Русь меж двух огней – против Батыя и "псов-рыцарей" - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Елисеев cтр.№ 64

* * *

Дело в том, что на этот момент командиры русской рати располагали полной информацией о том, где находится в этот момент Батый и где развернулись боевые действия. Разгромив Тверь и осадив Торжок, орда опасно приблизилась к стану на Сити с запада, и русские военачальники не могли не считаться с этой угрозой. От Торжка до Бежецка, ближайшего городка, к расположению великокняжеских войск в наши дни по трассе 191 км, но дело в том, что дорога эта проходит через Тверь, которая на этот момент была уже захвачена монголами, и на Сити об этом хорошо знали. От Твери до Бежецка — 130 км, а от Бежецка до Божонки, где стоит полк Владимира Константиновича, будет километров 40, а это не так уж и много. И князья, и воеводы чувствовали ту опасность, которая подползала к ним с юго-запада, и просто были обязаны принять соответствующие меры. И они их приняли.

Очевидно, было решено все полки выдвинуть в верхнее течение Сити и именно там ждать встречи с монгольской ордой — место, как мы уже убедились, было выгоднейшее, да и князь Владимир, судя по всему, подготовил позиции для боя. Опять же, если вдруг объявится Ярослав, то идти ему будет гораздо ближе до Божонок, чем до района Игнатово — Станилово, и в этом случае появлялась вероятность либо ударить по монголам с двух сторон, либо объединить войска. Но был еще один момент, и он мог стать одним из важнейших — дело в том, что наступила весна со всеми вытекающими последствиями. Пока погода стояла холодная, и лед на реках был крепок, но именно что пока. Если весна вступит неожиданно в свои права и снег начнет таять, то это могло бы привести к необратимым последствиям для всей русской рати. Дело в том, что по весне и сегодня в тех местах передвигаться достаточно сложно, даже на внедорожнике это довольно проблематично, ну а что уж говорить про XIII век! Оставаясь в среднем течении Сити, русские полки реально могли там увязнуть в трясинах и чащобах на неопределенный срок без возможностей получать продовольствие и пополнения. Конечно, утопающая в грязи русская рать сразу же стала бы недоступной для монголов, но собирали ее не для того, чтобы отсиживаться по лесам и прятаться от врага! И если бы Ярослав все же выступил из Новгорода на помощь брату, то он запросто рисковал попасть под удар монголов, не имея ни малейшего шанса на помощь со стороны князя Георгия, который со своей ратью барахтался бы в ситских болотах. И потому решили начать выдвигать войска к Божонке, а самым первым должен был выступить пеший трехтысячный полк под командованием воеводы Дорожа (Дорофея Семеновича). Скорее всего, первоочередной задачей воеводы было укрепить немногочисленную рать угличского князя и крепко удерживать позиции для подхода главных сил. В главном же расположении войск стали готовиться к предстоящему выступлению — собирали продовольствие и свозили корм для лошадей, поскольку стояла весна и закрома крестьян в окрестностях Божонки уже были опустошены.

Что же касается воеводы Дорожа, то совершенно непонятно, почему ему приписывают командование трехтысячным конным полком, поскольку никаких указаний на этот счет в источниках нет. Вряд ли таким количеством всадников располагали князья и воеводы в районе Станилово — Игнатово, поскольку, как уже отмечалось, сам князь Георгий привел на Сить очень мало владимирских гридней. Это однозначно зафиксировано в летописях: «В ту же зиму выехал Юрий из Владимира с небольшой дружиной» (Лаврентьевская летопись). Опять же, все эти всадники могли быть только княжескими гриднями, а свои дружины князья водили сами, зачем им доверять над ними командование воеводе, пусть даже и толковому! Князей собралось на Сити достаточно, и любой из них мог бы возглавить этот отборный отряд, так что версия о 3000 лихих наездниках полностью отпадает.

