Глава Х
В дни пожара
С той самой ночи, как на Солнечной скале произошло событие с рысью, Казан все менее и менее живо представлял себе те дни, когда он был ездовой собакой и бежал впереди запряжки. Ему не удавалось забыть о них вполне, и они вставали в его памяти точно огни, светившиеся во мраке ночи. И подобно тому, как датами в жизни человека служат его рождение, день свадьбы, освобождение из плена или какой-нибудь значительный шаг в его карьере, так и Казану стало казаться, что вся жизнь его началась только с двух трагедий, одна за другой последовавших за рождением у Серой Волчицы щенков.
Первую трагедию составляло ослепление рысью его подруги и то, что рысь растерзала ее волчат на куски. Правда, он впоследствии загрыз эту рысь, но Серая Волчица все-таки навеки осталась слепой. Его месть не могла возвратить ей зрение обратно. Теперь уж она не могла больше отправляться вместе с ним на охоту, как это было раньше, когда они вместе со стаей волков выбегали на равнину или в дремучие леса. Поэтому при одной только мысли о той ночи он начинал скулить, и его губы приподнимались кверху и обнажали длинные белые клыки.
Второй трагедией был для него отъезд Жанны, ее ребенка и мужа. Что-то более непогрешимое, чем простой рассудок, подсказало ему, что они уже более никогда не вернутся сюда. Самое сильное впечатление на него произвело именно это яркое утро, когда отплывали от него на лодке женщина и ее ребенок, которых он так любил, и этот мужчина, которого он терпел только ради них. И часто затем он приходил на эту песчаную отмель и алчными глазами смотрел вдоль реки на то место, где он бросился в воду, чтобы возвратиться к своей слепой подруге.
Теперь вся жизнь Казана слагалась из трех моментов: его ненависти ко всему, что носило на себе запах или следы рыси, его тоски по Жанне и ее ребенку и Серой Волчицы. Вполне естественно, что самым сильным из этих трех моментов была в нем ненависть к рыси, потому что именно роковое событие на Солнечной скале повлекло за собою слепоту Серой Волчицы, смерть ее щенят и необходимость для него расстаться с женщиной и ее ребенком. С этого часа он стал самым смертельным врагом для всей рысьей породы. Где бы он ни почуял запах этой громадной серой кошки, он превращался в ревущего демона, и по мере того, как он постепенно дичал, и его ненависть с каждым днем становилась все сильнее и сильнее.
Он находил, что Серая Волчица стала для него теперь еще более необходимой, чем с того дня, когда она впервые покинула для него волчью стаю. Он был на три четверти собакой, и эта собачья кровь в нем постоянно требовала компании. А составить ее могла для него теперь только одна Серая Волчица. Они были только вдвоем. Цивилизация отстояла от них за целых четыреста миль к югу. Ближайший к ним пост на Гудзоновом заливе находился от них в шестистах милях к западу. Часто в те дни, когда здесь жила еще та женщина с ребенком, Серая Волчица целые ночи проводила одна, выходя из лесу, поджидая Казана и подзывая его к себе воем. Теперь, наоборот, тосковал сам Казан всякий раз, как ему необходимо было уйти от нее и оставить ее одну.
Будучи слепой, Серая Волчица уже не могла помогать ему в охоте. Но постепенно между ними стал вырабатываться новый способ понимания одного другим, и благодаря ее слепоте они научились тому, чего раньше вовсе не знали. Ранним летом Серая Волчица еще могла сопровождать Казана, если он бежал не так скоро. Тогда и она бежала сбоку его, касаясь его плечом или мордой, и благодаря этому Казан научился бежать рысью вместо прежнего галопа. Так же он очень скоро понял, что должен был выбирать для Серой Волчицы самые удобные места для бега. Когда они подбегали к таким местам, когда нужно было сделать прыжок, он толкал ее мордой и скулил, и она сразу же останавливалась, настораживала уши и вслушивалась. Тогда Казан делал прыжок, и по звуку она догадывалась о расстоянии, которое должна была покрыть. Она всегда прыгала при этом дальше, чем следовало, и это было для нее полезной ошибкой.
Со своей стороны, она стала для Казана еще более полезной, чем была раньше. Слух и обоняние совершенно заменили ей недостававшее зрение. С каждым днем эти два чувства развивались в ней все более и более, и в то же время устанавливался между ними новый, немой язык, благодаря которому она могла передать Казану все, что ей удавалось обнаружить слухом или обонянием. И для Казана вошло в забавный обычай, всякий раз как они останавливались, чтобы прислушаться или понюхать, – непременно поглядеть вопросительно на Серую Волчицу.
Тотчас же по отъезде Жанны и ее младенца Казан увел свою подругу в еловые и можжевеловые заросли, где они и оставались до самого лета. Каждый день в течение целых недель Казан неизменно прибегал к избушке, в которой жили Жанна, ее ребенок и муж. Долгое время он прибегал туда в надежде, что вот-вот, днем или ночью, он увидит хоть какой-нибудь признак их присутствия там, но дверь постоянно оставалась запертой. Те же кустики и молоденькие елки росли под окнами, но ни один раз не поднимался из трубы спиральный дымок. Трава и лопухи стали расти на дорожках, и все слабее и слабее становился запах мужчины, женщины и ребенка, который все еще различал около избушки Казан.
Однажды под запертым окошком он неожиданно нашел детский башмак. Он был уже изношен, почернел от снега и дождя, но Казан улегся рядом с ним и стал потом проводить около него долгие дни, пока наконец маленькая Жанна не добралась до цивилизации и не заиграла в новые игрушки. Тогда он окончательно вернулся к Серой Волчице в заросли из можжевельника и елок.
Избушка была единственным местом, куда вовсе не сопровождала его Серая Волчица. Во всякое другое время она всегда была при нем. Теперь, когда она уже мало-помалу стала свыкаться со своей слепотой, она даже стала сопровождать его и на охоту до того момента, пока он не нападал наконец на след дичи и не начинал ее выгонять. Тогда она поджидала его в стороне. Казан обыкновенно охотился на белых кроликов, но однажды ночью ему удалось загрызть молодую косулю. Он не смог дотащить ее один и потому вернулся к тому месту, где поджидала его Серая Волчица, и повел ее на обед. И еще по многим другим причинам они не отдалялись друг от друга в течение всего лета, пока наконец по всем тем диким местам их следы не стали отпечатываться рядом, а не врозь: они шли все время парочкой и никогда в одиночку.
А затем случился великий пожар.
Серая Волчица почуяла его, когда еще он отстоял от них за двое суток к западу. В тот вечер солнце зашло в мрачное облако. Взошедшая на востоке луна была красна, как кровь. Весь воздух был пропитан предзнаменованиями.
Весь следующий день Серая Волчица беспокоилась, и только к полудню Казан почуял в воздухе то предостережение, которое она ощутила на несколько часов раньше его. Запах становился все сильнее и сильнее, и к середине дня солнце уже подернулось пеленой дыма.
Могло бы уже начаться бегство всякой дикой твари из занятого лесами треугольного пространства, образовавшегося благодаря пересечению рек Пайпсток и Индианы, но ветер вдруг переменился. Это была роковая перемена. Огонь распространялся с юга-запада. Теперь же ветер подул прямо на восток, увлекая за собою и дым, и вот благодаря этой-то перемене все живые существа, находившиеся в треугольнике между двумя реками, и стали выжидать. Это дало огню время, чтобы окончательно захватить весь треугольник лесов, отрезав всякую возможность для бегства.