Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев - читать онлайн книгу. Автор: Филип Зимбардо cтр.№ 77

«Я хочу сказать вам кое-что важное. Пожалуйста, слушайте внимательно: эксперимент окончен. Вы свободны и сегодня же можете отправляться домой».

Никакой реакции, выражения лиц и позы не меняются. У меня такое чувство, что они сбиты с толку, они не верят мне, возможно, даже подозревают какой-то подвох — кто знает, может быть, это очередная проверка. Я продолжаю говорить медленно и четко: «Мы, участники исследовательской группы, решили завершить эксперимент. Исследование официально закончено. Стэнфордская окружная тюрьма закрыта. Мы благодарим вас за важную роль в этом исследовании и…»

Отчаяние сменяется радостью. Объятия, похлопывания по спине и широкие улыбки прорывают пелену печали и мрака. В Джордан-холле воцаряется эйфория. Для меня это радостный момент — я счастлив, что могу освободить последних заключенных из тюрьмы, раз и навсегда перестать играть роль тюремного суперинтенданта.

Немногие мгновения в моей жизни доставили мне больше удовольствия, чем возможность принести эту весть о свободе и раствориться в общем восторге. Меня переполняло возбуждение от позитивной власти, ведь мои слова вызвали у других людей такую безусловную радость. В этот момент я дал себе клятву использовать любую власть, которая у меня есть или будет, ради добра и против зла, ради того, чтобы пробуждать в людях лучшее, чтобы помочь им освободиться из тюрем, которые они создают себе сами, и противодействовать системам, препятствующим счастью и справедливости.

Негативная власть, которой я обладал всю неделю в роли суперинтенданта этой мнимой тюрьмы, ослепила меня, она не позволяла мне увидеть разрушительное влияние Системы, которую я создал и поддерживал. Более того, близорукая позиция научного руководителя исказила мое восприятие: я не понимал, что эксперимент давно пора прервать, по крайней мере с того момента, когда у второго участника, нормального здорового парня, произошел нервный срыв. Я был сосредоточен на абстрактной концептуальной проблеме: что сильнее, ситуационные факторы или диспозиции личности, — и упустил из виду тотальную власть Системы, которую сам помог создать и поддерживать.

Действительно, дорогая моя Кристина Маслач, то, что я делал с этими ни в чем повинными мальчишками, это ужасно. Я не оскорблял и не унижал их сам, но оказался не способен остановить оскорбления и унижения со стороны других людей и тем самым поддерживал Систему: произвол охранников, нелепые правила и процедуры, которые способствовали оскорблениям и унижениям. В этом адском пекле жестокости я оставался совершенно холоден.

Система включает в себя Ситуацию, но она более устойчива, более обширна и создает прочные связи между людьми, а также создает ожидания, нормы, политику, а иногда и законы. Со временем системы приобретают исторический фундамент, а иногда также структуру политической и экономической власти, которая управляет поведением многих людей в рамках сферы влияния Системы. Система — движущая сила, создающая ситуации, формирующие контекст поведения, влияющий на действия тех, кто в них попадает. В какой-то момент Система становится отдельной сущностью, она больше не зависит от тех, кто ее создал, и даже от тех, кому принадлежит основная власть в ее структуре. Система всегда создает собственную культуру, и множество систем в совокупности оказывает влияние на культуру общества.

Пока ситуация выявляла худшие качества многих из наших студентов-добровольцев, превратив одних в приспешников зла, а других — в патологически беспомощных жертв, Система власти совершила еще более глубокую трансформацию во мне самом. Участники эксперимента были совсем зелеными юношами, почти без жизненного опыта. А я был опытным исследователем, зрелым взрослым человеком. Я вырос на улицах Бронкса и не утратил приобретенной там проницательности при оценке ситуации и создании стратегий, помогающих выжить в гетто.

