Это меня по-настоящему пугает. Представьте себе, что будет твориться в нашем тюремном подвале, если охранники смогут делать с заключенными все, что им заблагорассудится. Представьте, до чего они могут дойти, если будут знать, что их никто не контролирует, что никто не наблюдает за их тайными играми во власть и подчинение, что никто не станет вмешиваться в их собственные маленькие «мысленные эксперименты», на которые им хватит остроты и прихотливости их ума! Я вскакиваю с раскладного дивана в своем кабинете, умываюсь, одеваюсь и возвращаюсь в подвал. Я счастлив, что этот кошмар закончился и на самом деле я свободен.
Половина третьего ночи. Ночная смена в разгаре. Семеро сонных заключенных, которых снова разбудили громкий, пронзительный свист и удары дубинок по прутьям вонючих пустых камер, выстроились у стены. Охранник Венди снова повторяет правила и проверяет, помнят ли их заключенные. Если они ошибаются, он назначает им разные наказания.
Охраннику Серосу хочется, чтобы все это было похоже на настоящую военную тюрьму, и он заставляет заключенных маршировать по коридору, как солдат. Посовещавшись, эти двое решают, что их подопечным не хватает дисциплины, и они должны научиться заправлять кровати как в армии. Заключенным приказывают снять с кроватей все постельное белье, а потом снова их застелить как можно аккуратнее и встать рядом для проверки. Естественно, словно в настоящем военном лагере, проверку никто не проходит, и всем приходится снова снять белье с кроватей, снова их застелить, снова пройти проверку и повторять этот бессмысленный процесс, пока охранникам все это не наскучит. Охранник Варниш спешит продемонстрировать свое остроумие: «Ну хорошо, ребята, теперь вы заправили кровати, можете поспать на них до следующей переклички». Идет только пятый день эксперимента.
Двор разражается насилием
В семь утра, во время следующей переклички, когда заключенные более-менее спокойно поют свои номера, внезапно происходит вспышка насилия. Пол-5704, истощенный постоянным недосыпанием и раздраженный тем, что стал мишенью для охранников почти каждой смены, наносит ответный удар. Он отказывается делать приседания. Серос приказывает остальным приседать до тех пор, пока № 5704 к ним не присоединится; эти мучения закончатся только тогда, когда он подчинится. Заключенный № 5704 не реагирует на эту приманку.
В обширной беседе с Кертом Бэнксом Пол-5704 описал этот инцидент со своей точки зрения и выразил назревавший в нем гнев:
«У меня очень плохая растяжка, и я не собирался ее улучшать. Я сказал им об этом, но они ответили: „Заткнись и приседай“. „Да пошел ты, придурок“, — сказал я, все еще лежа на полу. Я хотел встать, чтобы меня снова отвели в карцер, но он [Серос] прижал меня к стене. Мы начали драться, мы колотили друг друга и орали. Я хотел размахнуться и ударить его в лицо, но для меня это было бы насилием… я — пацифист, как вы знаете, я не думал, что способен на такое. Во время очередных издевательств я повредил ногу и попросил вызвать врача, но вместо этого меня отвели в карцер. Я действительно угрожал, что „раздавлю“ его, когда выйду из карцера, поэтому они держали меня там до тех пор, пока все остальные не позавтракали. Когда они, наконец, меня выпустили, я был в ярости и попытался ударить этого охранника [Сероса].
Чтобы меня усмирить, потребовалось два охранника.
Они отвели меня в отдельную комнату, чтобы я позавтракал в одиночестве. Я снова пожаловался на боль в ноге и попросил вызвать врача. Но я не позволил охранникам осмотреть мою ногу. Что они в этом понимают?
Я поел в одиночестве, но извинился перед [Варнишем], который был наименее враждебен ко мне. Но мне очень хотелось врезать „Джону Уэйну“, этому парню из Атланты. Я буддист, а он все время обзывает меня коммунистом, просто чтобы спровоцировать, и ему это удается. Сейчас я думаю, некоторые охранники, например, большой Лендри [Джефф], вели себя мягко только потому, что им приказали так себя вести»
[114]
.
Охранник Джон Лендри пишет в дневнике, что № 5704 создавал больше всего трудностей, «во всяком случае, его чаще всего наказывали»:
«После каждого случая он [№ 5704] впадает в депрессию, но его дух, который он называет „менталитетом бродяги“, продолжает укрепляться. Он — один из самых волевых заключенных. Еще он отказался мыть посуду после обеда, и я рекомендую кормить его хуже всех и лишить привилегии курения — он заядлый курильщик».
А вот другая точка зрения: точный и проницательный отчет охранника Сероса об этом серьезном инциденте и о психологии заключенных в целом:
«Один из заключенных, № 5704, совершенно не хотел сотрудничать, и я решил отвести его в карцер. К тому времени это была обычная практика. Он отреагировал с яростью, и мне пришлось защищаться, не мне самому, но как охраннику. Он ненавидел меня, как охранника.
Он реагировал на униформу; я чувствовал, что он проецирует на меня этот образ. У меня не было выбора, и мне пришлось защищаться. Я не понимал, почему другие охранники не спешат мне на помощь. Все были потрясены.
Тогда я понял, что я такой же заключенный, как и они. Я был просто мишенью для их гнева. У них было больше свободы в действиях. Я не думаю, что у нас был выбор. Мы тоже были подавлены этой ситуацией, но у нас, охранников, была иллюзия свободы. Тогда я этого не понимал, иначе ушел бы. Мы все стали рабами денег. Заключенные стали нашими рабами; а мы стали рабами денег. Позже я понял, что все мы были рабами этой атмосферы. Мы думали об этом просто как об „эксперименте“, это означало, что на самом деле никто не причиняет никому вреда. Это была иллюзия свободы. Я знал, что мог уйти, но не ушел, потому что не мог — я был рабом всего этого»
[115]
.
Заключенный Джим-4325 тоже соглашается, что во всей ситуации было что-то рабское: «Хуже всего была расписанная по минутам жизнь и необходимость беспрекословно подчиняться охранникам. Унижение от того, что мы были практически рабами охранников, вот что было хуже всего»
[116]
.
Но охранник Серос не позволял, чтобы ощущение, что он попал в ловушку своей роли, мешало ему проявлять свою власть. Он замечает: «Мне нравилось их мучить. Меня беспокоило, что Сержант, № 2093, такой покорный. Я семь раз заставлял его чистить кремом для обуви мои ботинки, и он ни разу не возразил»
[117]
.
Размышления охранника Венди свидетельствуют о том, что дегуманизированное восприятие заключенных проникло в его мышление: «В четверг заключенные вели себя очень послушно, если не считать небольшой стычки между Серосом и № 5704, это был небольшой всплеск насилия, который мне совершенно не понравился. Я воспринимал заключенных как овец, и меня совершенно не волновало их состояние»
[118]
.