Чистилище. Забытые учителя - читать онлайн книгу. Автор: Александр Токунов cтр.№ 31

Монолог Марка Хаимовича был прерван появлением лакея.

— Прошу господ в ресторан Правительственного сектора.

«Ну, наконец-то!» — возликовал в душе Ивлев.

Но отделаться от разговорчивого старичка ему не удалось. Профессор, выяснив, что Николаева не интересуют ни этикетки, ни карта, ни десяток других высокотехнологичных компонентов, мёртвой хваткой вцепился в локоть Ивлева, продолжая журчать:

— Я вам таки скажу, Марк Хаимович — это не только профессор, это вам самый близкий родственник самого… — он замолчал и указал пальцем в потолок.

— Неужели самого?.. — Ивлев едва сдержал улыбку, имея в виду не руководство Кремлёвского бункера, а Бога.

— Да, да, — закивал Марк Хаимович, чрезвычайно довольный догадливостью Ивлева. — О! Сейчас Марк Хаимович представит вам своего ученика и давнего друга. Ему тридцать три года. Вы знаете — это таки возраст Христа, возраст свершений…

К ним подошёл бледный худой человек.

— Вот мой друг и ученик, Гай Соломонович Ванштейн. Очень продвинутый учёный.

Ивлев протянул руку для рукопожатия, надеясь, что этот жест заставит профессора отпустить его локоть. Не тут-то было! «Очевидно, я паду жертвой гостеприимства!» — Ивлев ещё немного подвигал рукой, но Хаимович держался крепко.

— А кто этот седой представительный джентльмен?

Ивлев повернул голову и увидел, что в зал ресторана входит Данаифар.

— О! Профессор, пойдёмте скорее, я вас познакомлю. — Ивлев, предвкушая скорое освобождение, радостно потянул старичка к двери. — Это ведь учёный с мировым именем! Позвольте представить, Абузар Данаифар. Марк Хаимович. Я думаю, что вам как учёным есть о чём поговорить…

Ивлев споро стал отступать в сторону, пряча за спину освобождённую руку и с удовлетворением наблюдая, как Данаифар пытается удержать профессора на расстоянии, не позволяя ему взять себя за локоть или за пуговицу.

У Ивлева наконец появилась возможность рассмотреть зал ресторана. Он был огромных размеров. Его своды были расписаны по белой краске затейливым золотым рисунком. Вдоль стен с двух сторон друг напротив друга были сделаны ниши, имитирующие окна. Своды и стены были украшены знаками ордена Святого Георгия. Зал освещался шестью бронзовыми люстрами и многочисленными бра. Великолепный паркет, подобный исполинскому ковру, был составлен из цветного дерева драгоценных пород.

«Мда, что-то мне это напоминает, очень-очень давнее и забытое». Увидев в середине зала возле ниши, имитирующей окно, скульптурную группу, Ивлев пошел к ней. Перед ним была серебряная группа с фигурами Ермака и графа-атамана Платова. «Насколько помню, эту группу поднесли донские казаки августейшему атаману наследнику цесаревичу Александру Александровичу в тысяча восемьсот каком-то там году. Так-так! А что там? — Ивлев двинулся к другой стене. Там на подставках стояли золочёные часы, украшенные военными арматурами с фигурами святого Георгия и князя Пожарского с гражданином Мининым. — Мда… Когда же они успели всё это демонтировать и вновь смонтировать?»

Ивлев узнал и эти фигуры, и часы, и гербы, и паркет. Он вспомнил тот летний день, когда яркое солнце било в окна Георгиевского зала, играя в хрустальных подвесках бронзовых люстр, отражаясь тысячами лучей от белых стен. И себя — молодого и неопытного младшего лейтенанта, стоявшего в карауле, и первого российского президента, и опьянение призывами к демократии с вдруг появившейся неизвестно откуда колбасой в магазинах… Воспоминание было настолько ярким, что Ивлев зажмурился и горько подумал: «Вот к чему привела демократия! И толерантность! Все теперь в бункерах, а вокруг безумствует Штамм!»

