Доктрина шока - читать онлайн книгу. Автор: Наоми Кляйн cтр.№ 98

Существуют и «низкотехнологичные» способы применения маркетинговых решений для ведения войны против террора — щедрые награды за любую информацию о предполагаемых террористах. Во время вторжения в Афганистан американские разведчики объявили, что готовы заплатить от 3000 до 25 тысяч долларов за каждого выданного боевика «Аль-Каиды» или «Талибана». «Богатство и власть, о которых ты и не мечтал!» — такие слова были написаны на типичной американской листовке в Афганистане, которая была представлена в качестве вещественного доказательства в 2002 году в Федеральном суде, разбиравшем дело о нескольких заключенных в Гуантанамо. «Ты получишь миллионы долларов, если поможешь бороться с талибами... Достаточно денег, чтобы обеспечить твою семью, твою деревню, твой род до конца жизни» .

И тут же камеры Баграма и Гуантанамо заполнили пастухи, водители и торговцы — все они оказались смертельно опасными людьми, по словам тех людей, которые их сдали и получили вознаграждение. «Есть ли у вас какие-либо предположения о том, почему правительство и люди из пакистанской разведки передали вас американцам?» — спросил член военного трибунала у египтянина, содержащегося в тюрьме Гуантанамо.

Судя по рассекреченной стенограмме, узник настроен скептически. Он отвечает:

— Судья, вы сами знаете, как это происходит. В Пакистане человека можно купить за 10 долларов. А что будет, если предложат 5000?

— Так что же, вас продали? — спрашивает член трибунала таким тоном, как если бы ему подобная мысль никогда не приходила в голову.

— Да.

По сведениям Пентагона, 86 процентов заключенных в Гуантанамо были выданы самими боевиками или их агентами в Афганистане и Пакистане после объявления о наградах. К декабрю 2006 года Пентагон освободил из Гуантанамо 360 заключенных. Агентству Associated Press удалось проследить судьбу 245 освобожденных; 205 из них по возвращении на родину были освобождены от всех обвинений . Эти данные свидетельствуют об ужасающем качестве разведки в условиях, когда поиск террористов ведется на основе рыночных стратегий.

Всего за несколько лет индустрия национальной безопасности, которой до 11 сентября почти не существовало, разрослась до размеров, которые значительно превосходят показатели Голливуда или музыкального бизнеса . Но еще поразительнее то, насколько мало этот бум безопасности анализируют и исследуют как экономическое явление, как беспрецедентное сочетание бесконтрольной полицейской власти с таким же бесконтрольным капитализмом, из чего получается гибрид супермаркета и секретной тюрьмы. Когда информация о том, кто представляет угрозу безопасности, а кто нет, становится таким же товаром, как информация относительно покупки книг о Гарри Поттере через Amazon или о том, кто уже побывал на Карибских островах и теперь может захотеть отправиться на Аляску, это меняет всю нашу культуру. И это не только благоприятная среда для шпионажа, пыток и получения недостоверной информации, но и мощный стимул для сохранения страха и чувства угрозы — тех самых эмоций, которые изначально и породили индустрию катастроф.

В прошлом появление новых экономических систем, от революции Форда до бума информационных технологий, сопровождал поток споров и размышлений о том, как новый метод создания богатства изменит накопленные культурные стереотипы, то, как мы путешествуем или даже как наш мозг обрабатывает информацию. Новая же катастрофическая экономика не стала предметом подобных широких обсуждений. Разумеется, идут дискуссии о том, насколько Закон о патриотизме соответствует конституции, о задержании без определенных правил, о пытках и об «чрезвычайной выдаче», но никто не обсуждает смысла того, что все эти вещи происходят как коммерческие сделки. Темы обсуждений ограничиваются отдельными скандальными случаями получения прибыли от войны или коррупции, а также традиционными сетованиями на то, что правительство неспособно адекватным образом контролировать работу частных подрядчиков; но рамки дискуссии были слишком узки и мало кто говорил о том, что это значит — участвовать в полностью приватизированной войне, которая устроена так, что будет тянуться бесконечно.

Отчасти это объясняется тем, что экономика катастроф подкралась к нам незаметно. В 1980-1990-х годах новые типы экономики заявляли о себе гордо и громогласно. Особенно это заметно на примере бума информационных технологий и сопутствующего нового класса собственников, которые рекламировали себя в СМИ чересчур шумно: это бесчисленные молодые и решительные руководители компаний на фоне собственных самолетов, роскошных яхт и идиллических вилл.

Сегодня индустрия катастроф приносит не меньше богатства, но мы об этом почти ничего не слышим. По данным одного исследования 2006 года, «с начала войны против террора доходы руководителей ведущих 34 частных предприятий, работающих в сфере безопасности, в среднем выросли настолько, что вдвое превышают уровень доходов четырех лет, предшествовавших 11 сентября». Если у этих руководителей доход между 2001 и 2005 годами вырос в среднем на 108 процентов, руководители других больших американских компаний за тот же период стали получать больше всего лишь на 6 процентов .

Таким образом, доходы в сфере индустрии катастроф приближаются к доходам в сфере информационных технологий, однако тут существует почти такой же уровень секретности, что и в ЦРУ Капиталисты экономики катастроф избегают прессы, приуменьшают свое богатство и умеют молчать. Джон Илстнер из Chesapeake Innovation Center, где разрабатываются идеи национальной безопасности, заявил: «Мы не радуемся тому, что вокруг защиты нашей страны от терроризма расцвела гигантская индустрия. Но это большой бизнес, и наша компания целиком в него погружена» .

Питер Свайр, служивший советником по конфиденциальности в администрации Клинтона, сказал о сплетении сил, которые создают бум вокруг войны против террора, такие слова: «Есть правительство, священная миссия которого — сбор информации, и есть индустрия новых информационных технологий, которая отчаянно ищет новые рынки» . Иначе говоря, это корпоративизм: большой бизнес и мощное правительство объединились в невиданную силу, чтобы регулировать и контролировать жизнь обычных граждан.

По-моему, это нелепость и глупость. Думать, что все наши действия объясняются жаждой денег, — безумие. Вам бы следовало вернуться в школу и поучиться.

Джордж Буш-старший отвечает на обвинение в том, что его сын осуществил вторжение в Ирак, чтобы открыть новые рынки для американских компаний

Государственные служащие имеют нечто такое, чего не хватает частному сектору. Это долг верности большему благу — долг верности общим интересам всех, а не только интересам кучки людей. Компании же хранят верность своим акционерам, но не стране.

Дэвид М. Уолкер, начальник Главного контрольно-финансового управления США, февраль 2007 г.

Он не видит разницы между общественными и частными интересами.

Сэм Гардинер, бывший полковник Военно-воздушных сил США, пенсионер, о Дике Чейни, февраль 2004 г.