Одинокие воины. Спецподразделения вермахта против партизан. 1942 - 1943 - читать онлайн книгу. Автор: Вальтер Хартфельд cтр.№ 32

Гюнтер похлопал его по плечу:

— Все в том же духе, ты знаешь.

Оба мужчины рассмеялись и направились к большому костру, где на длинных вертелах жарили куски мяса.

Когда глаза привыкли к свету пламени, врач огляделся вокруг. В пяти метрах он увидел женщину, стоявшую рядом с большим светловолосым парнем, и узнал Женю. Их взгляды встретились, но и он и она не сдвинулись с места. Гюнтер, чтобы не выдать волнения, спросил Яковлева:

— Зачем вы держите женщин?

— Они такие же прекрасные советские люди, как и мужчины. А женщина незаменима в стирке, штопке и стряпне. И потом, она помогает мужчине устроиться более удобно. Поэтому он сражается с большим энтузиазмом.

Вечер прошел спокойно. К двадцати трем часам Яковлев сообщил Гюнтеру, что все собираются послушать информацию из Москвы. Это было время, когда окружили 6-ю армию в Сталинграде.

По окончании радиосообщения раздался взрыв восторга. Все радовались, целовались, потом запели «Интернационал». Гюнтер трясущимися руками прикурил сигарету, потрясенный на этот раз красотой революционной песни, которую он плохо знал. Он был напуган той народной мощью, которую ощутил.

На следующее утро он сменил повязку Наликину, воспользовавшись рубашкой одного партизана, которую тщательно постирала одна женщина. Самоуверенный и совершенно одиозный, Наликин приказал Гюнтеру спороть нашивки с мундира: они здесь не нужны. К счастью, прежде, чем Гюнтер послал его к черту, пришел Яковлев за медицинской консультацией.

Женя стала третьей пациенткой. Молодая женщина очень нервничала.

— Мне нужны не твои услуги, а советы. Я беременна и предпочту скорее умереть, чем родить ребенка, которого заподозрят в том, что он немец. Я вернулась к партизанам и выхожу замуж за парня, невестой которого была еще до войны. С какого месяца беременности ребенок может родиться и жить?

— Через восемь месяцев… семь с половиной…

Женя произвела в уме быстрый подсчет и покачала головой.

— Но почему тебе не сделать аборт?

Молодая женщина опустила голову.

— Я хочу его сохранить… Ладно, товарищ врач, прощайте. Я знаю, что могу вам доверять.

Гюнтер посмотрел ей вслед.

Закончив консультации, он вышел из землянки и смешался с партизанами. Услышанное сообщение советского радио их возбудило, он слышал разговоры о боях, об убитых немцах. Он также чувствовал замешательство оттого, что соответствующие наставления Наликина медленно приносили плоды. Нужно было ожесточить людей, подавить в них жалость, и статьи в газетах, которые он читал — за подписью некоего Эренбурга, — призывая к убийствам, насилию, грабежам, воздействовали на них гораздо больше, чем жестокость и героизм Яковлева. «Женщины и дети, молодежь и старики, — писал Эренбург, — должны отплатить за преступления немецкой армии на территории нашей Родины» (Сталин не поддержал выдержанные в ветхозаветном духе призывы таких, как И. Эренбург, и сказал, что «гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается». — Ред.). Что произойдет, если все эти люди хлынут на немецкую территорию?

К полудню внезапный ажиотаж привлек внимание врача. Лагерь пересек разведчик верхом на лошади и направился к землянке Яковлева.

Гюнтер направился к ней из любопытства. До него доносились голоса разговаривавших Наликина и Яковлева, но подойти ближе мешал часовой, прохаживавшийся вокруг землянки.

Минут через двадцать вышел явно разгневанный Яковлев и подошел к немцу:

— У меня для тебя новости, лекарь. Твой офицер предложил обменять тебя на пленных, которых вы захватили. Я хотел бы тебя сохранить у себя, но еще больше мне нужны мои тридцать парней. Стоило держать тебя здесь для такой прогулки! Но даже при всем этом я был рад твоему присутствию. Ну, что скажешь?

Гюнтер опустил голову, не отвечая. Он думал о тех пленных, которым спасал жизнь и которые, в свою очередь, спасут его от смерти или, по крайней мере, от невыносимого плена.

— Один из твоих товарищей займет твое место здесь и будет оставаться заложником до тех пор, пока ты не вернешься в Алешенку. Потом вернутся наши.

Гюнтер нахмурил брови и представил себе то, чего это могло стоить Клаусу. Нет, не Клаус придумал эту идею, скорее Ханс Фертер. И единственным, кто мог предложить себя на обмен, был Манфред. Его охватило тревожное ожидание.

Манфред прибыл в лагерь партизан с завязанными глазами и связанными руками. Точно так же, как это было с Гюнтером. Он сидел в седле с непокрытой головой.

Их радость от встречи была бурной, и партизаны удовлетворенно качали головами, видя, как они похлопывают друг друга по плечам.

В этот раз Манфред выглядел спокойным и расслабленным.

— Нам нельзя терять ни минуты, пока все идет как надо. Что я прошу тебя, так это скрупулезно выполнять мои указания. Как только будешь в Алешенке, передай мне весточку о твоем благополучном прибытии. Передай ее немедленно партизану, который будет тебя сопровождать, для последующей переправки ее, в свою очередь, мне сюда.

Не раньше чем через полчаса после твоего прибытия ты вручишь Клаусу письмо, которое я тебе дам. Но прошу тебя, в знак нашей дружбы, выдержать этот срок.

— Согласен, не беспокойся. А пленные?

— Их должны будут освободить через час после твоего прибытия. Мы уже договорились о месте, где выпустим пленных, чтобы партизаны их забрали.

В некотором сомнении Гюнтер спросил, не будет ли обмана. Манфред заверил, что все будет хорошо. После осмотра в последний раз Наликина и объяснения партизану, работавшему в лазарете, как ему следует производить перевязки, Гюнтер приготовился уходить.

Яковлев сопровождал его и, когда тот сел в седло, крепко пожал ему руку. Потом он взглянул врачу в глаза и сказал:

— Видишь, теперь если я тебя встречу, то должен буду убить. Но дело не в этом, ты мне понравился.

На первые километры Гюнтеру завязали глаза, потом была продолжительная, приятная и смелая поездка.

По прибытии в Алешенку он, не теряя ни секунды, отправился в лазарет, написал записку для Манфреда и передал партизану пакет медикаментов, включая коробку лично для Яковлева.

Точно выполняя указания Манфреда, он выждал время для передачи письма Клаусу.

Начал падать снег.

Манфред ходил взад и вперед перед землянкой Яковлева под пристальным наблюдением партизан.

Если его подсчеты правильны, разведчик должен вернуться минут через десять. Он напряженно вглядывался в деревья, небо, прислушивался к приглушенным голосам.

С прибытием разведчика был созван общий сбор. Он передал Манфреду письмо и пакеты.

Увидев пакеты, Манфред не удержался от улыбки: врач был решительно неисправим. Он прислал Яковлеву, с которым сблизился, коробку сульфамида для лечения язвы ноги и медикаменты для партизанского лазарета. Затем прочел письмо.