Для этого надо было попасть на просеку, соединявшую дороги № 2 и 1. Просеку эту он видел километрах в трёх после первого моста, оттуда ещё штабная «эмка» вынырнула вполне благополучно — разминировано там было.
Но добраться до второй колонны на колесах, кажется, так и не получится. И не в колёсах дело, поменял бы ещё раз — руки не отвалятся, но…
Очень уж нервно реагировали финны, заметив какое-либо движение в брошенной колонне… Очевидно, наблюдали за ней издали, но постоянно…
Впрочем, чаще всего движение среди брошенной техники производил кто-нибудь из легкораненых или контуженых красноармейцев, запоздало очухавшийся или совершенно очумевший от мороза боец — предпочтя плен ледяной смерти, шатаясь, брёл, куда глаза глядят, с заранее поднятыми руками. И тогда вновь появлялись лыжники с невиданными доселе пистолетами-пулеметами «Суоми» (или почти невиданными, — такие, только с рожковыми магазинами, Сергей у наших энкавэдэшников видал, ППД
[1]
назывались) и угоняли бедолагу куда-то в лес. Куда?
— Кажется, и этот вопрос мы сейчас проясним… — пробормотал Сергей, прилаживаясь щекой к прикладу пулемета.
ЗИС, пробиравшийся навстречу многокилометровой колонне, не остался незамеченным…
15 января 1940 года
— Слушай, Конотопов, а где этот ваш… дезертир?.. — поинтересовался комкор Чуйков у молоденького, явно только после училища, лейтенанта, уже садясь на переднее сиденье чёрного «молотовца».
— Это который целую неделю по финским тылам ховался? — невольно расплылся в улыбке адъютант начштаба. — Ждет отправки в особый отдел фронта, товарищ комкор.
— Как бы мне поговорить с ним? — пытливо прищурился Василий Иванович. — Может, он видал чего, а не только подосиновиком притворялся?
— Видал чего?! — с жаром, но почти шепотом подхватил лейтенант. — Да половина огневых точек, что вам комдив показывал на нашем участке, по его словам, сориентированы!
— Вот как? — поднял брови Чуйков.
— Ну да! И какой он, на хрен… извините, товарищ комкор! — вспыхнул лейтенант ярче кубиков на петлицах шинели.
— Продолжай… — хмыкнул комкор.
— Какой он дезертир?! Мы два раза разведроту отправляли выяснить, кто там ещё воюет до сих пор в окружении. Никто и подумать не мог, что это один хлопец за весь батальон упирается!
13 января 1940 года
…Финн, отодвинув на затылок кудлатую ушанку, обтянутую белым чехлом, заглянул в кабину ЗИСа через разбитое лобовое стекло, встав на стальную полосу бампера и упершись в капот двупалой варежкой.
Никого не обнаружив, снял варежку, потрогал капот голой рукой и, обернувшись, каркнул что-то своим товарищам.
Тех было двое. Один привалился к выпуклому борту бронеавтомобиля, другой, высвободив валенки из лыжных ремешков, присел на одно колено у грузовика напротив. Оба выставили стволы автоматов в дырчатых кожухах.
Снега, как назло, с утра не выпало ни снежинки. Впрочем, даже если бы и валил сейчас, как мука из мешка, один черт, замести следы Хачариди — не успел бы. Слишком быстро заявились преследователи…
«Как будто они всё время где-то здесь, где-то рядом… — в который раз мелькнуло в голове у Сергея. — Не в лесу же они кукуют целыми сутками при минус 20?»
Финн, осторожно переступая по бамперу, заглянул с другой стороны — и увидел распахнутую дверцу и внятный отпечаток в сугробе, наметённом к сплошным колесам БА-10. Опять обернулся и каркнул.
«Тут и выслеживать нечего… — облизнул Сергей вдруг пересохшие губы. — Найдут. Минуты не пройдёт…»
Он потянул спусковую скобу…
…Может, когда-нибудь научатся объяснять, почему к одним пули и осколки так и летят, а другие успевают увернуться; и почему не самая простая наша военная наука одним даётся кровью и болью, а чаще и вовсе не даётся, а другие будто бы всё знают заранее, и только вспоминают при случае что-то немного подзабытое. Когда и как ты успевал всё наперёд продумать, просчитать, да ещё и сделать всё как надо?.. Помню, как тогда, у Пойки, ты гнал нас по горному лесу как сумасшедших, мы все уже выбились из сил, а потом вдруг скомандовал «ложись» и мы, не раздумывая, упали, кто докуда успел добежать, и всё хватали пересохшими ртами воздух, а ты припал к биноклю…
… — И какого лешего они там делают? — спросил вроде как сам себя Сергей Хачариди, обшаривая взглядом вооружённым отменным трофейным биноклем окрестности Пойки.
Тень горы доползла до них по склону, и теперь можно было не опасаться выдать свое месторасположение бликом оптики.
— Может, какой-то наблюдательный пост? — предположил Володя, подползая к нему и изо всех сил вглядываясь в плоскую вершину.
— За чем тут немцам наблюдать? — отозвался Хачариди. — Просёлок и тропинка, со всех сторон — татарские сёла. Так у них никакой армии не хватит, под каждый куст наблюдателя сажать… Но НП и в самом деле классный. Не удивлюсь, если они уже нас заметили.
— Ну да… — потянул недоверчиво Сашка. — Мы ж тут, в балочке — с трёх шагов не увидишь… И вроде не заметно, чтобы они особо суетились.
— А чё им суетиться? — Сергей даже повернулся к «кубанцам». — Гонять нас по лесу сами не станут, жандармов и добровольцев кликнут. А опасаться — на эдакой горе-то? Кстати, если заметили, то не сейчас, а когда мы через дальний гребень перебирались.
— Ну и пусть сидят, — отозвался Володя. — А мы, как совсем стемнеет, пойдём дальше.
Вместо ответа Сергей протянул Володе бинокль и, указывая рукой направление, приказал:
— Вот туда смотри. Что видишь?
— О, да они там возле дома устроились…
— Вот именно. Я этот «будыночок» знаю: там стены метровые, не всякой пушкой прошибёшь. А при немчуре на тропку к Каньону не выйдешь. Да и зачем: будут сидеть, как затычка, не сейчас, так на обратном пути накроют. Всё, отходим.
По заросшей кустарником балочке, неглубокой складке в теле горы, скрытно сползли к самому межгорью. Затем Сергей, для верности ещё раз оглядевшись, повернул на север; цепляясь за камни и ветви, они, все шестеро, спустя пять минут оказались на дальнем северном, не просматриваемом с Пойки склоне. Немного перевели дыхание и в сгущающихся сумерках пошли дальше, огибая Пойку с северо-запада.
— Мы к Мангупу идём? — наконец не выдержал Толик через полчаса быстрого хода. — Но там же посты…
— Не боись. Туда не сунемся, — отозвался Сергей Хачариди. — Просто зайдём с другой стороны.
Луна светила всё ярче, так что настоящей темноты не наступило. Идти по горному лесу всегда тяжело, даже не ночью, но при хорошем лунном свете всё-таки можно.
Вскоре свернули ещё раз влево и подошли к Пойке с запада. Точнее, не совсем к ней — только взобрались на соседнюю горушку, чуть пониже, и залегли у гребня.