И пришел многоликий... - читать онлайн книгу. Автор: Роман Злотников cтр.№ 10

— Вот оставить бы тебя так, бестолковый сын собаки. Я тебе что сказал? Сиди на месте и не высовывайся. Куда тебя ифриты понесли?

Тот задергался, стараясь вытолкнуть изо рта кляп. Карим сокрушенно покачал головой и, морщась от разгорающейся боли в ногах, подошел к старику и перерезал путы. Как только руки христианина оказались свободны, он тут же выдернул изо рта кляп и заявил:

— Нам надо немедленно уходить. Они должны вернуться с минуты на минуту.

Карим ернически осклабился (тоже новость!) и, не обращая на него особого внимания, начал раздеваться. Старик удивленно уставился на него. Бывший чахванжи нахмурился:

— Ну чего стоишь, раздевайся. — 3-зачем? — оторопело произнес тот и опасливо покосился на духанщика. Карим нахмурился. Похоже, этот сын собаки посмел подумать про него что-то непотребное и противное Аллаху. Но если они хотели выжить, эмоции стоило оставить на потом. И он терпеливо объяснил:

— Если мы хотим сохранить свои шкуры, нам надо на время умереть. А здесь лучшее место, где мы можем это сделать.

— Как это? — не понял старик. Карим не стал ему ничего объяснять, а просто откинул крышку ларя, в котором, как он знал, «Бесеерманы» держали «замороженное мясо». Из-под крышки на него уставились глаза старого нищего, того самого, из бывших солдат. Карим хмыкнул, удовлетворенный тем, что увидел столь быстрое подтверждение своим выводам, а потом повернулся к христианину и окинул его оценивающим взглядом. Похоже, им повезло. Труп практически идеально подходил по комплекции. Карим вытащил его из ларя и, указав на тело, приказал христианину:

— Переодевай его в свою одежду, и побыстрее, — и, чтобы не тратить время на дурацкие вопросы, пояснил: — Сейчас оденем их и устроим хороший пожар, так, чтобы куклы обгорели до неузнаваемости.

— И вы думаете, бандиты в это поверят? Духанщик пожал плечами:

— Даже если и нет, им лучше будет убедить тех людей, которые охотятся за нами, что это так. Это слишком серьезные люди, и если после заключения договора «Бесеерманы» не смогут передать нас им или предоставить удобоваримых объяснений того, почему мы отсутствуем, то вполне могут поплатиться за это головой. — Карим повернулся и начал копаться в ларе, разыскивая кого-нибудь, подходящего под его собственные параметры. На лице у старика нарисовалось понимание, и он тоже начал раздеваться, делая это с невероятным для него проворством. Но, уже сняв рубашку, внезапно замер:

— Это бесполезно, у НИХ обязательно должен быть геноанализатор.

Карим, уже почти одевший свою куклу, оторвался от своего занятия и недоуменно уставился на старика. Тот пояснил:

— Это такой прибор, способный, кроме всего прочего, точно определить, кому принадлежат останки. У них есть формула моей ДНК. И когда они возьмут образец ткани якобы моего обгоревшего трупа и проведут анализ, то тут же узнают, что это не я.

Карим задумался. Это меняло дело. Тогда и его смерть уже не будет выглядеть достаточно достоверно. Он бросил на христианина испытующий взгляд: а может, сломать ему шею и оставить здесь? Тогда в его собственной смерти уже вряд ли кто усомнится. Но эта абсолютно здравая мысль отчего-то вызвала в его закаленной душе непонятное отвращение. Он вздохнул и спросил:

— А сколько времени им нужно, чтобы узнать, ты это или не ты?

Старик пожал плечами:

— Не знаю. Все зависит от того, где у них геноанализатор. Если на поверхности, то часа три-четыре, а если на корабле, то около суток.

Бывший чахванжи потер подбородок, а затем снова вернулся к своему занятию.

— Все равно мы будем в выигрыше. Потратили пять минут, а отыграем в самом худшем случае три часа. Давай одевай.

Старик кивнул и снова начал снимать одежду, но вдруг остановился и несколько мгновений рассматривал духанщика этаким задумчивым взглядом, каким, наверное, и смотрят христиане, когда хотят устроить очередную пакость правоверным, а затем перевел взгляд на удобный комбинезон, отложенный Каримом, чтобы переодеться.

