– У меня нет претензий к индийцам, – вежливо сказал Ахиллес.
– О?
– Я не люблю авторитарный режим, самодовольно прикидывающийся демократией.
– Индийцы здесь в большинстве. По определению это демократично, даже если самодовольно, – сказала Вирломи.
– На Земле установилась жестокая диктатура.
– Землей управляет избранный Конгресс, председательствует над которым избранный Гегемон.
– Гегемония взросла на убийстве…
– …человека, которого ты ошибочно считаешь своим отцом, – сказала Вирломи.
Эта фраза сразила Ахиллеса, словно удар кувалдой. Всю свою жизнь они с матерью держали его происхождение в тайне, точно так же, как никто ни разу не слышал его истинного имени – Ахиллес. Рэндалл то да Рэндалл сё, и лишь в минуты нежной уединенности мать называла его Ахиллесом. Самого себя он называл этим именем лишь мысленно.
Но Вирломи знала. Откуда?
– Я видела, как твой якобы отец хладнокровно убивает детей, – промолвила Вирломи. – Он убил моего хорошего друга. Без всякого на то повода.
– Это ложь, – сказал Ахиллес.
– Вот как? У тебя есть свидетель, который может оспорить мои слова?
– Повод был. Он пытался объединить планету и установить мир.
– Он был психом, который убивал всех, кто когда-либо ему помог – или видел его слабость.
– Не всех, – возразил Ахиллес. – Вам он позволил жить.
– Я ему не помогала. Я ему не мешала. Оставалась невидимой, пока не смогла от него сбежать. Затем я стала сражаться за освобождение своей страны от жестокого угнетения, которому он нас подверг.
– Ахиллес Фландре пытался восстановить мир во всем мире, а ты вновь ввергла в войну страну, которую он усмирил.
– Но ты без проблем веришь сказке о том, что он твой отец.
– Думаю, моя мать знает об этом больше, чем кто-либо.
– Она знает лишь то, что ей сказали. Потому что она суррогатная мать – генетически она не твоя. Ей имплантировали эмбрион. Ей солгали. Она передала эту ложь тебе. Ты не кто иной, как еще одна похищенная Ахиллесом жертва. И ты до сих пор находишься у него в плену. Ты его последняя и самая жалкая жертва.
Рука Ахиллеса взлетела в воздух прежде, чем он мог задуматься. Удар был несильным – не таким сильным, каким мог быть, принимая во внимание габариты Ахиллеса.
– На меня напали, – негромко произнесла Вирломи.
Двое ее «друзей» вошли в хижину и взяли Ахиллеса под руки.
– Я обвиняю Рэндалла Фирса в нападении на губернатора. Рэндалл, признаете ли вы, что ударили меня?
– Что за абсурдная ложь, – сказал Ахиллес.
– Так и думала, что вы это скажете. Три видеозаписи с разных углов окажутся достаточной уликой для обвинения в нападении. Рэндалл, когда вам будут выносить приговор, я буду рекомендовать изгнание в качестве меры наказания. На Землю – это место, которое для вас, наверное, предпочтительнее Ганга. Ваша мать сможет лететь с вами или нет, как сама решит.
«Подсекла меня, как рыбешку, – подумал Ахиллес. – Мой отец никогда бы этого не потерпел. Унижение, невыносимое оскорбление. Так жил мой отец, и именно так буду жить я».
– Полная запись, – сказал Ахиллес, – она покажет всем, что вы меня подстрекали.
Вирломи плавно поднялась на ноги и подошла к нему, приблизила губы к его уху:
– Полная запись покажет, кого ты считаешь отцом, покажет твое одобрение его действий, которые по-прежнему считаются абсолютным злом для всего человечества. – Она на шаг отступила от него. – Тебе решать, будет ли показана вся запись целиком или только отредактированная часть.
Ахиллес знал: сейчас от него ожидают угроз, жалких ругательств. Но запись по-прежнему ведется.
– Вижу, вы знаете, как манипулировать детьми, – сказал Ахиллес. – Мне всего шестнадцать, и вы спровоцировали мою агрессию.
– Ах да, шестнадцать. Ты великоват для своего возраста, не так ли?
– Душой и сердцем, равно как и плотью, – откликнулся Ахиллес. – Но запомните, ваше превосходительство губернатор: подставить меня – это одно, а вывести из игры – совсем другое.
Он развернулся, а затем подождал, пока приклеившиеся к его рукам мужчины пытались протиснуться в двери, чтобы вновь оказаться за его спиной. Все трое вышли из хижины. Затем Ахиллес резко остановился:
– Вы же знаете, что при желании я могу стряхнуть вас, как мух.
– О да, мистер Фирс. Мы же там были. Если бы не это, мы бы держали вас чисто символически.
– И надеялись, что я на виду у камер положу одного из вас?
– Мы надеялись, что все мужчины и женщины смогут жить, не прибегая к силе.
– Но вы не прочь оказаться жертвой, если сможете воспользоваться этим для того, чтобы дискредитировать или уничтожить врага.
– А вы нам враг, мистер Фирс?
– Надеюсь, нет, – сказал Ахиллес. – Но ваша богиня хочет, чтобы я им был.
– О, мистер Фирс, она не богиня!
И они засмеялись, словно сама эта мысль была абсурдной.
Уходя, Ахиллес уже размышлял о следующем своем шаге. Вирломи собирается обратить против него репутацию его отца, и он не верил, что она станет держать это в секрете, ведь Вирломи права, и любая связь между ним и Ахиллесом Великим очернит его безвозвратно.
«Если моего отца все считают худшим человеком в истории, тогда я обязан найти кого-то похуже, с кем связать ее».
Что же до голословных заявлений по поводу суррогатной беременности матери – Рэндалл не позволит, чтобы ложь Вирломи вбила клин между ним и его мамой. Даже простой вопрос об этом разобьет ей сердце. «Нет, Вирломи, я не позволю тебе превратить меня в оружие, которое ранит мою мать!»
21
Кому: AWiggin%Ganges@ColLeague.adm
От: hgraff%retlist@IFCom.adm
Тема: Добро пожаловать в человеческую вселенную
Первым делом, конечно, выражаю соболезнования в связи со смертью твоих родителей. Но я узнал от них, что ты с ними переписывался, к огромному взаимному удовольствию. Кончина твоего брата, должно быть, оказалась более внезапной. Он был сравнительно молод, но его сердце не выдержало. Не обращай внимания на дурацкие слухи, которые всегда сопутствуют смерти великих. Я видел отчет патологоанатома: у Питера было слабое сердце, несмотря на здоровый образ жизни. Он умер быстро – тромб оборвал его жизнь во сне. Он умер на пике своей власти и возможностей. Не самый скверный способ окончить свои дни. Надеюсь, ты прочтешь отличное эссе о его жизни, написанное предположительно автором «Королевы улья». Эссе называется «Гегемон», и я прилагаю его к этому письму.
Пока ты находился в стазисе на пути от Шекспира к Гангу, случилось кое-что интересное. Меня уволили.