Белогвардейщина - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Шамбаров cтр.№ 90

В то время, как эта группа, наращивая силы, разворачивала наступление на юг, а 5-я армия Блюмберга готовилась к очередному удару на восток, приближался день генерального наступления Колчака. В литературе можно встретить различную численность его войск — и 300, и 400, и даже 700 тысяч. Все эти цифры не соответствуют действительности. Иногда они нарочно раздувались белой пропагандой. Даже если учесть списочный состав тыловых гарнизонов, штабов, учебных команд, милиции, казачьих атаманов, не желающих никому подчиняться, все равно эти цифры останутся завышенными. А на фронте к началу марта у Колчака было 137,5 тыс. человек, 352 орудия, 1361 пулемет. Противостоящие ему 6 армий Восточного фронта насчитывали 125 тыс. человек, 422 орудия, 2085 пулеметов, т. е. преимущество в живой силе было ничтожным, а в вооружении белогвардейцы уступали противнику.

Следует отметить еще одну трагическую особенность Восточного фронта. В отличие от Юга России, Колчак не имел перед красными преимущества в качестве армии. В 1917 — 1918 гг. все лучшее офицерство рванулось на юг, к Корнилову и Алексееву. А с момента чехословацкого мятежа до ноября 18-го пробраться из центра России на Дон к Кубани через нейтральную Украину было легче, чем в Сибирь через фронт. На востоке собрались люди в значительной мере случайные, стихийно примкнувшие к освободительному восстанию или попавшие под мобилизацию. Из 17 тыс. офицеров в армии Колчака всего около 1 тыс. было кадровых. Остальные — в лучшем случае запасники и прапора производства военного времени, в худшем — сомнительного производства «учредилок», директорий и областных правительств. Острая нехватка офицеров восполнялась необстрелянными юнцами, надевающими погоны после шестинедельных курсов чистыми душой, но ничегошеньки за этой душой не имеющими и ничегошеньки не умеющими.

На юге собралась плеяда видных полководцев. Там был избыток военачальников, например, сидели на гражданских должностях такие крупные военные деятели, как Лукомский, Драгомиров. Подолгу исполняли административные должности или были в резерве командования Кутепов, Врангель, Эрдели, Покровский и многие другие. На востоке не хватало не только талантливых, но просто грамотных военачальников. Сам Колчак мог быть лишь знаменем, в сухопутной стратегии и тактике он разбирался плохо. А вокруг него командные высоты заняли те, кого выдвинуло или случайно вынесло наверх белоповстанческое движение. Скажем, начальником штаба Колчака (фактически первым лицом при моряке-главнокомандующем) оказался капитан Лебедев, всего лишь корниловский курьер в Сибирь, пролезший при меняющихся правительствах в генералы. Да и многими корпусами и дивизиями командовали генералы из поручиков, которые зарекомендовали себя в лучшем случае хорошими командирами полупартизанских отрядов при освобождении Сибири и Урала. Это в то время, когда на командные и штабные должности в каждую большевистскую армию насаждался штат генштабовских военспецов.

На юге крепкий костяк армии составили «именные» офицерские части марковские, дроздовские, корниловские, алексеевские, спаянные общими традициями, победами и утратами. На востоке таких не было. Только что созданные полки и дивизии на имели ни общего прошлого, ни крепкой спайки. Самыми крепкими и боеспособными частями Колчака были Ижевский и Боткинский полки из рабочих-повстанцев этих городов. Ударной силой юга было казачество. Но казачьи войска были слишком разными. Донское — 2,5 млн. казаков, Кубанское — 1,4 млн., Терское — 250 тыс. Восточные казачьи войска были малочисленны, не имели таких глубоких традиций, как старшие собратья, да и тянули каждое в свою сторону. Амурское (40 тыс.) и Уссурийское (34 тыс.) увязли во внутренней войне Приморья. Верховодил там атаман Калмыков, игнорирующий Верховную власть. Более крупное Забайкальское (250 тыс.) сидело под рукой Семенова, открыто не признающего Колчака. Опять же, там своя война шла — часть казаков отшатнулась от самозваного атамана и создавала красные отряды. Более-менее поддерживало Сибирское казачество (170 тыс.). Семиреченское (45 тыс.) было целиком занято войной за собственный медвежий угол. Самым крупным было Оренбургское войско (500 тыс.), но там в казачье сословие входили и башкиры, косящиеся то в сторону Дутова, то в сторону изменника Валидова. Храбро сражалось Уральское казачество (170 тыс.), но сражалось само по себе, связь с ним была слабой.

