Русские во Второй мировой войне - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Уткин cтр.№ 377

Красная Армия, выйдя из страшных подвалов Сталинграда, обрела не только новое дыхание, но и новый внешний вид. Гвардия получила особый знак. Офицеры надели новые кителя с золотыми погонами — те самые погоны, которые революционные солдаты 1917 года срывали с офицеров русской армии. Единоначалие в войсках уже было введено

9 октября. Осененные знаменами своей истории, полки и дивизии связали воедино историю и современность, дали солдату и офицеру чувство гордости за тех, кто создавал нашу державу, кто творил нашу культуру, кто породил гениев во всех проявлениях человеческого духа.

Иностранные наблюдатели — доброжелатели и недруги — начинают писать о стране и армии по-новому, иначе оценивая то, что части из них казалось «колоссом на глиняных ногах». Несимпатизирующий Курцио Малапарте: «Посмотрите на этих мертвых, на этих погибших татар, на убитых русских. Это новые тела, только что доставленные с великих строек пятилетки. Посмотрите, как сияют их глаза. Обратите внимание на их низкие лбы, на их толстые губы. Они что, крестьяне? Рабочие? Да, они рабочие — специалисты, ударники. Они символизируют собой новую расу, эти тела убитых рабочих в индустриальной войне». Армия 1914–1917 годов была, несомненно, армией крестьян. К эпохе изобретения индустриальных способов борьбы — танки, самолеты — Россия породила поколение своих граждан, способных справиться с современной техникой. Их судьба была тяжелой, но они сохранили доблести отцов и прадедов: упорство, мужество, беспредельную жертвенность, фаталистическую небоязнь смерти. И добавили новые черты — владение техникой, самостоятельный расчет, ориентацию в большом и малом мире. Без этого Сталинград вошел бы в германскую, а не в нашу историю. Английский историк А. Кларк отмечает, что «начиная с этого времени Красная Армия владела инициативой, и, хотя немцы еще старались во многих случаях (и преуспевая в ряде этих операций) изменить баланс сил, их усилия могли иметь лишь тактический успех. Начиная с ноября 1942 года позиция вермахта на Востоке была в фундаментальном смысле оборонительной» [65] .

Нацисты сами навязали Советскому Союзу войну на истребление, а не фехтование на рапирах. Красная Армия набирала мастерство с каждым месяцем, а вермахт параллельно терял уверенность в своих вождях, приведших элитную армию на волжские утесы. Поражение под Сталинградом потрясло Германию, ориентированную нацистской пропагандой на «лишь слегка затянувшийся» блицкриг. Весь многолетний опыт, впитанный немцами с августа 1914 года — гибели армии Самсонова — и до высокомерного Брест-Литовска, где генерал Гофман продиктовал России карфагенский мир, убеждал население Германии, что этй азиатские недочеловеки просто неспособны ни на что перед тевтонской изобретательностью и эффективностью. Тем сильнее был эффект советского Танненберга — Сталинграда, где новоиспеченному германскому фельдмаршалу не хватило даже человеческого мужества Самсонова.

Велико международное значение Сталинградской битвы. Отныне заставить Японию и Турцию выступить против СССР было уже невозможно. Но стратегическое значение сражения еще шире. Как пишет британский историк Дж. Эриксон, «если Полтавская битва 1709 года превратила Россию в европейскую державу, то Сталинград обозначил дорогу к превращению Советского Союза в мировую державу». Отныне — и до 1991 года — СССР выступал в мире как вторая сверхдержава. Понадобился дипломатический «Сталинград наоборот», чтобы наивные и амбициозные потомки победителей на Волге, на виду у изумленного мира предав никогда не ведомую им национальную историю, откатились к нределам допетровской Руси.

Среди россыпи орденов и медалей моих родителей выделяются две желтоватые латунные медали с барельефами в касках — «За оборону Сталинграда». Обтрепались светло-зеленые ленточки, погасла латунь. Но никогда в нашей истории не погаснет великий жертвенный подвиг тех, кто, опершись на родной волжский берег, исключил для себя переправу, кто нашел в себе нечто трудноопределимое и бездонное, нечто сильнее страха и важнее собственной жизни. Вполоборота к распластавшейся к северу стране, на Мамаевом кургане Родина-мать, подняв меч, молча кричит своим часто неразумным детям. И мы будем жить в грядущей истории лишь до тех пор, пока мы слышим этот крик.

И в третий раз весы истории заколебались близ деревни Прохоровки, где 12 июля 1943 года вермахт дал свой последний наступательный бой. 18 часов длилась невиданная танковая битва, когда военное счастье переходило с одной стороны на другую много раз. За полночь семьсот танков застыли в самом необычном виде, с башнями и без оных. В русской степи стояли остовы трехсот немецких танков, и среди них было семьдесят «тигров». Между ними искореженными лежали 88 орудий, 300 грузовиков и сотни, тысячи солдат. Тяжелыми были потери советской стороны, но она отбила попытки обхода и бестрепетно пошла лоб в лоб. Наши танкисты гибли нещадно, но немцы уже никогда не пробовал испытать советские танки на мужество в непосредственном танковом столкновении. Немцы решили не продолжать лобовое столкновение. Наступательная фаза войны на Восточном фронте для вермахта закончилась. И в наступление на всех фронтах перешла антигитлеровская коалиция, союз СССР с США и Великобританией. Вплоть до Берлина и Эльбы, вплоть до Маньчжурии и линкора «Миссури».

Надо отдавать себе ясный отчет в том, что идеология нацистской Германии и Советской России не имели между собой ничего общего. Первая основывалась на экзальтированном, фанатичном национализме. Вторая — на социальном восстании масс. Немецкого школьника учили, что мировая культура и наука происходят от германского корня, что «Германия превыше всего» и задачей живущего поколения является обеспечить ей самое лучшее место под солнцем. Советские школьники учили наизусть Гёте и Шиллера, их воспитывали в безусловном уважении к великой германской культуре и науке. Невозможно представить себе советского учителя, который возвещал бы органическое превосходство советского народа над прочими. При любом отношении к социализму невозможно опровергнуть тот факт, что он не провозглашал национальной исключительности, не ставил соседние народы рангом ниже, не взывал к темным инстинктам крови, не порождал спесивого высокомерия. В годы отчаянной битвы за спасение страны от вторгшегося в нее врага в России издавали немецких мыслителей и поэтов. Пытаться сегодня поставить знак равенства между двумя полярными системами ценностей можно, лишь предавая историческую истину в пользу политической злобы дня.

Многие различия двух столкнувшихся в войне обществ проистекали даже не из идеологии, а из контрастных особенностей цивилизационного опыта, западного и восточноевропейского. Индивидуализм, с одной стороны, и коллективизм — с другой, рациональность и эмоциональность, протестантская трудовая этика — и энтузиазм самоотвержения, опыт Реформации и традиции православия. Эти различия существовали задолго до Петровской эпохи, сохранились в советское время и долго еще будут существовать после нас. Пять столетий подряд демонстрировал Запад победу качества над количеством, победу западной рациональности над фатализмом незападных народов. Вот почему человеку Запада всегда было трудно осмыслить особый случай России, подлинный источник русской силы.