О том, что полк Дорожа шел в сторону Божонки, свидетельствует тот факт, что он столкнулся с монголами, которые шли от Коя — с юга. О цели похода летописи свидетельствуют так: «и после мужа храбра Дорофея Семеновичя и с ним три тысящи мужей пытати татар» (Никоновская), «Князь же Юрьи посла Дорожа въ просокы въ 3-хъ 1000-хъ» (Новгородская), «Князь же Юрьи посла Дорожа в просокы в 3000 — х муж» (Троицкая). А вот как это звучит в изложении В. Татищева: «Вперед же от войска послал в разъезд мужа храброго Дорофея Семеновича с 3000, проведать о татарах». С одной стороны, информация Василия Никитича вроде бы перекликается с информацией Никоновской летописи, но если посмотреть с другой, то зачем посылать такое огромное количество людей в разъезд «проведать о татарах»? Но скорее всего, именно с легкой руки историка и пошла гулять по научным трудам байка о 3000 всадниках, поскольку в разъезд ходят на лошадях. Опять же, сама фраза «въ просокы» вызывала недоумение, вплоть до того, что шел этот отряд по лесным просекам либо сам эти просеки прорубал. На мой взгляд, совершенно прав краевед П. Голосов, директор Ординской школы Мышкинского р-на, который вполне логично разъяснил ситуацию: «Объяснение этого слова как «просека в лесу» тоже не подходит, так как просеки прорубались для обозначения границ лесных владений. Эта работа требовала больших усилий и в XIII веке в глухих лесных местах была просто не нужна. Поэтому слово «просоки», скорее всего, имеет то же значение, что и «засеки», т. е. лесные завалы на путях движения противника, предназначенные для обороны определенного рубежа». И вот здесь все сходится, поскольку именно в Божонках как раз могли быть те самые засеки и укрепления, о которых говорили местные краеведы.

Переславль-Залесский — родина Александра Невского. Фото автора

Но в самый канун решающих событий Георгий Всеволодович получил страшную весть о гибели всей своей семьи. «На исходе февраля месяца пришла весть к великому князю Юрию, находящемуся на реке Сити: «Владимир взят и все, что там было, захвачено, перебиты все люди, и епископ, и княгиня твоя, и сыновья, и снохи, а Батый идет к тебе». И был князь Юрий в великом горе, думая не о себе, но о разорении церкви и гибели христиан» (Тверская летопись). «Пришла весть к великому князю Юрию: «Владимир взят, и церковь соборная, а епископ, и княгини с детьми, и со снохами, и с внучатами скончались в огне, а старшие твои сыновья, Всеволод с братом, вне города убиты, люди перебиты, а теперь татары идут на тебя» (Лаврентьевская летопись). Источники единодушны в том, что свое горе великий князь переживал страшно, но именно на нем в этот кризисный момент лежала ответственность за всю Суздальскую землю и именно от него зависело дальнейшее развитие событий. Он не имел права устраняться от дел, он был последней надеждой разграбленной и униженной страны, и от этого Георгию Всеволодовичу было еще тяжелее. Ведь он лишился не только всей своей большой семьи, он практически лишился и своего княжества, столица которого теперь лежала в руинах. Именно это и имел, скорее всего, в виду летописец, когда записал, что «Князь же, услышав это, в слезах закричал громким голосом, оплакивая правоверную христианскую веру, и особенно сокрушаясь о гибели церкви, епископа и всех людей (ведь он был милостив), нежели о себе, о жене и о детях» (Лаврентьевская летопись). И Тверская, и I Софийская летописи тоже об этом свидетельствуют, и скорее всего, именно в эти черные дни князь Георгий осознал весь масштаб катастрофы, которая постигла его землю и которую он не смог предотвратить. Погибло все, чему он посвятил свою жизнь, и от этого на душе было еще горше — но не только ему. Весть о падении Владимира-Суздальского и разгроме всего княжества произвела самое негативное впечатление на воинство: и явно не прибавила ратникам боевого духа, что и отметил Татищев: «Князь великий Юрий с племянниками, уведав, что Владимир и другие грады взяты, великая княгиня и князи все побиты и пожжены и татары на него идут, плакали о том горько, и были печаль и страх великий во всем войске его». Но на скорбь времени уже не оставалось, поскольку события вступили в решающую фазу и развивались стремительно.