— Знаете, уважаемый, мне кажется, нам следует замаскироваться получше. — Он покосился на ту одежду, что Карим отобрал для него. А что еще могло бы подойти этому задохлику, кроме лохмотьев того нищего? И закончил вкрадчивым голосом: — У меня вот какая идея…

Духанщик знал, что поступает не просто неразумно, а как настоящий безумец. Когда суюнчи говорил о христианах, то горячее всего он предостерегал только от одного: «Никогда не слушайте христиан! Не позволяйте им даже открыть рот. Ибо стоит им это позволить, эти сыны шайтана сумеют убедить правоверных в чем угодно, даже в том, что истинного пророка зовут не Магомед, а Иблис!» Но чахванжи все же разжал зубы и нехотя бросил:

— Ну чего еще?

Глаза христианина алчно сверкнули, так, наверное, сверкают глаза Сына лжи, когда он получает шанс отвратить от Аллаха еще одну заблудшую душу, и он тут же раскрыл свой поганый рот…

Когда спустя пятнадцать минут вереница пожарных и полицейских машин, завывая сиренами, пролетела мимо пожилой пары оборванцев, состоящей из толстой, обрюзгшей да еще заметно прихрамывающей пожилой женщины, непрестанно бормочущей что-то себе под нос, и худого, изможденного старика, прикрывавшего остатками драной чалмы свой гладко выбритый череп, никто из сидящих внутри машин пожарных и сарвази не мог даже себе представить, что те, кого так усердно ищут уже почти сутки, находятся от них на расстоянии вытянутой руки. Старик остановился и проводил промчавшуюся кавалькаду насмешливым взглядом, но потом посерьезнел, повернулся к «сопутчице» и произнес:

— И все-таки они скоро поймут, что это не мы. От слов, все это время срывающихся с уст пожилой «женщины», давно завяли бы не только розы в саду султана, но даже придорожный бурьян. Но после этой фразы поток ругательств на мгновение прервался и бывший чахванжи свирепо прорычал:

— Давай, двигай ногами, — и, ощупав рукой верхнюю губу, несколько минут назад лишившуюся роскошных усов, вновь горестно застонал: — И как я мог согласиться на это? Как мог пойти на такой позор? Как, клянусь грудями нечестивой Имрейн, матери царя ифритов…

У них было всего три часа для того, чтобы оказаться как можно дальше от этого места.

Брат Томил стоял у огромного иллюминатора и смотрел на гигантский парк, раскинувшийся у подножия здания-иглы Университета имени Тоолса, являющегося самым крупным учебным заведением Эттельбрюкской конфедерации. Буйство зелени внизу создавало впечатление девственного леса, и всякий, кто не знал о том, что до заселения землянами Ноорм был каменистой пустыней с мелкими и очень солеными морями, все аборигенное население которого было представлено сотней видов простейших, мог бы подумать, что университет построен в реликтовой чаще. Но монах не принадлежал к категории этих «всяких». К тому же сейчас его занимали совершенно другие мысли. Он… злился.

В первую очередь из-за того, что сразу после начала переговоров с ректором университета, действительным членом Большой Эттельбрюкской академии и еще доброй полусотни других доктором Йормой Григом, его вежливо, но решительно выдворили из кабинета ректора. Правда, это выдворение было замаскировано под просьбу освятить своим присутствием церемонию посвящения в студенты первокурсников одного из факультетов. Но брат Томил ничуть не обманывался. Его действительно выдворили. Это было тем более досадно, что, судя по тому, как сердечно ректор и аббат Ноэль обменялись приветствиями, они раньше уже встречались. А вероятнее всего, не только встречались, но и знали друг друга довольно хорошо. И это при том, что, как следовало из досье аббата, которое монах все это время не переставал пополнять любыми доступными ему способами, тот не только никогда не появлялся на Ноорме, но даже не пересекал границ Эттельбрюкской конфедерации. А доктор Григ за последние двадцать лет ни разу не покидал Ноорм. В то же время некоторые скрытые знаки, которые брат Томил уловил своим опытным взглядом, указывали на то, что это знакомство не столько давнее, сколько близкое и деятельное. Причем у монаха даже зародилась мысль, что вся эта поездка по университетам затеяна только с одной целью — замаскировать нынешнюю встречу в череде себе подобных. Впрочем, чуть позже он пришел к выводу, что мелькнувшая мысль была из разряда бредовых. Если у аббата было желание оставлять в тени факт своего близкого знакомства с академиком, ему бы ничего не стоило сделать это и без столь утомительного путешествия. Например, так, как он проделывал это до сих пор. К тому же в этом случае он вряд ли позволил бы монаху увидеть все те знаки очередной встречи двух старых друзей, которые были ему продемонстрированы. После трех недель путешествия с аббатом брат Томил был в этом абсолютно уверен.