Белогвардейщина - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Шамбаров cтр.№ 28

"Единство в основном, в коренном не нарушается, а обеспечивается многообразием в подробностях… в приемах подхода к делу, в путях истребления и обезвреживания паразитов (богатых и жуликов, разгильдяев и истеричек из интеллигенции)".

И предлагает действовать, кто как хочет — заставить "чистить сортиры", выдать "желтый билет по отбытию карцера" или просто расстрелять «тунеядца» и "лакея буржуазии". Всероссийскому хаму гарантировалась вседозволенность, даровалось право на любые самочинные зверства. И. А. Бунин приводит пример, как это претворялось в жизнь, — «протокол» тамбовских мужиков села Покровского:

"30-го января мы, общество, преследовали двух хищников, наших граждан Никиту Александровича Булкина и Адриана Александровича Кудинова. По соглашению нашего общества, они были преследованы и в тот же момент убиты".

Там же «казнят» заподозренных в воровстве — орудиями казни служат вилы и безмен, которым проламывают черепа.

Но основное внимание большевиков сосредоточилось, естественно, на Учредительном Собрании. Во имя успеха, которого они якобы брали власть, которого Россия ждала с Февральской революции, с которым связывала надежды на лучшее. Выборы проходили уже после Октябрьского переворота. Уже запретили все неугодные партии — кадетов, октябристов и др. Уже закрывались и конфисковались все неугодные издания. Уже большевистская пропаганда получила абсолютное преимущество перед остальными — конкурирующих агитаторов можно было запросто арестовать. Но и этого оказалось недостаточно. Пошло мощное давление на комиссию по выборам. 23.11 ее арестовали, 27-го выпустили, но Ленин приказал Урицкому обосновать "пользу ареста" и не пускать членов комиссии в Таврический дворец, где она заседала.

На местах шла борьба, продолжали звучать требования о скорейшем созыве Учредительного Собрания. Ведь теперь у многих с ним связывались и чаяния на конец большевистского беззакония. И вот 19.12.17 Советы постановили, что оно

"будет созвано, как только половина членов, именно 400 депутатов, зарегистрируется установленным порядком в канцелярии Таврического дворца".

Легко понять, что решение опять играло на руку большевикам. Не говоря уж о «контрреволюционных» областях, отрезанных фронтами, Собрание предполагалось открыть, не дожидаясь депутатов от богатых переселенческих, казачьих и национальных окраин, где позиции ленинцев были самыми слабенькими.

Но, несмотря ни на что, становилось ясно — в открытой демократической борьбе большевики терпят полное поражение. И не только в демократической. Солдаты столичных полков — Преображенского, Семеновского, Волынского и др., в октябре поддержавшие их, теперь все сильнее выражали недовольство. Поздно. Большевики уже начали обзаводиться новыми козырями. Одним из них были матросские отряды, хорошо наживавшиеся на обысках, реквизициях и презиравшие серошинельную разложившуюся «рвань». Кстати, далеко не все эти «матросы» были настоящими — как раз в такие отряды часто записывалась уголовная шпана, которой нравилось щеголять в морской форме (обратите-ка внимание, каким языком говорят «матросики» у Вишневского, Лавренева, Соболева).

Кроме того, после перемирия с немцами с фронта были сняты латышские полки. Латыши, исторически ненавидевшие немцев, среди общего развала сохранили боеспособность, дисциплину и организованность. То есть считались в 17-м частями «контрреволюционными». Но дезертировать и уехать домой в оккупированную Латвию они не могли. И большевики охотно приняли их к себе на службу, назначив высокую оплату золотом. То есть они стали профессиональными и верными хозяину наемниками — 8 полков, впоследствии развернутые в 16. Имелось еще одно немаловажное обстоятельство: русских латыши тоже исторически не любили, как хозяев Латвии после немцев. Что делало их, сами понимаете, идеальными карателями.

5 января Учредительное Собрание открылось. Большинство мест получили эсеры. Значительного представительства добились меньшевики. И кадеты несмотря на запрет их партии. Ленин явился на первое заседание с заряженным револьвером в кармане, жутко возбужденный и окруженный бандой матросни. О нравах его «команды» говорит анекдотический факт — направляясь в зал, Ильич вспомнил, что забыл револьвер в кармане пальто. Но там его уже не оказалось. Сперли. Лишь через посредничество Дыбенко, перетряхнувшего своих подчиненных, нашли пропажу и вернули вождю пролетариата.

Предложенная большевиками "Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа" с треском провалилась. Название пусть вас не смущает — ведь ключевым пунктом декларации и ее основным смыслом было утвердить в России существующее правление, подвести законную базу под результаты Октябрьского переворота. Председателем, вместо Свердлова, навязываемого «сверху», был избран Чернов. Ленин вел себя откровенно по-хулигански — прыгал, хохотал, выкрикивал издевательские реплики. И другие большевики с ним. И левые эсеры тоже! Ну да разве могли они подозревать, что партнеры через полгода сожрут их самих? Они-то рассчитывали на честный сговор… Головорезы из ленинского окружения, бесцеремонно разместившись в проходах, свободных креслах, на галерках, хулиганили по-своему. Целились в ораторов из винтовок, клацали затворами…

Тем временем в поддержку Учредительного Собрания двинулись многотысячные мирные демонстрации. От рабочих районов, от учащихся, интеллигенции. Заслоны латышей и матросов встретили их огнем. Из пулеметов и винтовок — по толпе. Сколько народу погибло в этот день, сколько было переранено — неизвестно. Никто ж не считал… Большевики, левые эсеры, "левые мусульмане" и другие родственные партии, вдоволь «пошалив», покинули заседание, оставив остальных делегатов со своей охраной, продолжающей издевательства. А в ночь на 6-е последовало известное распоряжение Ленина "свободно выпуская всех из Таврического дворца, никого не впускать в него без особых приказов".

И известный разгон "Караул устал. Очистить помещение!"

На следующий день вышел декрет о роспуске Учредительного Собрания.

К жертвам расстрела демонстрации добавлялись новые. Группа матросов, ворвавшись в Мариинскую больницу, заколола штыками находившихся там видных общественных деятелей, бывших депутатов Думы и депутатов Учредительного Собрания Шингарева и Кокошкина. Кое-кого из депутатов стали убивать на улицах — поди, разберись, чья работа… Другие, справедливо опасаясь за свою жизнь, спешили покинуть Петроград.

Вообще-то, если разобраться, вряд ли из данного Учредительного Собрания вышло бы что-нибудь путное. Слишком уж много в нем было общего с предыдущими «Государственными» и «Демократическими» совещаниями, с беспомощным «предпарламентом». Не обладая ни реальной силой, ни единством, ни практической хваткой, вряд ли оно могло дать России что-то, кроме очередного потока говорильни. Но факт его разгона сыграл куда большую роль, чем факт созыва. Он стал ярким доказательством, что большевики не намерены считаться ни с чем и ни с кем. Похоронил надежды на то, что с ними можно бороться демократическими методами. И вызвал по России новую волну возмущения — не менее серьезную, чем после узурпации власти.

В декабре 17-то необузданные, анархические орды первых красных отрядов ринулись во все стороны от столиц и крупных городов.