Доктрина шока - читать онлайн книгу. Автор: Наоми Кляйн cтр.№ 73

Однако Россия не была повторением Чили — это было то же, что и в Чили, но происходило в обратном порядке. Пиночет устроил переворот, упразднил демократические институты и затем приступил к шоковой терапии; Ельцин начал шоковую терапию в условиях демократии, а затем смог защитить ее, только упразднив демократию и совершив переворот. Причем оба сценария горячо поддерживал Запад.

«Атака Ельцина получила широкую поддержку» — сообщал заголовок газеты Washington Post через день после переворота, «это победа демократии». Ей вторила Boston Globe: «Россия не вернется в темницу прошлого». Госсекретарь США Уоррен Кристофер отправился в Москву; чтобы выразить свою поддержку Ельцину и Гайдару, он заявил: «Соединенным Штатам нелегко поддержать роспуск парламента. Но это чрезвычайные обстоятельства» .

В России на это смотрели иначе. Ельцин, получивший власть благодаря тому, что защищал парламент, теперь буквально предал его огню — здание настолько обгорело, что его прозвали «черным домом». Москвич средних лет с ужасом говорил перед камерой иностранному репортеру: «Люди поддерживали [Ельцина], потому что он обещал демократию. Он не только попрал ее, но и расстрелял» . Виталий Нейман, охранявший вход в Белый дом во время попытки переворота в 1991 году, сказал: «Мы получили прямо противоположное тому, на что надеялись. Мы шли за них на баррикады, рисковали ради них жизнью, но они не исполнили своих обещаний» .

Джефри Сакс, прославившийся тем, что доказал совместимость радикальных реформ свободного рынка с демократией, продолжал публично поддерживать Ельцина после штурма парламента, называя его противников «группой бывших коммунистов, опьяненных властью» . В книге «Конец нищеты» Сакс подробно рассказывал о своей деятельности в России, но ни словом не обмолвился об этом драматическом событии, обходил его полным молчанием, как не упоминал о чрезвычайном положении и задержании рабочих лидеров во время осуществления шоковой программы в Боливии .

После переворота Россия оказалась под диктаторским управлением, не встречавшим отпора: выборные органы были распущены, работа Конституционного Суда приостановлена, как и действие самой Конституции; по улицам ездили танки, был введен комендантский час, пресса оказалась под цензурой, хотя гражданские права вскоре были восстановлены.

Что же делали «чикагские мальчики» и их западные советники в этот критический момент? То же самое, что они делали в дымящемся Сантьяго и что будут делать в горящем Багдаде: освободившись от помех демократии, они лихорадочно писали новые законы. Через три дня после переворота Сакс сказал, что до сих пор «шоковой терапии не было», потому что эта программа «осуществлялась на практике лишь непоследовательно и неэффективно. Теперь же у нас есть шанс кое-что совершить» .

Что и было сделано. «В эти дни либеральная команда экономистов Ельцина решительно продвигается вперед, — сообщает журнал Newsweek. — Через день после роспуска парламента российским президентом реформаторы рынка получили команду: начинайте писать указы». Журнал приводит слова «ликующего западного экономиста, честно сотрудничающего с правительством», который решительно утверждает, что в России демократия всегда тормозила планы введения рынка: «Теперь, когда препятствие в виде парламента устранено, это великое время для реформы... Ранее здешние экономисты были сильно удручены. Теперь же мы работаем день и ночь». В самом деле, что может быть прекраснее государственного переворота, как о том сказал Чарльз Блитцер, экономист Всемирного банка, ответственный за Россию, журналу Wall Street Journal: «Я никогда не испытывал такой радости за всю мою жизнь» .

Это было только начало веселья. Пока страна приходила в себя после штурма, «чикагские мальчики» Ельцина спешно внедряли самые мучительные части своей программы: значительное сокращение бюджета, либерализацию цен на основные продукты питания, включая хлеб, и дальнейшее осуществление приватизации в самые быстрые сроки — стандартные меры, которые немедленно порождают массовую нищету, так что для их проведения необходима поддержка полицейского государства, подавляющего народное возмущение.

После переворота Стенли Фишер, первый заместитель директора-распорядителя МВФ (и также один из «чикагских мальчиков» 1970-х), призывал Ельцина «двигаться как можно быстрее на всех фронтах» . О том же говорил и Лоренс Саммерс, который разрабатывал программу для России в администрации Клинтона. «Три "-ации"», как он их называл: «приватизация, стабилизация и либерализация», — должны быть осуществлены как можно быстрее .

Перемены происходили с такой быстротой, что россияне не могли за ними уследить. Рабочие часто и не подозревали о том, что их фабрики и шахты уже проданы, не говоря о том, проданы на каких условиях и кому (подобную глубокую дезориентацию я могла наблюдать десятилетие спустя на государственных фабриках Ирака). Теоретически все эти сделки и махинации должны были вызвать экономический бум, который поднимет Россию из отчаянного положения; но на практике на смену коммунистическому государству пришло государство корпоративизма: этот бум обогатил лишь узкий круг россиян, многие из которых до того работали в аппарате Коммунистической партии, и некоторых западных менеджеров инвестиционных фондов, которые получили неслыханную прибыль от своих инвестиций в спешно приватизированные российские компании. Клика новых миллиардеров, многие из которых потом стали так называемыми олигархами, прозванными так за имперский уровень богатства и власти, вместе с «чикагскими мальчиками» Ельцина грабили страну, забирая все, что представляло хоть какую-то ценность, и отправляли свои неслыханные доходы за границу по два миллиарда долларов в месяц. До шоковой терапии в России не было миллионеров; к 2003 году, по данным журнала Forbes, появилось 17 русских миллиардеров .

Отчасти это объясняется тем, что кое в чем Ельцин и его команда отклонились от доктрины чикагской школы и не позволили иностранным компаниям непосредственно покупать российские богатства; они предоставили эту возможность русским, а затем открыли новые частные компании, принадлежащие так называемым олигархам, для иностранных акционеров. И все равно прибыли были астрономическими. «Вы ищете инвестиций, которые могут принести по 2000 процентов за три года? — спрашивает Wall Street Journal. — Лишь один рынок ценных бумаг обещает такой результат... Россия» . Многие инвестиционные банки, включая Credit Suisse First Boston, как и самые богатые финансисты, быстро создали суперприбыльные для финансовых спекулянтов русские инвестиционные фонды.

Жизнь олигархов и иностранных инвесторов омрачало лишь одно облако на горизонте: падение популярности Ельцина. Экономическая программа оказала такое разрушительное действие на жизнь обычного россиянина, и коррупция при этом настолько бросалась в глаза, что рейтинг Ельцина снизился до однозначных цифр. Если бы Ельцина устранили, его преемник мог бы положить конец российским экспериментам с диким капитализмом. Еще сильнее олигархов и «реформаторов» пугала возможность ренационализации, для которой имелись все законные основания, поскольку богатства были распроданы в обстоятельствах, когда Конституция не действовала.