Она покачала головой. Федор присел к ней, взял за руку.
— Рина, я старый манипулятор. Ты меня не переиграешь. Не надо даже начинать. И не дуйся. Глупо. Я хочу тебе помочь. Я помогу. А когда ты поправишься, мы будем обсуждать все эти милые женские штучки.
— Какие?
— Кто кого и на каких условиях победил. Покорил. Ясно?
— Свинство так говорить!
— Просто правда во всей ее неприглядности. Женщины и мужчины любят играть в эти игры. Использовать друг друга.
— Все?
— Подавляющее большинство. Весь мир театр! Все люди в нем — актеры.
— А ты?
— Пытаюсь быть режиссером, иногда зрителем. Бывает, вляпываюсь и играю в чужих пьесах. Человек есмь. Не совершенен.
— Свинство. Свинство все равно.
— Согласен. Но жизнь — такова. Бесполезно обсуждать правила. Ты уже на поле. В игре. Ты. Или тебя. Вот и все.
— Какой кошмар.
— Точно.
* * *
— Дед Махмуд. Я без тебя скучать стану.
— Ай-яй-яй.
— Сильно.
Старик слушал и улыбался.
— Будут спрашивать, кто ты мне, отвечай, дальний родственник. И живешь пока один потому, что я в отъезде. Кстати! Федор. У дедушки нет пенсии. И документов.
— Денег оставим. С документами потом разбираться будем, позже. Так. Сколько надо на месяц?
Старик не ответил. Перевел ласковый взгляд на Арину. И лукаво посоветовал.
— Ты не обижай Федора, он хороший. Грубый просто. И сама на него не обижайся.
Арина уточнила.
— Точно хороший?
— Очень.
Дед погладил ее по руке и встал.
— Пойду. Пора. Домой то заедете еще? Или сразу из больницы на вокзал?
— Сразу.
Ответил Федор.
— Нет.
Вмешалась Арина и объяснила.
— Вещи мне нужны. Или как?
Только что выслушавший тонкую отповедь Басмача, Федор решил не нарываться и не заявлять, что вещей у Арины наверняка нет, а так — третьесортный рыночный хлам. Который следует просто выкинуть.
— Хорошо, заедем. Завтра в обед.
— Я печенье испеку.
— И чак-чак. Мне понравился.
Федор с удивлением воззрился на старика.
— Печенье? Чак-чак?
Представил старика с поваренной книгой в руках. Басмач, колдующий у плиты?
— Евдокия Яковлевна привет просила передать. До свидания.
Он тихо вышел. И в палате стало меньше света. Даже Федор отметил.
— Славный дед. Хорошо с ним.
— Ты его обидел.
— Денег же надо оставить. Кстати, я не смыслю в Заранских реалиях. Сколько ему нужно на прокорм в месяц? Ста долларов хватит?
— Конечно. Только надо выдать их рублями. Как он будет обменивать валюту без документов?
Арина решила не говорить, что редкая пенсия достигает половины этой суммы.
— Отлично.
— А ты так много денег привез с собой?
— Нет. Но у меня есть карты. И счета в банках. Не волнуйся.
— Неужели мы завтра уезжаем?
Неделя лихорадочной спешки. Эвересты проблем, возникающие одна за другой. Бесконечное терпение Федора. Влюбленный в него персонал. И дело совсем не в купюрах, которые он вложил в некоторые карманы. Обаяние Федора действовало на женщин магнетически. Арина наблюдала, какие взгляды летят в его сторону, и комплексовала все сильнее. Самые свирепые медсестры таяли, начинали приходить на работу завитые и подкрашенные. Просто поголовная эпидемия. А чему удивляться? Незавидная женская доля. Тяжелый скверно оплачиваемый труд. Квартирный вопрос. Не умеющие содержать семью, озлобленные, пьющие мужики. Кошмар! И вдруг Настоящий Мужчина. Самим фактом своего существования демонстрирующий — Сказку! То есть возможность счастливого пребывания за ним, как за каменной стеной. Так ведь мужик еще и воспитанный. Обязательно скажет приятное. Похвалит. Само собой, никто в отделении не одобрял его выбор.
— И чего он в ней нашел?
Гадали, когда Федор ее бросит.
— А то!
Но, вздыхая, блаженно тянули.
— Повезло. Эх, повезло.
Арине то смешно было, то грустно. Порой ей казалось, что Федор не замечает своего успеха, порой, что его это веселит.
— В тебя влюблены абсолютно все дамы.
— Преувеличиваешь.
— Правда. Я вижу.
— Тебя это раздражает?
— Немного.
— Ревнуешь?
— Нет.
— Я делаю это нарочно.
— Шутишь!
Он пояснил.
— Иногда мне хочется очаровывать. Купаться в теплых взглядах. Своеобразный кайф.
Арина надулась.
— Гадко. Это гадко.
— Почему? Мне от них ничего не нужно. Я никого не обманываю. Просто люди стараются мне угодить. Так гораздо проще и комфортнее. Нравиться — целая наука. Прикладная, при чем, а не отвлеченная.
— Действительно манипулятор!
— Еще какой!
— Мной тоже вертишь?!
— В самом начале попробовал немного, потом перестал. Честно.
Арина вскинулась, с трудом сдержалась, прикусила губу.
— Какая сердитая. А зря. Я не внушал никому большой любви. Я просто понравился.
— Специально!
— Конечно. Ну и что? У всех хорошее настроение. И у меня и у тети Зины. Так лучше работается — в теплой атмосфере. Ферштейн?
— Нихт! Нон! Ноу!
— Ладно, позлись чуть-чуть для тонуса.
— Я никуда не поеду! Никуда.
Он очень быстро оказался рядом, крепко взял за плечи и чувствительно встряхнул.
— НЕ КРИЧИ НА МЕНЯ!
В его голосе прозвенела сталь предупреждения. Негромко сказанная фраза отразилась от окна, потолка, стен. И вернулась молчаливым повтором в его взгляде. Арине стало страшно и холодно. Но прижаться к мужчине, который смотрел ТАК было невозможно. Отпустив девушку, Федор вышел в коридор. Разозлился. Он разозлился. Давно с ним такого не случалось. Арина грызла пальцы.
— Перестань.
Он вернулся через пару минут.
— Перестань. Мне нравятся твои руки. Не уродуй их, пожалуйста. Хочешь — меня укуси.
Вновь стал спокойным и близким. Но перед мысленным взором Арины еще маячило жуткое выражение его глаз.