминную, дед, как обычно, сидел в своем любимом кресле.
— Ты ушел из флота! — даже не спрашивая, а утверждая, воскликнул дед.
— Да, — тихо ответил Ирайр.
Дед переглянулся со своими гостями.
— И можно мне будет узнать о твоих дальнейших планах?
Ирайр несколько секунд помолчал, собираясь с духом, а затем, глубоко вздохнув, сказал:
— Я собираюсь отправиться в монастырь на Игил Лайме.
В каминной повисла тишина. Какое-то время дед и его гости сверлили Ирайра напряженными взглядами, а затем один из гостей вкрадчиво спросил:
— А можно поинтересоваться, зачем?
Ирайр упрямо вскинул подбородок.
— Я хочу разобраться.
— В чем?
— В том, что такое эти Воины, Витязи и Светлые князья.
— Они — враги! — гулко отразился под потолком голос деда. — Я же тебе рассказывал о них! Ты… не должен этого делать, мой мальчик… пока не должен. Ты еще слишком молод и подвержен влиянию. Они сумеют обмануть и запутать тебя.
— Дед, я хочу сам… — начал было Ирайр, но тот прервал его.
— Ты не сможешь! — вскричал дед, стиснув руками подлокотники кресла. А затем, чуть снизив тон, взволнованно заговорил: — Ты думаешь, мы не пытались? Десятки молодых людей с горячим сердцем, развитым умом и редкой стойкостью убеждений, подготовленные нами, уходили в монастыри. В том числе в тот, что на Игил Лайме. Но ни один, ни один не сумел противостоять змеиному яду власти и тлену разложения, которые царят в этих гнездах лжи и тирании. Все они, вместо того чтобы стать нашим оружием, превратились в оружие против нас! И у тебя, мой мальчик, нет никаких шансов…
— Я хочу разобраться сам, — вновь упрямо повторил Ирайр, отводя глаза от деда.
— Нет! — вновь отозвался дед, уже с раздражением. — Я запрещаю тебе! — а затем вновь заговорил взволнованно. — Неужели ты не слышишь, что я тебе говорю? Сейчас еще не время. Возможно, потом, в дальнейшем, когда твои убеждения укрепятся и когда никакому змеиному языку не удастся заставить тебя отказаться…