– У нас особенная гитара. Может, назовемся «Группой, В Которой На Гитаре Играет Бадди»?
– У-у-ук.
– Нет, как-то глупо.
– Э… «Группа, В Музыке Которой Слышится Глас Рока»?
– Это уже лучше, а короче? Вселенная затаила дыхание.
– «Рок-Группа»?
– Мне нравится. Коротко и грязновато, точь-в-точь я.
– У-ук.
– Но мы должны дать название музыке.
– Рано или поздно она сама назовется.
Чудакулли оглядел бар.
В противоположном конце зала бродил Себя-Режу-Без-Ножа Достабль – самый выдающийся бизнесмен-неудачник Анк-Морпорка. Он злонамеренно пытался продать кому-то сосиску в тесте, что было явным признаком краха очередного стопроцентно верного и выгодного коммерческого предприятия. Достабль возвращался к сосискам только в том случае, если во всех остальных своих начинаниях терпел неудачу
[16]
.
Достабль бесплатно помахал Чудакулли рукой.
За соседним столиком сидел один из вербовщиков Гильдии Музыкантов Губошлеп Шпиц в сопровождении пары коллег, чьи познания в музыке ограничивались исполнением партии ударных инструментов на человеческих черепах. Выражение решимости на его лице говорило о том, что он пришел сюда не ради собственного удовольствия; скорее, судя по злобному виду Шпица и его коллег из Гильдии, они пришли сюда ради удовольствия других людей, за которое тем придется хорошенько заплатить.
Чудакулли заметно повеселел. Вечер обещал быть более веселым, чем он ожидал.
Рядом со сценой стоял еще один столик. Сначала взгляд аркканцлера безразлично скользнул по нему, но, тут же затормозив, вернулся.
За столиком сидела девушка, одна. Конечно, в «Барабане» часто можно было увидеть девушек. В том числе одиноких. Обычно они приходили сюда, чтобы перестать быть одинокими.
Странным было другое. Вокруг этой девушки никого не было, несмотря на то что скамейки рядом были битком забиты посетителями. «А она довольно привлекательна. Если, конечно, вам нравятся тощенькие… – подумал Чудакулли. – Как же таких называют? Сорванками – что-то вроде…» Девушка была одета в черное, модного чахоточного фасона платье с кружевами. На плече у девушки сидел ворон.
Почувствовав на себе взгляд Чудакулли, она повернула голову – и исчезла.
Более или менее.
Но он же, в конце концов, был волшебником. У него даже глаза заслезились от того, как она то появлялась, то исчезала.
Ах да, краем уха он слышал, что в городе видели зубных фей. Это, видимо, одна из них. Феи тоже люди, должны же быть у них выходные.
Тут его внимание отвлекло какое-то движение на столе. Мимо промчался Смерть Крыс, тащивший чашку арахиса.
Чудакулли повернулся к волшебникам. Декан так и не снял свою остроконечную шляпу, лицо его как-то странно блестело.
– Декан, тебе, похоже, жарко, – заметил Чудакулли.
– Уверяю, аркканцлер, мне приятно и прохладно, – возразил декан, в то время как с его бровей начал моросить мелкий дождик.
Профессор современного руносложения подозрительно принюхался.
– Тут кто-то жарит бекон? – осведомился он.
– Сними шляпу, декан, – посоветовал Чудакулли. – Сразу полегчает.
– Этот запах напоминает мне о Доме Взаимного Удовлетворения, что содержит госпожа Лада, – заметил главный философ.
Все с удивлением воззрились на него.
– Просто однажды проходил мимо, – быстро добавил философ.
– Эй, руноплет, сними-ка с декана шляпу, – велел Чудакулли.
– Уверяю…
Шляпа слетела с головы декана. Из-под нее вывалилось что-то высокое, жирное и такое же остроконечное.
– Декан, – произнес после долгой паузы Чудакулли, – что ты сделал со своими волосами? Они похожи на пику спереди и на утиную zhopa, простите мой клатчский, сзади. И все это к тому же блестит.
– Мамблмамблмамбллавандамамбл, – угрюмо пробормотал декан.
– Что-что?
– Я сказал, что это – лавандовое масло, – громко произнес декан. – Кстати, некоторые из нас считают такой стиль сейчас очень модным. Твоя основная проблема, аркканцлер, состоит в том, что ты совсем, совсем не понимаешь людей нашего возраста!
– Ты имеешь в виду… всех тех, кто на семь месяцев старше меня?
На сей раз декан замялся.
– А я о чем? – наконец выдавил он.
– Кстати, старина, ты случаем пилюли из сушеных лягушек не принимаешь? – поинтересовался Чудакулли.
– Конечно нет, они же для душевнобольных! – воскликнул декан.
– Ага, вот и я говорю…
Занавес поднялся, вернее, рывками сдвинулся в сторону.
«Рок-Группа» прищурилась в свете факелов.
Никто не аплодировал. С другой стороны, никто ничего не бросал, что по стандартам «Барабана» являлось сердечным приветствием.
Чудакулли увидел высокого кудрявого юношу, сжимавшего в руках нечто похожее на недоделанную гитару или побывавшее в жестокой схватке банджо. Рядом стоял гном с трубой, похожей на боевой рог. Позади, за кучей камней, сидел тролль с молотками в руках. Библиотекарь стоял возле – Чудакулли наклонился вперед – скелета рояля, установленного на пивные бочки.
Юноша, казалось, был парализован вниманием собравшихся.
– Привет… э-э… Анк-Морпорк… – неуверенно произнес он.
Эта долгая беседа, видимо, полностью его вымотала, и он начал играть.
Ритм был незамысловатым, на улице такой бы и не заметили, но затем последовала серия потрясающих аккордов, и… и Чудакулли вдруг понял, что аккорды ни за чем не следовали, потому что ритм никуда не исчезал. Но это невозможно! На гитаре так не играют!
Гном выдувал какие-то звуки из своей трубы. Библиотекарь опустил руки и явно наобум пробежался пальцами по клавишам.
Такого грохота Чудакулли слышать еще не приходилось.
А потом… потом… грохот перестал быть грохотом.
Это было похоже на ту чепуху о белом свете, которую постоянно несли молодые волшебники с факультета высокоэнергетической магии. Они говорили, что если смешать все цвета, то в результате получится белый, – полная чушь, по мнению Чудакулли, потому что каждый дурак знает: если смешать все оказавшиеся под рукой цвета, то получится зелено-коричневая грязь, даже отдаленно не напоминающая белый цвет. Но теперь он смутно начинал понимать, что они имели в виду.