Моим друзьям и коллегам по работе
в Польше и Венгрии в 1992–2001 гг.
посвящается
И восстанут лжехристы и лжепророки,
и дадут великие знамения и чудеса, чтобы
прельстить, если возможно, и избранных;
и если скажут вам: "Вот, Он в пустыне" -
не выходите; "Вот Он, в комнатах" -
не верьте; Ибо, как молния исходит
от востока и видна бывает даже на западе,
так будет пришествие…
Евангелие от Матфея, глава 24, ст. 24-26
У нас нет места тем, кто привык проигрывать. Нам нужны крепкие
ребята, которые идут, куда им ука-
жут, и всегда побеждают.
Адмирал Джон Ингрэм
Bis vincit, qui se vincit in victoria!
Пролог
Вюнсдорф (Федеративная Германия, земля Бранденбург), 17 декабря 1992 года. Инженерный отдел штаба Западной Группы войск
— Товарищ полковник, у нас проблемы. — Вошедший в кабинет заместителя начальника инженерных войск ЗГВ майор Звягинцев был непривычно бледен и нервно возбуждён — что было для него крайне нехарактерно. Обычно майор, несмотря на весь творящийся последние три года в бывшей Восточной Германии бедлам, сохранял бодрость духа и выдержку — чему немало способствовало радующее глаз изобилие спиртного в доселе бедненьких военторгах бывшей ГСВГ, а также заработная плата в инвалюте, серьезным довеском к которой для него (впрочем, как для почти всех, без исключения, должностных лиц новоявленной российской армии в Германии) служил несложный гешефт по распродаже имущества, накопленного несокрушимой и легендарной на немецкой земле за сорок лет её там пребывания.
Полковник Антонович раздражённо махнул рукой.
— Какие, на хрен, проблемы? Опять эти балбесы из девяносто четвертой КамАЗ угля или бульдозер с длительного хранения немцам продали? Я этого Козинца из сто седьмого батальона когда-нибудь лично расстреляю! Вообще, быстрей бы эту свору из Шверина вывели… И так не знаешь, как всё это барахло вывезти, а тут еще отличники боевой и политической, что ни день, новые сюрпризы преподносят… Ну? Или сто тридцать четвертый в Майсене опять устроил пьяный разгул и поножовщину? Я просто поражаюсь — какой дурак додумался накануне вывода присылать сюда новобранцев с Кавказа? Ты что молчишь?
Майор Звягинцев покачал головой.
— Всё намного хуже. Намного!
Полковник сразу посерьезнел.
— Ну? Не тяни кота за хвост! Генералу Цветкову нужно будет докладывать? Что-нибудь вроде ЧП в Альтенграббе? Опять бундесы пытались проникнуть на территорию ракетно-технической базы?
Майор набрал воздуха, тяжело выдохнул и выдавил из себя:
— Изделие номер одиннадцать не поддаётся извлечению.
— То есть — как не поддаётся? У тебя что, крана под рукой не было? — Тут вдруг полковник мгновенно побледнел, и, почти шепотом, хрипло спросил: — Я правильно тебя понял?
Майор молча кивнул головой.
Полковник Антонович в сердцах грохнул кулаком по столу.
— Блядь! Ну что за жизнь?! — затем, уже спокойнее, деловито спросил: — А в чём там дело? Как быстро можно исправить ситуацию?
Майор Звягинцев покачал головой.
— Боюсь, не очень быстро. Детонатор системы неизвлекаемости не реагирует на коды. Система продолжает функционировать в автономном режиме.
В кабинете заместителя начальника инженерных войск повисла тяжелая тишина.