Но всю прошлую неделю я постепенно превращался в Символ тюремной власти. Я ходил и говорил, как он. Окружающие относились ко мне так, будто бы я был им. И я им стал. Я стал именно таким символом власти, к которым я питал отвращение всю свою жизнь, — надменным, авторитарным «боссом». Я стал его воплощением. Я мог успокоить свою совесть — ведь в качестве хорошего и доброго суперинтенданта я старался удержать слишком рьяных охранников от физического насилия. Но это лишь содействовало тому, что охранники изобретали все новые и новые методы изощренного психологического насилия над бедными заключенными.

Конечно, я совершил ошибку, когда принял на себя двойную роль исследователя и суперинтенданта. Ведь разные, иногда противоречащие друг другу задачи этих ролей привели к размыванию моей идентичности. В то же время эта двойная роль увеличивала мою власть, а это, в свою очередь, влияло на «посторонних», которые посещали наше учреждение, — на родителей, друзей, коллег, полицейских, священника, журналистов и адвоката. Никто из них не поставил Систему под сомнение. Совершенно очевидно, мы не осознаем, что влияние Ситуации способно трансформировать наши мысли, чувства и действия, когда мы оказываемся в ее власти. Человек в когтях Системы просто подчиняется ей, ведет себя так, как представляется ему естественным в данных обстоятельствах.

Если бы вы оказались в странной, незнакомой и враждебной Ситуации в рамках мощной Системы, то вряд ли остались бы тем же человеком, который вошел в этот плавильный тигель человеческой природы. Вы не узнали ли бы самого себя, если бы, посмотрев в зеркало, увидели в нем отражение того, кем стали. Всем нам хочется верить в свою внутреннюю силу, в способность следовать собственным интересам и противостоять внешним ситуационным влияниям — таким, которые действовали в нашем Стэнфордском тюремном эксперименте. Для некоторых эта уверенность оказывается оправданной. Но таких — меньшинство, это редкие птицы, те, кого позже я назову героями. Но для большинства уверенность в собственной способности сопротивляться мощным ситуационным и системным силам оказывается всего лишь иллюзией. Нам просто хочется верить в собственную неуязвимость. Как ни парадоксально, поддерживая эту иллюзию, мы становимся еще уязвимее для манипуляций, теряем бдительность и иммунитет против попыток нежелательного влияния, которому нас тонко и незаметно подвергают.

Все карты на стол: дебрифинг после эксперимента

Нам было ясно, что нужно использовать небольшое, но очень важное время дебрифинга после эксперимента с несколькими целями. Во-первых, нужно было позволить всем участникам открыто и в безопасной обстановке выразить свои эмоции и реакции, возникшие во время этого уникального опыта [142] . Затем, мне было важно дать понять и заключенным, и охранникам, что все эксцессы поведения, которые они продемонстрировали, были результатом ситуационных факторов, а не какой-то их личной патологии. Я хотел напомнить им, что все они были отобраны как раз потому, что являются абсолютно нормальными, здоровыми людьми. Они не внесли в тюремную ситуацию никаких личных изъянов; это ситуация заставила их прибегать к крайностям, которые все мы наблюдали. Они — вовсе не «ложка дегтя». Это Стэнфордская тюрьма стала «бочкой дегтя». Именно она спровоцировала трансформации, которые мы все наблюдали. Наконец, было очень важно использовать эту встречу, чтобы восстановить нравственные ориентиры. Дебрифинг должен был стать средством исследования морального выбора, который был Доступен каждому из участников, и того, какой выбор они сделали. Мы хотели поговорить о том, что охранники могли сделать по-другому, чтобы не подвергать насилию заключенных, и что могли сделать заключенные, чтобы прекратить злоупотребления. Я честно и ясно заявил, что несу личную ответственность за то, что не вмешался, когда несколько раз злоупотребления выходили за любые допустимые рамки. Я пытался сдерживать физическую агрессию, но ничего не сделал, чтобы изменить или остановить другие формы насилия, хотя должен был это сделать. На мне был грех упущения [143] — зло бездействия: я не обеспечил адекватного контроля и руководства тогда, когда они были необходимы.