Вот в таких условиях две силы готовились к противоборству. В декабре у Колчака были все шансы разгромить рыхлый красный фронт, как это получилось у Перми, — но тогда у него еще не было достаточной армии. К февралю драконовскими мерами Сталина и Дзержинского северный фланг был укреплен. Разложившийся южный фланг, без сомнения, мог быть еще легко раздавлен. Но измена корпуса Валидова, потеря Уфы, Оренбурга, Уральска заставили отложить наступление на месяц. К марту, когда наступление началось, на южном фланге у Колчака уже нависала и все крепче сколачивалась 40-тысячная группировка Фрунзе. К началу весны в районе Перми была развернута Сибирская армия Гайды, около 50 тыс. чел., с направлением удара на Ижевск — Глазов — Вятку. Южнее Западная армия М. В. Ханжина в 43 тыс. с направлением Уфа — Самара. В оперативное подчинение ей придавалась 14-тысячная казачья Южная группа ген. Белова, а на Оренбургское направление нацеливалась Отдельная казачья армия Дутова, 15 тыс. чел. В резерве у Колчака оставался Волжский корпус Каппеля.

В литературе, причем не только красной, но и белой, гуляет весьма скользкая легенда о неверном выборе направления главного удара. О том, мол, что было ошибочно выбрано северное направление из соперничества с Деникиным, чтобы опередить его во взятии Москвы. Утверждается даже, что направление главного удара выбиралось из соперничества англичан с французами. Англичане, мол, тянули Колчака на север, на соединение со своей архангельской группировкой, а французы на юг — к своему ставленнику Деникину. Версия эта чистейшая чепуха. Ее породили в белом лагере политические противники Колчака, а красные подхватили и развили, чтобы покарикатурнее выставить белых генералов, готовых даже друг дружке глотки перегрызть.

Опровергнуть эту версию очень легко. Во-первых, оба направления считались равнозначными, и главным стало все-таки не северное, а южное. Во-вторых, зоны английских «интересов» были ближе на юге, в Петровске (Махачкале) и Баку, север же в государственные британские «интересы» никак не входил, они просто не знали, как лучше от него избавиться. А Деникин к этому времени был в отвратительных отношениях с французами из-за их политики в Одессе, нежелания помочь Дону и заигрывания с Петлюрой. В-третьих, версия о соперничестве нарочно путает разные периоды войны. В марте Деникину ни о какой Москве думать не приходилось, с 60-тысячной армией он еле-еле удерживал фланги от более чем 200-тысячной группировки большевиков, навалившейся с Украины и от Царицына. Поэтому единственной формой взаимопомощи получалось со стороны Деникина оттянуть на себя побольше красных сил, а со стороны Колчака — воспользоваться этим.

И, наконец, изучая опыт гражданской войны, мы можем прийти к выводу, что равномерное распределение сил на нескольких направлениях было… правильным. Может, случайно, но правильным. Стратегия гражданской войны очень отличается от классической, и успех определялся не только арифметическим соотношением войск, но и массой других факторов — моральных, политических, экономических и т. д., которые учесть заранее было невозможно. Изначальный колчаковскии план наступления по нескольким направлениям можно считать верным. Если бы еще командование догадалось верно действовать по мере его развития!