Полковник Антонович закурил, молча продвинув пачку "Честерфилда" и зажигалку своему сотруднику. Майор, не спеша, достал сигарету, прикурил, выпустил облачко синеватого дыма, пахнущего благовониями — и проговорил:
— Хрен его знает, что делать. Я лично коды — те, что в журнале в декабре прошлого года были зафиксированы — на детонаторе набирал, раз семь, наверное — ни черта не получается. Даёт сбой машинка, хоть ты плачь. Я и прошлогодние коды пытался ввести — бесполезно; "нет доступа" — и всё. А без отключения детонатора системы неизвлекаемости изделие из колодца вытащить — сами понимаете…
Полковник выпустил струю дыма, кивнул согласно. Затем спросил:
— Кто вводил коды? В прошлом году, помниться, ты отвечал за южные колодцы, в зоне ответственности восьмой армии?
— Ну да. — Майор оживился: — Я ж эти изделия и ставил, хотя официально на должности еще не стоял — ну, вы помните, я тогда как раз в капитанах лишний год ходил. Меняли старые изделия, семьдесят девятого года закладки. Два сюрприза мы тогда заложили в операционном районе семьдесят девятой гвардейской танковой. Тогда наш восемьдесят восьмой батальон из Йены ставил их в горах, в районе Лойтенберга и Обервайсбаха. И два "подарка от Андропова", как их особист наш, Зуйко, называл — мы тогда поставили в полосе тридцать девятой гвардейской мотострелковой, у Броттероде и Райхенбаха. Двести семьдесят второй батальон из Готы ставил, с комбатом его мы тогда ещё изрядно выпили… хм… такой здоровый был мужик, фамилия еще такая смешная… Сейчас не вспомню. Я в прошлом году своими руками коды на них менял, и все четыре в августе-сентябре мы извлекли без проблем. Под видом инженерного имущества — как того требовал Бурлаков — вывезли в расположение триста пятнадцатого отдельного ремонтно-восстановительного батальона специальных машин шестнадцатой воздушной, в Фюрстенвальде, там же погрузили в эшелон и отправили на родину…. Под видом сбрасываемых авиационных баков их тогда отправляли, кажется… Никаких сбоев и проблем. А тут…. Разрешите доложить?
Полковник кивнул.
Майор открыл свою папку, вытащил листок с какими-то графиками, протянул своему собеседнику.
— Одиннадцатый объект находится в зоне ответственности второй гвардейской танковой, в операционном районе двадцать первой мотострелковой дивизии; пас его триста сорок восьмой батальон из Людвигслюста. Расположен колодец с изделием в лесном массиве у станции Ясниц. Коды на нем в прошлом году менял майор Кведеравичус…. Который, как я понимаю, теперь неизвестно где. Не то в независимой Литве, не то в Латвии — я в них путаюсь, хрен этих прибалтов поймешь.
Полковник тяжело вздохнул.
— Мда-а-а, ситуёвина…
Затем, встав и подойдя к окну, Антонович поглядел на лежащий перед окнами плац, забитый предназначенной к эвакуации инженерной техникой, находящейся в окружении деятельно копошащихся вокруг нее двух сотен солдат в бушлатах второго (если не третьего) срока носки (старшины всё, что имело хоть какую-то ценность, старались сберечь для продажи, одевая бойцов в сущее рванье; бороться с этим полковник бросил еще полгода назад — ввиду полной бесполезности). Бойцы спешно обшивали досками разное инженерное имущество, крепили по-походному стрелы, ковши, грунтоотвалы и ЗИПы на инженерных машинах; а, кроме того, как предполагал полковник, отвинчивали от техники те детали, которые, по солдатскому разумению, они могли бы продать хозяйственным немецким бюргерам. В первые месяцы вывода пойманных с поличным солдатиков карали за это нещадно, но когда полковник, будучи в командировке в Богучаре, увидел, что бережно упакованное в Германии имущество в родимом Отечестве гигантскими бесхозными терриконами складировалось на голой земле под открытым небом, проще говоря — сваливалось в бесполезные кучи никому не нужного железа — репрессии против солдат, продававших немцам всякие мелочи, тут же были прекращены. И ладно бы под откос любимая Родина сваливала только железо — где там! Целые дивизии живых людей новоявленное российское руководство бросало жить в поле…