Сквозь игольное ушко - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Литаврина cтр.№ 25

Но Венька уже знал, что оправился! Знал, что не умрет и не оставит Люлюшку одну с ребенком. И на единственном оставшемся твердом чувстве – самоуважении – Венька три последних вечера в санатории относительно спокойно и даже с интересом смотрел хороший, честный фильм – «Ликвидация». Десятого января, в последний день отпуска, Венька уже не сомневался, что сможет вести машину сам. Вечером он начал мысленно прощаться: и с «Лесным озером», в общем-то спасшим его от психушки; и с верхушками елей за окном номера, и с посудой на столике, которая не так давно оживала и двигалась. Решился даже виновато заговорить с Любочкой. Но она весь день читала, лежа в кровати. А вечером вроде бы уснула, повернувшись к нему спиной. Будить ее, бедную, Венька не решился. Только мужественно выключил телевизор, решив, что до утра «добудет» и так.

Эх, если бы знать, что еще предстояло ему до утра!

Где-то в середине тягучей последней ночи Венька вдруг почувствовал, что Любочка сама трясет его за плечо. Это оказалось так неожиданно, что он даже подскочил в постели. Жена что-то невнятно пробормотала. Венька зажег лампу на своей тумбочке – и заглянул Любе в лицо. И сразу кровь бросилась толчками в его непутевую, больную голову. На миг ему показалось, что все это происходит не с ним и не с Любочкой – а так, будто они снимаются в каком-то страшном кино…

Любочка сидела на кровати, уже одетая, охватив руками колени. Лицо ее побледнело и сильно осунулось. Глаза запали и стали неестественно черными. А губы растянулись, точно она улыбалась, но улыбалась нехорошо, злобно. Или даже скалилась. Но заговорила она с ним вначале как ни в чем не бывало.

– Енька, ты чего не спишь?

– Да ты же сама и разбудила!

– Ты ложись, отдыхай. Я сама их впущу.

– Кого ты впустишь? Ты о чем это, Люба? Дай я тебе корвалола накапаю – сколько ты натерпелась со мной, хорошая моя! – Венька снова взглянул на жену и увидел, что Любочка его не слушает. Она вся подалась к двери номера. Как будто хотела пойти отпереть ее, но остановилась на полпути – и снова отбежала к кровати.

Венька пересел к ней, хотел обнять ее и погладить – еще надеясь, что все не так страшно. Но жена отбросила его руку и заговорила быстро, сбивчиво, глядя в лицо ему невидящими, неживыми, чернющими глазами:

– Я еще вчера заметила, еще вчера! Там, на ресепшн, дежурная сидела, и медсестра, и нянечка со шваброй – и все на меня косятся, шушукаются. А лечащая врачиха прошла – цыкнула на них. Они и затаились. А теперь всю ночь стучатся в дверь, хотят войти. Ты им не открывай – я убегу прятаться!

И полезла в платяной шкаф. Человека в таком состоянии Венька видел один-единственный раз – в известном центре реабилитации «Звездочка», которым руководил его тезка – Вениамин Сергеевич Ерохин. Тогда в центр привезли больного с белой горячкой. А Любочка даже на Новый год не пригубила шампанского!

Да-а, самой темной ночь бывает как раз перед рассветом. Успокаивая жену, приперев для вида входную дверь столом с телевизором, Венька оделся и принялся собирать вещи. В тумбочке Люлюшки нашел ее последние стихи и почувствовал, как слезы разъедают воспаленный правый глаз…

На полу парикмахерской – мертвые волосы.

Их, как серую паклю, сметает уборщица.

Тянет петь – не имея ни слуха, ни голоса, —

Чтоб не слышать, как тень моя воет и корчится…

Мастерица, стригите как можно короче!

Пусть! Чем хуже, тем лучше – я буду довольна.

Ни щипцов, ни кудрей – никаких заморочек!

Мне не надо прикрас, только чтобы – небольно.

Состригите – мое неразумное прошлое;

Состригите – дыханье и прикосновения;

Дальше – будет плохое, а может, хорошее.

