Могло быть и хуже. Истории знаменитых пациентов и их горе-врачей - читать онлайн книгу. Автор: Йорг Циттлау cтр.№ 26

Страница

До таких махинаций во времена Людвига ван Бетховена было еще далеко. Когда врачи отравили его свинцом, содержавшимся в пластыре, они были уверены, что действуют на благо пациента. Так же думали и врачи Пауля Клее. Они выписывали художнику бессмысленные витаминные препараты, потому что в начале XX века наблюдалась форменная эйфория по поводу витаминов. Эти только что открытые биологически активные вещества рассматривались тогда как ключ к вечному здоровью.

Даже врачи, лечившие Эрнеста Хемингуэя электрошоком, желали своему пациенту добра — они хотели таким способом избавить его от депрессии. Однако же они продолжали пользоваться этим методом и после того, как стала очевидна его неэффективность. В наше время медики обычно медлят признавать человека неизлечимо больным, поскольку это разрушает иллюзию собственного всесилия. Возможно, врачи Хемингуэя просто следовали старому принципу: надежда умирает последней. В любом случае, вместе с ней умер их пациент.

Несколько сложнее обстоит дело с врачебными «друзьями человека», когда мы говорим о «таблеточниках». Они появились задолго до того, как современный помешанный на достижениях спорт открыл для себя существование допинга. Гитлер и Черчилль к концу своего жизненного пути вписывались в темп общественной жизни только благодаря лекарствам и не хотели оглядываться на побочные эффекты. Они считали, что лучше быть накачанным наркотиками, чем чувствовать собственное бессилие. Врачи обоих политиков не только укрепляли их в этой мысли, но и преследовали политико-идеологические цели (см. выше).

Что касается «таблеточников», ухаживавших за Джоном Ф. Кеннеди и Элвисом Пресли, то ими руководили благие намерения. Они чувствовали себя польщенными высоким общественным положением своих пациентов и считали, что делают доброе дело, фактически подсаживая своих пациентов на наркотики. Доктор Никопулос, который за неполных три года выписал Элвису Пресли 18 тысяч наименований тонизирующих, болеутоляющих и успокоительных средств, свидетельствовал позже на суде, что им руководили при этом отнюдь не аморальные мотивы.

Джон Кеннеди называл доктора Макса Джейкобсена не иначе как «доктор Чувствуй-Себя-Хорошо», а тот назначал ему высокие дозы амфетаминов. Позже у него вообще отозвали лицензию. Однако Джейкобсен не был классическим неучем, скорее он был человеком слишком твердых убеждений. Он практиковал метод тонизирующего лечения и на себе самом. Он потреблял амфетамин в неизмеримых количествах и благодаря этому смог растянуть свое суточное рабочее время до двадцати часов. В итоге он ужаснул своим видом даже собственного пациента: его глаза походили скорее на автомобильные фары, чем на человеческий зрительный орган. Некоторые считали «доктора Чувстуй-Себя-Хорошо» ненормальным и, возможно, были недалеки от истины. Как видно, он слишком сильно желал себе добра.

Музыканты уже знали, что их дирижер общается теперь только при помощи «переговорных тетрадей», поскольку не в состоянии различать на слух человеческую речь. Но холодным венским ноябрьским днем 1822 года стало очевидно: Бетховен начал утрачивать связь с этим миром, и особенно с миром музыки. Генеральная репетиция «Фиделио» потерпела фиаско. Помощник композитора Антон Феликс Шнидлер позже писал: «Увертюра была сыграна без помарок; но первый же дуэт показал, что Бетховен не слышал ни звука из происходящего на сцене». Попытка начать заново повергла репетицию в окончательный хаос. Бетховен вопросительно взглянул на Шнидлера, и тот предложил ему ехать домой. Бетховен не заставил просить себя дважды и с коротким громким возгласом «Исчезаю!» вышел из зала.

