Большевики. 1917 - читать онлайн книгу. Автор: Антон Антонов-Овсеенко cтр.№ 48

Однако недоумение вызывает сам факт сообщения германскими офицерами русскому военнопленному (пусть и пользующемуся, как они ошибочно полагали, авторитетом) сведений о политической агентуре в России и на Украине: не в правилах секретных служб разглашать имена своих агентов. Недоумение вызывает и то, зачем Шидицкий и Люберс сообщили Ермоленко такие подробности финансирования большевиков, как существование при германском посольстве в Стокгольме специального агента Свендсона, а также названия банков в Германии («Дисконто-Гезельшафт»), Швеции («Виа-Банк») и России (Сибирский банк), через счета которых будто бы осуществлялось это «тайное» финансирование: ведь прапорщик мог так и не пойти на сотрудничество, или сделать вид, что согласился на него, но после перехода границы добровольно сдался русским властям, — как он в действительности и поступил. Возникает ощущение, что эти «подробности» были добавлены впоследствии к реальному рассказу для придания ему убедительности и скорее всего не кем иным, как Керенским и другими заинтересованными членами кабинета.

На самом деле очевидным представляется следующий набор из событий, организаторов и участников антибольшевистской кампании. С тех пор, как Ленин по прибытии в апреле в Петроград из эмиграции повёл, в соответствии с доктриной Циммервальда, яростную борьбу за прекращение войны «без аннексий и контрибуций», широкий спектр политических сил и конкретных личностей, от социалиста Керенского до предводителя кадетов Милюкова, оказались заинтересованными в устранении этого большевистского вождя если не физически, то по крайней мере в качестве политического лидера. Напрямую в этом были заинтересованы, в частности, кадеты, чей лидер Милюков и его ближайший соратник Гучков занимали высокие посты во Временном правительстве первого состава: именно отсюда в «дополнении» к протоколу Ермоленко появилось упоминание Гучкова и Милюкова в качестве непременного направления шпионской работы по их смещению. Армейская верхушка, в том числе в лице Деникина, а затем, как это продемонстрирует история, в лице Корнилова и других военных, со своей стороны была также заинтересована в прекращении пацифистской, расшатывавшей военную дисциплину агитации большевиков. Появление нанятого германским генштабом и добровольно сдавшегося прапорщика Ермоленко с рассказом о сотрудничестве Ленина с Германией представлялось этим силам чрезвычайно удобным для использования в борьбе с большевиками на внутреннем политическом фронте, тем более что прапорщик рассказывал на допросе именно то, что в наибольшей степени соответствовало целям этих заинтересованных в продолжении войны сил. Сами же сведения о связях Ленина с Германией Люберс и Шидицкий рассказали прапорщику, во-первых, для того, чтобы склонить его к сотрудничеству, убедив в его безопасности и выгодности. Во-вторых, германские офицеры вполне вероятно сами верили в то, в чём пытались убедить Ермоленко, — что передаваемые Парвусу средства тот, в свою очередь, передаёт большевикам.

Однако очевидная недостаточность доказательств предательства большевиков, существовавших лишь в изложении одного прапорщика со слов двух германских офицеров, не позволили Керенскому немедленно по получении этих сведений от Деникина дать им ход в прессе. Тогда Керенский при поддержке других членов кабинета, Некрасова и Терещенко, организовал поиск связей большевиков, которые могли бы помочь их компрометации и хотя бы косвенно подтвердить сведения из протокола Ермоленко: в качестве военного и морского министра Керенскому ничего не стоило поручить это дело, заключавшееся в том числе в перлюстрации телеграфной переписки, военной разведке. Именно отсюда появились сведения о Фюрстенберге-Ганецком в Стокгольме, Козловском и Суменсон — в Петрограде, тексты их телеграмм, отсюда же — все другие «секретные» подробности финансирования ленинцев германскими деньгами, будто бы сообщённые германскими офицерами русскому прапорщику. В момент угрозы Временному правительству все эти новые «сведения» были, как это подтверждает сам Керенский, без согласования с ним, двумя другими участниками «расследования» и кн. Львовым срочно «подвёрстаны» к протоколу Ермоленко и пущены в ход чинами Минюста при моральной поддержке министра Переверзева.

Каковыми же были цели ожесточённой кампании против большевиков? Ленин, Зиновьев и Каменев в своём обращении в «Новой жизни» от 11 июля сообщают об этом: «Неужели можно не понять, что такой путь против нас есть юридическое убийство из-за угла?.. Захотят ли партии с.-р. и меньшевиков участвовать в покушении на юридическое убийство? — в предании суду даже без указания на то, в шпионстве или в мятеже мы обвиняемся? — вообще в предании суду без всякой юридически точной квалификации преступления? — в явно тенденциозном процессе, могущем помешать кандидатуре в Учр. Собрание лиц, заведомо намечаемых их партиями в кандидаты?».

Позднее, в номере «Новой жизни» от 2 августа опубликует своё открытое обращение к министру юстиции и Лев Троцкий: «Гражданин министр. В дополнение к моему письму на имя Временного правительства в целом считаю необходимым обратить ваше, как генерал-прокурора, специальное внимание на ту неслыханную работу, которую сейчас развивает г. прокурор петроградской судебной палаты… 1) У г. прокурора нет и не может быть и тени доказательства моих связей, прямых или косвенных, с германским империализмом. Наоборот: если г. прокурор наводил обо мне хотя бы самые поверхностные справки, то он не может не знать, что я вёл всё время непримиримую борьбу с германским империализмом, как и со всяким другим. 2) Не располагая никакими доказательствами, г. прокурор всячески рекламирует своё чудовищное обвинение в прессе, заставляя население думать, что у него действительно имеются против меня какие-то уличающие данные. Этим г. прокурор явно и очевидно преследует политические цели. 3) Предстоящий, по сообщению газет, перевод нас, и в частности меня, в Петропавловскую крепость, сам по себе совершенно безразличный для меня, имеет несомненно ту же цель: внешним образом подчеркнуть уверенность г. прокурора в своей позиции… Дело Дрейфуса, дело Бейлиса — ничто в сравнении с тем сознательным покушением на моральное убийство ряда политических деятелей, которое теперь совершается под знаком республиканской юстиции».

Причём для Троцкого было тем более удобным выступать с обвинениями в фальсификации «дела» о шпионаже в пользу Германии, что он, в отличие от Ленина и других большевиков, вернулся в Россию не из Европы, а из США, где находился в канун февраля 1917 г. в эмиграции, и не через Германию, а через Англию, где его перед отправкой на родину ещё и содержали в заключении. Тем не менее Троцкий, как видный руководитель партии, был также «на всякий случай» включён в состав тех, кто будто бы шпионил в пользу Германии.

Антибольшевистская кампания одновременно решала ещё одну задачу — отвлекала внимание общественности от беспомощности Временного правительства в его противостоянии с зарождавшейся по всей территории бывшей империи анархии, неспособности к реальному политическому компромиссу и устремлений Керенского к сохранению личной власти. Наличие чрезмерных амбиций у Керенского подтверждает, в частности, П. Н. Милюков в своих комментариях к публикации в апреле известной «Ноты» правительства, касавшейся продолжения войны и спровоцировавшей первый большой кризис власти: «Пользуясь и даже злоупотребляя своим особым положением в правительстве [83] , А. Ф. Керенский уже в первом составе правительства проявлял зачастую диктаторские замашки. Его поддерживали Некрасов и Терещенко. Вечно колебавшийся кн. Львов также начинал склоняться на сторону его и Церетели» [84] .