Задохнуться бы спиртом – как каплей забвения!

Смолкнет пение ножниц. Я встану из кресла.

И уйду – как всегда, оставляя на чай…

Я – уже умерла. Я еще не воскресла.

Не жалейте. Не плачьте. Давайте молчать.

В углу своей тумбочки он нащупал коробку с препаратом, вытряс все таблетки в унитаз и решительно спустил воду. Все!

Утром Венька еще нашел в себе силы вежливо проститься с той самой дежурной на ресепшн. Перетащил в машину вещи. Вывел посеревшую, едва передвигающую ноги Любочку. Отговорился «обычным бытовым отравлением». И увез жену в Москву, в неврологическую клинику…

Как-то давно, в детстве, мать расщедрилась и на день рождения подарила Веньке пластинку с записью «Маленького принца» Сент-Экзюпери. Там умный Лис рассказывал маленькому Принцу, что человек «навсегда в ответе за всех, кого приручил!»

Теперь Венька был навсегда в ответе за жену. Он сам принял решение беречь и хранить их любовь, как немыслимую ценность в нашей «юдоли слез». Как только позволили медики, стал навещать жену и торопить врачей с выпиской. Дал расписку, что «берет ответственность на себя». И буквально через неделю ждал Люлюшку у парадного крыльца неврологии – снова такой просветленный, легкий, расслабленный и элегантный, с таким букетом, что весь медперсонал завистливо пялился на них из окон, вздыхая: «Везет же некоторым!»

Любочка спустилась по ступенькам – тоже похорошевшая, неунывающая и влюбленная. Она знала от врачей, что Веньку известили о необходимости «срочного прерывания беременности» и что он дал полное согласие. Сейчас, под воздействием нейролептиков, ей удавалось держать себя в руках. И все-таки близко, как раньше, заглянув родной «половинке» в глаза, Любочка слегка отшатнулась – слезы не удержались и покатились по щекам. Она накрыла лицо носовым платочком. А Венька, глядя на завистливых медсестер в окнах, смущенно улыбался: «Это слезы радости. Счастливые слезы»…

Все самое невероятное ждало их впереди…

В общем-то в тот раз Алексею Летуеву повезло. Он и раньше попадал на «отлежки» в наркологию, но всегда в общую палату. А в этот раз, после сравнительно непродолжительного запоя, прибыл в знакомую до боли больницу таким доходягой, что медики даже руками всплеснули – и решительно определили его в реанимацию, в отдельный бокс. На первый этаж.

А Лехе Летуеву в тот раз точно было очень худо. Подобное лечение было ему не в новинку, и в больнице этой его знали как облупленного, потому что запивал нередко: и после развода с женой, некрасивого и скандального, и после муторной дележки с родными отцовского имущества, и после неприятностей на работе. Но неизбежные за этим «отлежки» в больничке Леха воспринимал как кратковременное чистилище – после них жизнь казалась даже ярче.

Но в этот раз… В этот раз все было как-то не так. Началось все самым безобидным образом. Любимому его детищу – строительной фирме «Стройсервис» – в ноябре, как подарок к Новому году, подвернулся фантастический тендер! Не тендер, а лакомый кусочек! Все многочисленные детские площадки их огромного северо-востока Москвы следовало уложить, прямо по дерну, разноцветной ворсистой плиткой. Так гораздо гигиеничнее и безопаснее для детей. В заказе эти плитки стоили сущие гроши (Леха надыбал дешевое местечко). Конечно, об этом клондайке прознал не один он! Вот и пошла-поехала «сицилианская защита», вернее, нападение. Однако рекомендательных бумаг, даже самых хвалебных, самых солидных и аккуратно подобранных, для успешно решения вопроса не хватало. И пришлось Лехе, Алексею Николаевичу Летуеву, пустить в ход свою «тяжелую артиллерию». Ту самую внешность, за которую он столько раз благодарил родителей – и при их жизни, и после, когда они отошли в «селения блаженные»…