Прекрасный новый мир - читать онлайн книгу. Автор: Роман Злотников cтр.№ 10

Карета герцога выехала к воротам замка через час после полудня, хотя от постоялого двора, на котором он соизволил провести ночь, до замковых ворот было от силы двадцать минут неспешным шагом. Отчаянно скрипя колесами, карета вкатилась внутрь центральной воротной башни и спустя несколько мгновений выкатилась во двор замка. Грянул оркестр, заполнившая двор толпа разразилась громкими приветственными криками, стражники вытянулись во фрунт. Карета остановилась. Все замерли, жадно пожирая глазами закрытые дверцы. Несколько мгновений ничего не происходило, а затем из-за занавески высунулась худая, вялая, похожая на снулую рыбину рука. Рука пошевелила пальцами. Старик-сенешаль торопливо подскочил, придерживая болтающиеся у пояса ножны со своим фамильным мечом. Из-за занавески что-то сказали. Сенешаль изумленно встопорщил усы.

– Но, ваша светлость, как же…

Рука втянулась внутрь, и занавеска вновь задернулась. Сенешаль растерянно огляделся, затем откашлялся и зычно выкрикнул:

– Капитан!

– Да, ваша милость. – У левого плеча сенешаля тут же возникла рослая фигура капитана замковой стражи.

– Его светлость повелел убрать… – Сенешаль запнулся, как будто ему было трудно выговорить дальнейшее, но довольно быстро взял себя в руки и твердо продолжил: – Убрать все старые знамена.

– Старые? – переспросил неверяще капитан. Желтый с зеленым были цветами герцогства Эзнельмского уже чертову тучу поколений.

– Да. Владетель пошел навстречу нашему герцогу и изменил цвета Эзнельма. Теперь наши флаги будут… – Он запнулся и ошеломленно уставился на фигуры, в колонну по пять выходившие из распахнутых ворот.

Они шли молча, не кидая по сторонам горделивые взгляды, не подкручивая усы и не подбочениваясь, как обычно это происходит, если в город или в замок входит воинское подразделение. Нет, они шли в ногу, мерно передвигая конечности, с лицами, больше всего напоминающими посмертные маски. Но самым главным, из-за чего толпа, заполнившая двор, ошарашенно вздохнула, было не это. Самым главным было то, что первая шеренга несла в руках. Это были знамена. Они были черными. А посредине черного полотнища злобно скалил зубы волосатый череп…

– Да, удружил, Жаба, нечего сказать, – уныло произнес Борнус, когда они поднялись в спальню после пышного, но прошедшего весьма уныло торжественного приема и последовавшего за ним ужина.

Тай и Борнус прислуживали за столами, а Грон наблюдал за всем происходящим с верхней галереи. Гостям явно было не по себе, поэтому все торжества завершились довольно быстро, уже к вечерним сумеркам, не затягиваясь, как это было при прежнем герцоге, далеко за полночь. Так что Борнус, прислуживавший у стола, где сидели купеческие старейшины, освободился довольно рано, и они с Гроном поднялись в свою спальню, не став дожидаться Тая – тому выпала честь прислуживать за герцогским столом, за которым все еще продолжалось пиршество.

– Теперь над нашим герцогством вся северная марка потешаться будет.

– И никто не будет, – примирительно отозвался Грон. – Это же Владетель знамя даровал. Ну кто посмеет потешаться над Владетелем?

– Ну и что, что даровал? Жаб же сам пожелал…

С первой же минуты пребывания нового герцога в замке его никто иначе, как Жабом, уже и не называл. Хотя внешне он напоминал скорее глисту. Бледный, с унылым лицом и кривой усмешечкой. Вернее, ему больше подходила характеристика, которую Грон еще в бытность Казимиром Пушкевичем как-то прочитал на стенде «Их разыскивает милиция» в местном райотделе. Там вывешивались ориентировки с крайне некачественными фотографиями и изложенными казенным птичьим языком словесными портретами. Вот в одной такой ориентировке полковник Пушкевич однажды и прочитал нечто типа: «Рост средний, телосложение щуплое, волосы редкие, глаза серые, водянистые, общее впечатление – гнида». И сия характеристика как нельзя лучше обрисовывала впечатление, формирующееся у человека при взгляде на нового герцога Эзнельмского.

– Нет, это ж надо было додуматься поместить на знамена волосатый череп. Он бы еще Костяную корову туда намалевал.

Костяная корова, как, впрочем, и волосатый череп, были персонажами крестьянского фольклора. Первая олицетворяла собой падеж скота, а второй – мор. Барон Ужаб был в своем репертуаре.

– Тебе-то хорошо, – вздохнув, покосился на Грона Борнус, – тебя отец у Жаба теперь точно не оставит. А нам куда деваться?

Это предположение имело право на жизнь, ибо особого смысла в пребывании младшего сына барона Расдора в замке герцога Эзнельмского (особенного такого) более не было. Вряд ли у новоиспеченного герцога существовали какие-то воинственные планы в отношении Расдора, а самому Расдору, судя по доходившим оттуда известиям, тоже было не до свар с герцогством. В той неудачной войне Расдор потерял слишком много воинов и все никак не мог оправиться. Так что пребывание Собола в замке превратилось в некую формальность еще при старом герцоге, и он продолжал оставаться в замке скорее по привычке и заключенному уговору, чем по какой-то разумной необходимости. Но новый герцог никаких уговоров с Расдором не заключал, а привычки, судя по сцене его появления в замке, у него тоже были другие. Так что по всему выходило, что Соболу скоро придется паковать вещи. А вот Борнус в отличие от Собола был сыном барона – вассала герцогства, да еще и наследником, и деваться ему было совершенно некуда.

– Ничего, тебе всего шесть месяцев до посвящения, скоро тоже уедешь, – утешил его Грон.

– Скорей бы, – уныло отозвался Борнус.

– Эй, ребята, вы видели?! – возбужденно заорал Тай, врываясь в спальню. – На посту у оружейной выставили Безымянного.

– Что?! – сотрясли стены спальни два слившихся изумленных возгласа.

Борнус вскочил и бросился к двери, ведущей на стрелковую галерею. Грон последовал за ним со всей скоростью, на которую был способен.

Он добрался до поворота к лестнице, когда Тай и Борнус уже успели все рассмотреть и, спрятавшись за углом, возбужденно обсуждали увиденное.

– А ты видел…

– А у него вот такой кинжал…

– А наплечники из волчьего сплава видел…

– А набойки на каблуках…

Грон несколько мгновений прислушивался к этому обмену репликами, но затем любопытство, возбужденно бурлившее в крови пятнадцатилетнего подростка, взяло верх, и он, вытянув шею, осторожно заглянул за угол. Безымянный неподвижно, будто статуя, стоял у дверей оружейной. Совершенно спокойный взгляд его неподвижных глаз был устремлен на арку винтовой лестницы. Грон несколько мгновений напряженно разглядывал Безымянного, а затем за его спиной послышалось сдавленное хихиканье, и четыре крепких мальчишеских кулака толкнули его в спину, отчего его буквально вынесло в коридорчик, и он оказался в паре шагов от неподвижной статуи Безымянного. Грон замер. Несколько мгновений ничего не происходило, а затем Безымянный медленно повернул голову и… втянул носом воздух, будто принюхиваясь. Грон рефлекторно сглотнул (вернее, это была реакция тела пятнадцатилетнего подростка, в котором он находился). А Безымянный внезапно согнулся в поясе, отвешивая ему глубокий поклон, и громким, но лишенным всякого выражения голосом произнес: