Ряды провожающих раздвинулись, пропуская худого даже в КБЗ человека. Клён! Учитель, воспитатель, наставник. Он что-то сказал матери. Та покачала головой. Он опять стал ей что-то говорить, она улыбнулась, подняла голову и помахала рукой, скорее угадывая, в каком месте дирижабля её дети. Густав, будто мать могла его видеть, тоже помахал ей. Сзади всхлипнула Инга.
— Не плачь, сестрёнка, — он повернулся к ней, обнял за плечи, — прорвёмся!
— Отставить сырость, едрёна вошь, не на похоронах! Ещё вернёмся! — голос учителя Воронова был весел. Его будто покинула вся та тяжесть, которая навалилась на него после смерти сына, он вновь почувствовал себя тем Вороном, каким был до его смерти. — Работаем, ребята. У нас всё впереди!
— Всем занять свои места, — голос Володьки был сухим и требовательным. — Начинаем проверку систем.
— Иди, — Густав подтолкнул Ингу к её месту. — Работаем.
Голос друга и командира заставил собраться. Началась привычная проверка.
— Взлёт!
Гаргар нажал кнопки на пульте. Раздалось жужжание, и дирижабль плавно взмыл в воздух.
— Направление — норд-вест. Штурман, координаты!
— Широта пятьдесят градусов сорок минут, долгота восемнадцать градусов двадцать одна минута.
— Рулевой — курс!
— Курс проложен.
Густав кинул взгляд вниз. Анклавовцы махали им руками, прощаясь. Представители Объединённого генералитета стояли на другом конце луга и недобро смотрели вверх.
Перводержавную
Русь православную
Боже, храни!
Царство ей стройное,
Въ силѣ спокойное!
Всё-жъ недостойное
Прочь отжени!
О, Провидѣніе!
Благословеніе
Намъ ниспошли!
Къ благу стремленіе,
Въ счастьѣ смиреніе,
Въ скорби терпѣніе
Дай на земли! —
запел торжественно Ворон.
Дирижабль уносил их в неизвестность, но они были полны надежды и веры.
* * *
Ни в этот вечер, ни на следующий день Соломон Сыча не встретил.
Вместе с Иваном и Сидором он наблюдал, как важно и торжественно взмыл в небо дирижабль. Аэростат был чудной формы: огромная гондола в форме ладьи была прикреплена к четырём серебристым шарикам. Как им пояснил кто-то из крылатских, и гондола, и шары имели отражающее металлизированное покрытие, а их внутренние оболочки имели черное покрытие. А уж потом аккумуляторы перерабатывали солнечную энергию в энергию движения и создавали внутри шаров вакуум, позволяющий взлететь. Направление дирижаблю давали четыре мотора, связанные с рулём.
У всех, кто наблюдал отлёт экспедиции, настроение было приподнятым. Все они верили, что эта экспедиция добьётся успеха. Соломон радовался вместе со всеми.
— Что-то я не понял! Ведь старт планировался на завтра. Как нам теперь связаться с шефом? — вдруг услышал Соломон рядом.
Он повернул голову. Рядом стоял их наниматель и двое рабочих.
— Да ты не парься! У нас есть чёткое указание, мы его и будем выполнять, — ответил один из рабочих. — Пойдём-ка лучше займёмся делом.
Соломон наблюдал, как троица скрылась за углом здания Комендатуры.
Он не расстроился даже тогда, когда, осматривая вечером танк, не обнаружил тех ящиков, что оставались в нём накануне. Сидор сказал, что видел, как их выгружали их же рабочие и уносили куда-то. Возможно, нашли покупателя.
* * *
Вечером, когда Соломон уже собрался ложиться спать, к нему неожиданно пришёл их торговец. Настроение у него было приподнятым, и он сообщил Соломону, что прекрасно расторговался и через несколько часов они возвращаются в Соколиную Гору.
— Ночью? — удивился Соломон. — Мы никогда не ездим ночью под угрозой потерять работу! Это запрещено!
— Чтобы ты не сомневался, вот тебе приказ хозяина танка, — торговец протянул Соломону свернутую вчетверо бумагу.
Соломон развернул её. Действительно, это была рука его нанимателя. В письме тот сообщал, что танк поступает в распоряжение подателя бумаги, а в случае отказа Соломона выполнить его распоряжения он будет немедленно уволен. В случае же успешного выполнения задания его заработная плата увеличивается в три раза.
— Ну ладно, — Соломон спрятал письмо в карман. — Ехать так ехать. Но кто нас выпустит с территории Рынка ночью?
— А вот это уже совсем не твоё дело! — Глаза торговца нехорошо блеснули. — Есть договорённость. Твоё дело быть готовым к отъезду через три часа.
— Поужинать хоть могу?
— А это сколько угодно. Я всё оплачу. Можешь их долбаным квасом накачаться, если не боишься… — Торговец не договорил, повернулся и вышел из комнаты.
Соломон в раздумье пошёл в харчевню. Он взял привычный суп, тушёных овощей и уселся за столик. Подкрепиться не мешало.
Когда он приканчивал овощи, к нему за столик подсел Сыч.
— Привет, земеля. Что такой задумчивый?
— О! Здравствуй, Сыч! Где ты пропадал два дня?
— Да были дела на большой территории. С делегацией Генералитета и отлётом дирижабля было много работы. Сейчас, слава богу, все удалились в бункеры, а я решил навестить старого друга. Как ты? Как твой кочегар? Я ему подарочек приготовил, утром занесу.
— Не будет нас тут уже утром, Сыч.
— Как не будет?
— Уходим через два часа. На, почитай, — Соломон достал из кармана письмо.
Сыч развернул его и стал читать.
— Значит, и зарплата в тройном размере?
— Да, Сыч, в тройном. Ты знаешь, друг, мне эта поездка как-то с самого начала не понравилась. Новый торговец. Правда, не жадный. И моё, и Сидора, и Ванькино пребывание тут оплатил. Ну там, гостиницу, еду в харчевне. Перед поездкой аванс выплатил. И рабочие у него хорошо одеты…
— Как это — хорошо одеты?
— Ну, ОЗК у них у всех хорошие. Из хорошей резины. Да ещё этот их товар. То оставят его в танке, то он пропадёт… Да ещё и Ванька неизвестно что придумывает…
— Ну-ка, ну-ка, притормози и расскажи подробно.
Соломон долго и обстоятельно рассказывал Сычу все перипетии этой поездки, чувствуя, что освобождается от неопределённости, и не понимая, как он мог быть таким слепым.
— Что же это получается, Сыч? По всему выходит, что это никакие и не торговцы?
— А скажи-ка, Соломон, где сейчас твой Ванька?
— Так, поди, в комнате обретается.
— Давай-ка, найди его и приведи сюда. Ему тоже поесть надо.
Соломон отнёс посуду и вышел из харчевни.
Ваньку он нашёл сладко спящим на втором ярусе коек. Растормошил и приволок в харчевню.