Сталин. Путь к диктатуре - читать онлайн книгу. Автор: Абдурахман Авторханов cтр.№ 12

Пока Сталин счел возможным созвать заседание Политбюро, в ЦК образовалось наводнение резолюций с мест — «решительно осуждаем правых капитулянтов — Бухарина, Рыкова, Томского», «решительно требуем их вывода из Политбюро», «решительно требуем… требуем…».

Сейчас же, в разгар этого потока резолюций и «негодования партии» по адресу правых, было созвано совещание секретарей обкомов, крайкомов и ЦК национальных коммунистических партий для подведения итогов обсуждения «платформы правых». Совещание, при незначительном количестве «против», но при значительном количестве «воздержавшихся», внесло предложение в Политбюро и президиум ЦКК об осуждении «платформы правых». Теперь Сталин созвал Политбюро и доложил о результатах «дискуссии» в местных «организациях» партии и центрального совещания при ЦК. Колеблющиеся члены Политбюро и президиума ЦК покорились «воле партии». Рыков, Бухарин и Томский оказались в изоляции. Уже тогда Рыков произнес известную фразу:

— Сколько раз я говорил Николаю Ивановичу (Бухарину. — А. А.) — не надо составлять письменных документов!

Впоследствии, в феврале 1937 года, он эту фразу вновь повторил. Рыков не понимал, что беспокойной рукой Бухарина водила незримая воля Сталина.

Сталину нужны были письменные документы (он, конечно, и без них сделал бы свое дело, но так было легче), а Бухарин любил писать. Эту слабость Сталин использовал.

— Вот документы, вами же подписанные, товарищи, — швырял ими Сталин каждый раз, когда правые начинали сопротивляться. И это производило впечатление.

* * *

Начавшаяся борьба между правыми и группой Сталина поставила троцкистов и зиновьевцев перед тяжелым решением: как быть? Идеологически в нынешнем споре Сталина с Бухариным они стояли ближе к Сталину («правая опасность главная опасность в партии и стране»), психологически они не могли поддержать Сталина, так как слишком велики были раны, нанесенные им Сталиным в союзе с тем же Бухариным. Политически ориентация на группу Сталина означала бы для них катастрофу: полное идейное, на этот раз добровольное, разоружение перед Сталиным. В этом случае троцкисты и зиновьевцы похоронили бы себя в глазах партии как ортодоксальное «ленинское течение» внутри партии, на что они до сих пор претендовали. Еще менее приемлема была группа Бухарина. Не Сталин, а Бухарин был ведущим, главным идеологом и теоретиком разоблачения платформы и троцкистов, и зиновьевцев, а потом и «объединенного троцкистско-зиновьевского блока» (1926 год). Без пропагандной машины и теоретической лаборатории Бухарина Сталин погиб бы еще в первой схватке с троцкистами, не говоря уже об объединенном блоке троцкистов и зиновьевцев. Нельзя забывать, что на первых этапах развертывания дискуссии за «ленинское наследство», иначе говоря, за власть, центр тяжести лежал в области теоретической и программной. Аппарат ОГПУ был пущен в ход для физической расправы только после идеологической победы. Идеологическая расправа с троцкистами и зиновьевцами закончилась на XV съезде партии (декабрь 1927 года).

С 1928 года началась физическая расправа — троцкистов и зиновьевцев начали десятками и сотнями ссылать в Сибирь. Идеологически дискредитированные как антиленинцы, особенно после антисталинских демонстраций 7 ноября 1927 года (в день годовщины Октябрьской революции) в Москве (Троцкий) и в Ленинграде (Зиновьев), троцкисты и зиновьевцы легко были сданы в руки ОГПУ. Теперь Бухарин и остался один на один со Сталиным, и Сталин приступил к осаде сначала «школы Бухарина» (теоретическая критика), а потом и группы Бухарина (политическая критика). В этих условиях и приходилось отвечать на вопрос «как быть»? К началу похода против Бухарина многие из ведущих лидеров троцкизма, в том числе и сам Троцкий, были сосланы. Но у Троцкого остались подпольные группы в Москве, которые продолжали нелегальную работу против Сталина. К этим группам принадлежали и некоторые из тех, которые подписали заявление о капитуляции и поэтому избегли ссылки и были восстановлены в правах членов партии. У зиновьевцев, наоборот, рядовые члены были репрессированы, а сами Зиновьев и Каменев, безоговорочно подписав капитуляцию и признав Сталина «великим вождем», а Троцкого «историческим врагом» народа, остались в Москве. Зиновьев и Каменев, конечно, не были искренни, и Сталин им ни на йоту не верил, но в тот период такое самобичевание «старых большевиков» и льстивые восхваления ими Сталина как «вернейшего соратника» Ленина лили воду на сталинскую мельницу.

Новый раскол в Политбюро, совершенно неожиданный для Зиновьева и Каменева, поставил и их перед тем же вопросом: «как быть, с кем пойти»? Сами бухаринцы великолепно понимали, что апеллируя в борьбе со Сталиным к старым оппозиционным группам, они рискуют сами оказаться в роли беспринципных банкротов в политике. Для Сталина такой поворот бухаринцев в сторону троцкизма давал неоценимые тактические козыри, тогда как Бухарин мало выигрывал, так как основные кадры Троцкого и сам Троцкий, как уже указывалось, были не только политически, но и физически изолированы. При всем этом бухаринцы понимали, что блок возможен только на основе единой платформы по ведущим вопросам внутренней и внешней политики, но такая платформа с Троцким исключалась.

* * *

Что касается Зиновьева то сам он был весьма неподходящим человеком для нелегальных переговоров, еще более для блока с ним. Он уже дважды заключал блок с Троцким и оба раза изменил ему в самый критический момент. Восторженный трибун революции, когда ее победа обозначалась наверняка, он легко впадал в панику, если надо было рисковать головой. Так было с ним и накануне решающих дней октябрьского переворота большевиков, когда он на секретных заседаниях ЦК 10 и 16 октября 1917 года дважды голосовал с Каменевым против вооруженного восстания. В ночь октябрьского переворота он вообще исчез неизвестно куда, создавая себе алиби, хотя его друг Каменев вместе с Троцким лично руководил из Смольного института ходом восстания.

Наверное, этим объяснялось то, что когда правые решили повести переговоры с зиновьевцами о создании блока против Сталина, то они обратились не к Зиновьеву, а к Каменеву. Более того, правые были склонны вообще исключить Зиновьева из новой комбинации, если Каменев и зиновьевцы согласятся на совместные действия без Зиновьева.

Эти переговоры повел от имени правых летом 1928 года Бухарин с Каменевым. Беседа происходила с соблюдением всех условий конспирации на квартире Каменева. Присутствовал лишь один Сокольников — «посредник» и друг Каменева. Информировав Каменева подробно об основных пунктах разногласий внутри Политбюро и о настроениях отдельных его членов, Бухарин сделал конкретное предложение о блоке. Каменев почти со стенографической точностью записал исповедь Бухарина, считая себя морально обязанным довести до сведения Зиновьева содержание беседы Бухарина.

В тот же день Каменев предъявил Зиновьеву свою «запись беседы». Приятно удивленный Зиновьев увидел в откровениях Бухарина совершенно неожиданные перспективы для своего возвращения к власти. Но вскоре собственноручная запись Каменева очутилась и у Сталина. Можно себе представить, как был обрадован Сталин, получив в свои руки столь гибельное для бухаринцев оружие.

— Правые уже в гробу — дело только за могилой, — торжествовал он.