Размышления были прерваны лакеем, предложившим садиться за стол. Лакей отодвинул табурет с витыми золочёными ножками, обитый шёлковой материей цветов георгиевской ленты. Стульев не было; кроме табуретов имелись ещё такие же скамьи.

— Это чтобы не засиживались, — к Ивлеву наклонилась сидевшая рядом дама, в ушах, на шее и пальцах которой сверкали бриллианты. — Я думаю, что табуретки и скамейки специально ставят для гостей.

— Вы полагаете? Для хозяев я что-то тоже не вижу стульев… Ивлев Евгений Иванович, — спохватился подполковник.

— Новак Джамиля Наримановна. А я видела вас в нашем бункере.

— Да? — удивился Ивлев. — Как я мог не заметить такую красавицу?

Новак рассмеялась.

— А вы меня и не могли видеть! Но я вас видела и очень хорошо запомнила.

Ивлев сразу почувствовал холодок, пробежавший между лопатками: «Камеры! Не сболтнул ли я чего лишнего?!»

— Скажите, Джамиля Наримановна…

— Нет-нет, подполковник, просто Джамиля!

— Скажите, дорогая Джамиля, а полковник Новак не ваш ли батюшка?

Джамиля опять рассмеялась:

— Нет, что вы! Мой батюшка Нариман Эдуардович. А полковник Новак мне… как бы это сказать, я не сильна в определении родственных отношений… — Она задумалась.

Большего поражения Ивлев никогда не испытывал. Так опростоволоситься! Ну разве много существует людей с именем Нариман! Он же знал, что у Фархатова есть дочь. «Однако на батюшку совсем не похожа. Тот прямо дон Корлеоне, а у этой красы неземной из красоты одни брюлики!»

— Ну, я жена его племянника… Так кто он мне?

— Дядюшка.

— Дядюшка? — с сомнением произнесла Джамиля. — А, пусть будет дядюшка! Я его теперь так и буду звать. Что же вы ничего не кушаете?

Ивлев посмотрел на столы. Все блюда и тарелки имели вензели, сверкали перламутром и позолотой. Серебряные столовые приборы светились в свете люстр. Он зачерпнул чего-то серо-зеленого с рядом стоящего блюда.

— А вы гурман! — кокетливо сказала Джамиля. — Сразу выбрали самое вкусное и дорогое кушанье.

Ивлев осторожно попробовал серо-зеленую массу. Ничего выдающегося, какая-то трава с добавлением ещё чего-то. Но этого чего-то было настолько мало, что он никак не мог понять, что это. Он осторожно подцепил ложкой ярко-красное кушанье с другого блюда, но тоже не смог определить, из чего это сделано. Потом попробовал кусочки чего-то коричневого…

В общем, еда его не впечатлила. В столовке их бункера, где царила уравниловка для всех, еда подавалась на обычных белых тарелках и была намного вкуснее, хоть и проще.

— О! Принесли крысятину запечённую! Не блюдо — класс! — воскликнула собеседница.

Ивлев еле-еле сдержался, чтобы не передёрнуться. Крысятину в их бункере не подавали вовсе! В крайнем случае бе́лок.

Джамиля помахала рукой официанту. Тот сразу положил ей на тарелку несколько кусков.

— Вам?

— О! Нет, спасибо, я уже наелся, — вежливо отказался Ивлев.

Он взял стакан с водой и стал оглядывать присутствующих. С удивлением заметил, что Данаифар беседует (!) с Марком Хаимовичем. У Ивлева с момента знакомства с профессором создалось чёткое представление, что учёный способен только на монолог. А тут он со вниманием слушал, что говорит ему Данаифар, не пытаясь при этом ухватить его за локоть или пуговицу, а потом отвечал ему. На тарелке у Данаифара было пусто, он не притронулся ни к одному из блюд. Зато профессор отдал должное всему, что было на столе, и сейчас с аппетитом поглощал крысятину запеченную.