Могло быть и хуже. Истории знаменитых пациентов и их горе-врачей - читать онлайн книгу. Автор: Йорг Циттлау cтр.№ 10

Сверх того, воспитание будущего императора было доверено учителю Георгу Хинцпетеру, спартански настроенному любителю дисциплины, который привил ребенку привычку скрывать и компенсировать свои недостатки, и этим нанес окончательный удар его психике. Когда сей «педагог» завершил обучение Вильгельма, для Германии был готов правитель, который мог одной рукой стрелять, управлять лошадью и парусом, играть в крокет, но был глубоко душевно травмирован и страдал от целого букета неврозов.

В июне 1888 года Вильгельм унаследовал германский престол. Теперь у империи был глава, который, хоть и происходил из дома Гогенцоллернов, был обременен чувством своей неполноценности, и показать себя миру стало для него фатальной необходимостью. Кроме того, в нем тлела обида на отвергнувшую его мать Викки. Психоаналитики предполагают, что это чувство разрослось со временем в обобщенную ненависть ко всем англичанам — не лучшая предпосылка, чтобы стать императором-миротворцем. Последствия хорошо известны.

Когда в 1918 году Мировая война закончилась и Германия лежала в руинах, Вильгельм тихо и незаметно совершил побег в Голландию. В изгнании он мечтал о триумфальном возвращении на родину. Но не вернулся. Вильгельм умер в 1941 году, так и не увидев вновь своей страны. Немцам он был больше не нужен — они нашли себе другого вождя.

В медицинском деле нередко встречаются личности, склонные к спорам и дискуссиям. На то множество причин. Во-первых, за плечами у любого медика долгие годы учения; он во многом весьма сведущ. Но мало обладать знанием, зачастую образованность тоже хочется демонстрировать. А лучше всего это удается во время спора, если получается указать оппоненту на его заблуждение. Медики в этом смысле не отличаются от прочих представителей ученого сословия. Вторая причина — значительное возвышение в общественном сознании общего образа медицины и ее адептов за последнее столетие. Возрастающий интерес к этой сфере во многом происходит из-за того, что люди с каждым годом все сильнее хотят наслаждаться жизнью именно здесь и сейчас, а не дожидаться «вечной жизни». Поэтому во многих вопросах они уже не обращаются к священнику, разбирающемуся в том, как разрешит их вопросы Вечность, а идут к врачу, главному уполномоченному по делам здоровой жизни здесь, на земле. Поэтому значение врача приобретает все больший вес, а приемная его трещит по швам от наплыва пациентов. Тот, к кому так часто прибегают за советом и помощью, чувствует себя не только польщенным, но много больше: правым. А у тех, кто прав, развивается особая манера отстаивать эту правоту.

Третья причина состоит в том, что медицине все же не удается поднять свой статус до уровня полноценной естественной науки. Причина, возможно, в том, что основным ее предметом является человек и его индивидуальность. В сущности, неплохо, что медицина считается не наукой, а своего рода искусством, лечебным искусством. Но как в живописи существует бессчетное количество стилей, так, в медицине практикуется множество различных подходов к лечению и диагностике. Одни видят в повторяющихся спадах настроения признаки депрессии, другие же — обыкновенные сложности внутреннего мира человека; одни обращают внимание на стул и дыхание пациента, другие же больше доверяют кардиограмме; одни режут решительно и неумолимо, другие тянут до последнего, пока пациент не умрет.

В различных лечебных методиках функции врача и врачебной школы понимаются по-разному. Это не плохо, потому что само по себе дает существенное подспорье прогрессу. Проблема состоит в том, что различные представления о здоровье — см. выше! — часто пропагандируются нетерпимыми «носителями истины». Их вера в состоятельность собственного метода непоколебима, тогда как своих противников они представляют безграмотными неучами. Нигде больше в ученом мире споры не заходят так далеко, не пышут таким тщеславием, самовлюбленностью, непримиримостью и грубостью, как в медицине. Нигде так не силен корпоративный дух, нигде больше инакомыслящие так настойчиво не подавляются и так последовательно не игнорируются.

Прискорбно, что все эти споры и стычки зачастую происходят за спиной пациента. Иногда же битва разгорается у самого изголовья его кровати. Так действовал доктор Теодор Троншен, врач Вольтера, посмертно смешавший репутацию философа с грязью, выставив своего покойного пациента малодушным трусом и душевнобольным безбожником. Мотивом этой вражды была в первую очередь месть, ведь французский просветитель с удовольствием хулил профессию медика («Если мы видим гроб, а за ним врача усопшего, то перед нами картина следствия, предваряющего свою причину») и при этом был острым критиком духовенства («Боги прекрасны — ужасны их жрецы»). Тот факт, что Троншен посмертно опозорил своего пациента, говорит сам за себя.

До сих пор неясно, почему он так поступил: то ли ему не хватило духа открыто выступить против философа при его жизни, то ли он просто не хотел терять платежеспособного клиента. Ведь Вольтер был не только очень болен — он был еще и очень богат, а врачи с большой неохотой уступают друг другу таких пациентов.

Репутация Фридриха Ницше после его смерти также долгое время очернялась врачами. До сих пор ходят слухи о том, что он умер от сифилиса, хотя непонятно, где воздержанный философ мог заразиться этой передающейся половым путем болезнью. Распространяли это утверждение ищущие славы врачи, ведь довольно найдется людей, которые хотели бы увидеть в атеисте Ницше с его теорией сверхчеловека патологического безумца, за безбожие свое наказанного венерическим заболеванием.

Два монарха — Фридрих III и Людвиг II — уже при жизни стали жертвами тщеславия врачей и их уверенности в собственной правоте. Процарствовавший девяносто девять дней прусский король вынужден был ежедневно по многу раз показывать толпам врачей свою шею (у него был рак), выслушивая при этом их диспуты. Баварский же король-сказка был объявлен невменяемым врачами, которые ни разу его прилично не обследовали и едва его знали. В «благодарность» за это Людвиг забрал одного из них с собой на тот свет.

Английский премьер-министр Черчилль содержал врачей, чтобы оставаться в хорошей форме в условиях политических невзгод. По этой причине он и его врач хорошо смотрелись бы в главе «„Таблеточники“ и друзья человека». Но личность его доктора, благородного лорда Морана, вызывает в этом плане некоторые сомнения: действительно ли, пичкая Черчилля медикаментами, он думал о благе своего пациента? Еще при жизни Черчилля он успешно спас от обнародования многие болезни своего пациента, зато впоследствии в своей толстой 900-страничной книге раскрыл бесчисленные детали своего лечения. Мог ли настоящий лорд так поступить? Не заглянув в душу английского медика-аристократа, нельзя дать утвердительный ответ.

«Первую половину нашей жизни мы жертвуем своим здоровьем, чтобы заработать деньги. Другую половину мы жертвуем своими деньгами, чтобы вернуть себе здоровье». Тезис Вольтера отнюдь не дышит оптимизмом. Он звучал бы очень органично в устах старого брюзги, этакой разочарованной версии дядюшки Скруджа, который стоит посреди своих богатств и стенает: «К чему мне все эти деньги, когда мое здоровье разрушено?»