Израиль и стабильность апартеида катастроф
Пока аналитики размышляют о причинах «давосской дилеммы», возникает новое понимание ситуации. Нельзя сказать, что рынок в полной мере защитил себя от нестабильности, этого еще не произошло. Тем не менее непрерывный ряд катастроф стал таким привычным, что гибкий рынок изменился и приспособился к новому положению вещей — нестабильность дает ему стабильность. Когда обсуждают этот новый экономический феномен, появившийся после 11 сентября 2001 года, как правило, ссылаются на Израиль. На протяжении последнего десятилетия Израиль занимался решением своей местной «давосской дилеммы»: войны и теракты участились, однако деловая жизнь на бирже Тель-Авива по активности побивала все прошлые рекорды, несмотря на продолжающееся насилие. Как сказал, выступая на канале Fox News после терактов 7 июля в Лондоне, один аналитик, «в Израиле приходится опасаться террора ежедневно, но рынок тут за последний год вырос»
. Можно согласиться, что, как и глобальная экономика в целом, политическая ситуация в Израиле находится в катастрофическом положении, но экономика страны никогда не была столь прочной, и показатели ее роста за 2007 год сравнимы с показателями Китая и Индии.
С точки зрения модели «оружие — икра» пример Израиля интересен тем, что его экономика устойчива перед лицом серьезных политических потрясений, таких как война с Ливаном 2006 года или захват Газы «Хамасом» в 2007 году. Израиль построил такую экономическую систему, в которой при эскалации насилия наблюдается заметный подъем. И этот феномен не является загадкой. За годы до того, как американские и европейские компании осознали выгоды глобального бума вокруг безопасности, израильские технологические фирмы уже создавали домашнюю индустрию защиты, так что они занимают ведущее положение в этом секторе и сегодня. По подсчетам Израильского института экспорта, в стране существует 350 корпораций, которые продают местную продукцию, связанную с безопасностью, а в 2007 году на рынке появилось 30 новых компаний подобного рода. С точки зрения корпораций Израиль был той моделью, которую следовало использовать на рынке после 11 сентября 2001 года. Однако с социальной и политической точек зрения Израиль следует воспринимать иначе — как грозное предупреждение. Тот факт, что страна наслаждается экономическим благоденствием, несмотря на войну с соседями и растущую жестокость на оккупированных территориях, показывает, насколько опасно строить экономику на основе непрерывной войны и углубления катастроф.
Способность Израиля сочетать «оружие и икру» является кульминацией решительного изменения экономического курса в стране в течение последних пятнадцати лет, и параллельно это изменение крайне негативно отразилось на перспективах достижения мира — последнему вопросу уделяли мало внимания. Положение, при котором существовал реальный шанс достичь мира на Ближнем Востоке, последний раз наблюдалось в начале 1990-х, когда множество израильтян понимали, что постоянный конфликт не лучшее решение проблемы. В то время пал оплот коммунизма, начиналась информационная революция, и в деловом сообществе Израиля было широко распространено убеждение в том, что кровавая оккупация Газы и Западного берега реки Иордан, за которой последовал бойкот Израиля со стороны арабских стран, ставит под угрозу будущее израильской экономики. Израильские корпорации, наблюдавшие за стремительным развитием новых рынков по всему миру, устали преодолевать сопротивление войны, хотели стать частью мира без границ, приносящего доходы, но битвы в регионе заставляли их сидеть у себя дома. Если бы израильскому правительству удалось договориться о мире с палестинцами, соседние страны прекратили бы бойкот и Израиль благодаря своему расположению мог бы превратиться в ближневосточный центр свободной торговли.
В 1993 году Дан Гиллерман, тогдашний президент Федерации израильских торговых палат, озвучивал эту позицию так: «Израиль может стать обычным государством... Он может стать стратегическим, снабженческим и рыночным центром всего региона, ближневосточным Сингапуром или Гонконгом, где расположены офисы транснациональных компаний... Мы говорим об экономике совершенно иного рода... Израиль должен действовать и быстро приспосабливаться к ситуации, иначе эта судьбоносная возможность для экономики будет упущена и нам останется только с сожалением говорить: "а мы могли бы"»
.
В том же году Шимон Перес, министр иностранных дел, объяснял группе израильских журналистов, что мир стал неизбежностью. Конечно, это будет мир особого рода. «Нам не нужен мир флагов, — говорил он, — нам нужен мир рынков»
. Несколько месяцев спустя израильский премьер-министр Ицхак Рабин и глава Организации освобождения Палестины Ясир Арафат обменялись рукопожатием на лужайке перед Белым домом в знак вступления в действие соглашения, подписанного в Осло. Этому радовался весь мир, и эти трое — Перес, Рабин и Арафат — разделили между собой Нобелевскую премию мира 1994 года. Но затем все пошло по другому сценарию.
Осло было самым радужным периодом в израильско-палестинских отношениях, но знаменитое рукопожатие не было символом окончания конфликта. Оно было только знаком начала процесса, когда все самые острые вопросы еще не были разрешены. Арафат оказался в унизительном положении, когда ему пришлось выпрашивать позволения вернуться на оккупированные территории, кроме того, ему не удалось договориться ни о судьбе Иерусалима, ни о палестинских беженцах, ни о еврейских поселениях, ни даже о праве палестинцев на самоопределение. Стратегия переговоров в Осло, по словам их участников, строилась на идее продвинуть вперед «мир рынков» в надежде, что затем станет на свои места и все остальное: предполагалось, что когда израильтяне и палестинцы откроют свои границы и присоединятся к торжественной процессии глобализации, обе стороны конфликта увидят такое улучшение условий жизни, что появятся условия и для будущих переговоров о «мире флагов». И казалось, Осло дает основания для таких надежд.
Мира не удалось достичь в силу ряда причин. Израильтяне во всем винят теракты смертников и убийство Рабина. Палестинцы упоминают стремительное разрастание израильских поселений во время переговоров в Осло: это доказывало для них, что такой мир «основывался на неоколониализме», если использовать выражение Шломо Бен-Ами, израильского министра иностранных дел в правительстве рабочей партии Эхуда Барака. Как писал Бен-Ами, «когда мы действительно установим мир с палестинцами, уже разовьется ситуация зависимости, структурное неравенство между двумя социальными группами»
. Споры о том, кто же сорвал мирные переговоры и стремились ли участники на самом деле достичь мира, хорошо известны и широко обсуждались. Однако два фактора, которые способствовали возвращению Израиля к односторонней позиции, остаются в тени, причем оба они связаны с крестовым походом чикагской школы за распространение свободного рынка. Первый из них — это приток евреев из советских стран, прямое следствие экспериментов с шоковой терапией в России. Другой заключался в изменении экспортной экономики Израиля: ранее экспорт был основан на продаже традиционных товаров и высоких технологий, но постепенно центр тяжести переместился, и предметом продажи стали накопленный опыт и торговля устройствами, связанными с контртерроризмом. Оба этих фактора препятствовали осуществлению программы Осло: приток людей из России снизил зависимость Израиля от палестинской рабочей силы и позволил ему закрыть оккупированные территории, в то время как стремительное развитие экономики высокотехнологичной безопасности раздразнило аппетиты израильских богачей и власть имущих, так что они предпочли отказаться от установления мира в пользу ведения бесконечной и постоянно расширяющей свои масштабы войны против террора.