Сталин. Путь к диктатуре - читать онлайн книгу. Автор: Абдурахман Авторханов cтр.№ 45

Интересное описание процесса Бухарина, особенно поведения самого Бухарина на этом процессе, дает очевидец, присутствовавший на всех заседаниях Военной коллегии Верховного суда СССР. Этот очевидец — сотрудник английского посольства в Москве — бригадир Ф. Маклин. Вот свидетельство Маклина в сокращенном изложении:

«Чем дальше развертывается процесс, тем яснее становится подлинная цель каждого доказательства — очернить лидеров „блока“, представить их не как политических преступников, а как обычных уголовных преступников: убийц, отравителей и шпионов.

Особенно это относится к Бухарину. Ему отводится главная роль в этой страшной пантомиме. Это тот, кто планировал убить Ленина, расчленить СССР, кто вошел в заговор Тухачевского, чтобы открыть фронт в случае войны с Германией, кто вместе с Ягодой убил Кирова, Максима Горького, Куйбышева, Менжинского, кто давал инструкцию своим сторонникам установить контакт с агентами Британии, Японии, Польши, Германии, с белогвардейцами, с Троцким, со II Интернационалом, кто организовывал саботаж в промышленности и сельском хозяйстве на Украине, в Сибири, на Кавказе, в Средней Азии, кто планировал, во-первых, крестьянские восстания и гражданскую войну и, во-вторых, дворцовую революцию и государственный переворот.

Каждый подсудимый, черня себя, усердно чернил и Бухарина. Методически разрушался старый портрет революционного бойца, марксистского теоретика, друга Ленина, члена Политбюро, секретаря Коминтерна и на его месте создавался другой, новый портрет демона, предателя, шпиона… Никто не может питать симпатию к такой низкопробной твари… Становится ясно, что избранный метод обвинения дает удовлетворительные результаты…

Но это казалось так только до тех пор, пока Бухарин сам не принимал участия в процессе. Однако когда Вышинский, допрашивая очередного подсудимого, начинает обращаться к Бухарину за подтверждением, дела не идут так гладко. Даже тогда, когда он признается в преступлениях, инкриминируемых ему, он дает им такую квалификацию или немедленно уходит в сторону, что его объяснения делают бессмысленными сами преступления. Он не отвечает прокурору с той определенностью, с какой отвечают другие обвиняемые… Он обращается с ним как равный с равным. В то же время действительно кажется, что он издевается над прокурором…

Теперь наступает время его допроса… Вечером 5 марта Ульрих объявляет начало допроса Бухарина. Когда Бухарин встал, в зале возникло большое возбуждение…

Подсудимый полностью признается в своей вине. Объявив себя лидером „право-троцкистского блока“, он берет на себя ответственность за всякие деяния „блока“, независимо от того, знал ли он о них или нет.

Этого, конечно, вполне достаточно, но, кажется, что это не то, чего хотят. Вышинский требует больше деталей. Но нелегко пригвоздить обвиняемого к фактам. Он скорее дает отчет об экономической программе блока… Говорит о плане государственного переворота против нынешних рулевых СССР.

Вышинским и Ульрихом начинает овладевать беспокойство. Это все не то, что они хотят…

Бухарин должен быть не в роли теоретика, а в роли уголовного преступника. Он же выступает, как и в былое время, развивая и обосновывая экономическую и политическую теорию, и, что хуже всего, эта теория может иметь для некоторых людей свою привлекательность.

Это ведь неслыханно, чтобы обвиняемый на государственном процессе заявлял, что он был против политики Сталина, потому что пришел к заключению, что она неправильна. Бухарин фактически поступает теперь так.

Торопливый Вышинский поднимает вопрос о шпионаже. Бухарин был в Австрии перед революцией, в 1912–1913 годах. Не имел ли он какого-либо контакта с австрийской полицией, не завербовали ли его там, как шпиона?

Ответ последовал мгновенно:

— Мой единственный контакт с австрийской полицией заключался в том, что она меня посадила в крепость, как революционера!

Сейчас же Бухарин переходит в область политической теории…

Когда поздно ночью заседание кончилось, Вышинский мало преуспел в желательном направлении.

Следующий день — 6 марта — был днем отдыха: 24 часа времени, чтобы подготовить Бухарина к последующей фазе допроса и привести его в соответствующее расположение духа. Однако 7 марта, когда суд возобновил свое заседание, Бухарин был таким же, как и накануне.

На предъявленное обвинение в преступлениях он отвечал, что он их не знает, но тем не менее он берет на себя ответственность за деятельность блока. Иные обвинения он отвергал, но говорил, что они могли быть логическим последствием его позиции и что он готов признать себя виновным и в них, если это доставит какое-либо удовлетворение прокурору.

Другой раз, пользуясь ловкостью старого диалектика, он забавляется тем, что порицает аргументы, применяемые на суде, свободно пользуясь такими терминами, как „чепуха“, „абсурд“.

Во многих пунктах он остается абсолютно твердым. Он отказывается признать, что замышлял убийство Ленина, или что он когда-либо был иностранным агентом, или что он когда-либо соглашался на расчленение СССР, или собирался открыть фронт Германии во время войны. Ни разу не согласился он плясать под судебную дудку, чтобы обвинить своих товарищей по процессу.

Вышинский сердится, бушует, пользуется всякими трюками второсортного юриста-крючкотвора.

Но Бухарин непоколебим.

Вышинский допрашивает других обвиняемых против Бухарина. Бухарин наотрез оспаривает одних и отводит других как агентов-провокаторов…»

После ознакомления с речью Бухарина в изложении такого добросовестного и вдумчивого наблюдателя и свидетеля, как Маклин, становится ясным, почему Сталин не разрешил опубликовать речь Бухарина, тогда как речи Каменева, Зиновьева, Радека и других заполняли целые страницы «Правды» и «Известий».

* * *

Вот еще свидетельство Маклина:

«Вечером 12 марта Бухарин встал, чтобы говорить в последний раз. Еще раз истинной силой личности и интеллекта он приковывает к себе внимание… Он начал с формального признания вины. Более того, — говорил он, — он признает полную „политическую и юридическую ответственность“ за все преступления, совершенные „блоком“. Он полностью согласен с прокурором, который потребовал для него смертного приговора. Однако, заявляя так, он желает подвергнуть более детальной проверке одно или два обвинения.

Признав в принципе справедливым обвинение против него, он приступает, не прерываемый на этот раз, к тому, чтобы разбивать это обвинение на куски, в то время, когда Вышинский, не имея возможности вмешиваться, беспокойно и в замешательстве ерзает на стуле…

На первом месте стоит предположение, что существовал „блок“. В этом случае надо полагать, что члены такого блока, по крайней мере, знали друг друга. Однако, — говорит Бухарин, — пока он не появился перед судом, он никогда не видел и даже не слышал о Шаранговиче или о Максимове, никогда в своей жизни не говорил с Плетневым, Казаковым и Булановичем (все названные люди судились вместе с Бухариным и Рыковым как руководители „блока“. — А. А). Никогда не вел каких-либо контрреволюционных разговоров с Розенгольцем или с Раковским. Фактически, по закону, невозможно утверждать, что подсудимые создали „право-троцкистский блок“.