Казалось, что он спокойно перенес провал репетиции — но это было обманчивое впечатление. Дома Бетховен рухнул на диван и закрыл обеими руками лицо, чувствуя себя не в силах смириться с судьбой. Он представлял «картину глубокой меланхолии и упадка», как отозвался об этом Шнидлер. В это время композитора стали посещать мысли о самоубийстве.

Дальнейшее развитие событий увенчалось полным абсурдом. 7 мая 1824 года была исполнена Девятая симфония. Бетховен дирижировал только формально, на самом же деле оркестр следовал за ассистировавшим ему коллегой, который стоял в стороне. После концерта публика устроила композитору бурные овации, но стоявший лицом к оркестру Бетховен не смог их увидеть, пока его не развернули в сторону зала.

Наряду с Моцартом Бетховен является одним из самых выдающихся представителей венской классической школы. Каждому известны «Тра-та-та-та…» его Пятой и «Радость, пламя неземное» Девятой симфонии. Другая причина его известности — в глухоте. Музыкальный гений, потерявший способность слышать, составлял все новые шедевры из звуков, живущих в его памяти. Ученые подсчитали, что, когда глухота начала развиваться и он стал садиться за фортепьяно со слуховой трубкой в ухе, его творческая активность упала примерно на сорок процентов.

Потеря слуха была не единственным несчастьем музыканта, и не из-за нее он умер в возрасте пятидесяти шести лет. Столь ранний уход из жизни был обусловлен в первую очередь отказавшей печенью — и врачебным уходом.

Бетховен начал терять слух между двадцать шестым и двадцать восьмым годами жизни. Уже тремя годами позже он писал: «Завистливый демон сыграл с моим здоровьем злую шутку, три года мой слух все ухудшается… в ушах шумит и свистит день и ночь напролет… Два года я избегаю всякого общества… Будь у меня другое призвание, с этим можно было бы смириться, но теперь мое состояние просто ужасно».

Бетховен нуждался в медицинской помощи. С двадцати восьми лет и до самой смерти его консультировали по крайней мере десять врачей, часто одновременно, а также сведущий в медицине духовник. Но помочь ему никто не мог. В октябре 1802 года он в отчаянии восклицал: «Подумайте только: я уже шесть лет болен, состояние мое усугубили бездарные врачи, и год от года я живу в тщетной надежде на улучшение!» Бетховен двояко относился к представителям медицины. С одной стороны, он иронизировал над «высокоучеными господами», которые многое обещали, но немногое из обещанного выполняли; с другой стороны, его положение вынуждало хвататься за любую соломинку, предлагаемую медициной. Он даже однажды выпил целую склянку растительного сока, хотя ему было предписано принимать по ложке. Без сомнения, Бетховен был сложным пациентом.

А еще он был пациентом со множеством заболеваний. Маска, снятая с него в 1812 году, демонстрирует рубцы от оспы; кроме того, он переболел корью и тифом. Он заработал ревматизм и постоянно страдал от насморка, астмы, кровотечений из носа и судорог в нижней части живота. В 1810 году Бетховен сильно травмировал голову, потому что из-за близорукости с трудом замечал предметы вокруг себя. Он был слишком тщеславен, чтобы носить очки, как и Гёте, которого он встретил в Карлсбаде в 1812 году.

В последние недели своей жизни Бетховен лежал в постели. Каждый день к нему приходили два врача. У пациента было серьезное заболевание печени с симптомами желтухи, холерины (рвоты с поносом) и сильной водянки. 20 декабря 1826 года ему сделали пункцию, и врач заметил: «Пять с половиной кружек», что означало потерю почти восьми литров жидкости. О последовавших сеансах пункции Бетховен со свойственным ему грубоватым юмором отзывался так: «Лучше вода из брюха, чем как с гуся вода». Один его друг советовал пить истекшую при пункции жидкость другим композиторам, «чтобы им в голову наконец начали приходить приличные идеи». Прощание с Бетховеном напоминало скорее цинично-веселую «лебединую песню», чем траурную церемонию.

Страница