Я надеялся, что солгу более убедительно.
– Конечно, нет. С чего бы это мне заходить в комнату Йана?
По-видимому, Элли не была уверена, что это так, но что она могла поделать?
– Послушай, Чарли, я как-нибудь потом найду для тебя эту папку с документами. О'кей? – Да уж, черта с два найдешь. – И держись подальше от моей комнаты и моих ящиков. – Обойдя вокруг моего стола, она бросила в корзину клочки листочка с подписями. – Знаешь, ведь так могло быть.
– Я знаю, – ответил я без всяких эмоций, и Элли вышла. Черт возьми, у нее и попка тоже ужасно сексуальная.
Я так и не понял, является ли Элли соучастницей. Но поскольку она так подло подставила Ханну, от нее можно ожидать чего угодно.
Я с трудом высидел за столом до ланча, но больше не мог там находиться ни секунды. Мне нужно было все выяснить, а сидя в офисе это не сделаешь. Прибегнув к старому школьному трюку, стоя у Грэхема под дверью, я как можно дольше задерживал дыхание, а потом ворвался с напуганным видом, задыхаясь. Заболеть среди рабочего дня и отправиться домой – такое крайне редко бывает в «Баббингтоне», поэтому он немедленно меня отпустил. Меньше всего ему хотелось получить нагоняй за то, что заставил меня работать, когда у меня по всем признакам начинался сердечный приступ – кстати, обычное явление среди юристов «Баббингтон Боттс».
Домой мне не хотелось – там все полно воспоминаниями о Ханне и Элли, да и делать там нечего, разве что уставиться в надоевший телевизор. Итак, сев в свою машину, я направился в сторону Уикома. Для мамы мой неожиданный визит будет сюрпризом.
Хотя уже начинался час пик, я добрался из Лондона до дома своих родителей примерно через час. Но я не смог припарковаться на подъездной аллее: у дома уже стояла машина, в которой я узнал автомобиль родителей Элли. Мне сейчас только не хватало бисквита «Виктория», приправленного родительским гневом. Я тихонько тронулся с места.
Я поездил немного без всякой цели, пока не попал случайно на дорогу, которая вела к дому, где я вырос. Подъехав к нему, я остановился. И мне почему-то захотелось позвонить в дверь. Ее открыли, и я увидел маленькую пожилую леди в розовом капоте. Три кошки терлись о ее ноги.
– Могу я чем-нибудь помочь? – спросила она довольно приветливо.
– Просто я здесь жил много лет тому назад, вырос в этом доме и все такое. Я проезжал мимо и подумал, что хорошо было бы зайти и вспомнить то время. Вы не возражаете?
С минуту подумав, она ответила:
– Возражаю. – И захлопнула дверь. Да, маленькие старые леди теперь совсем не те – не те, что в прежние времена. Я вернулся к машине, но потом решил немного прогуляться. Я шел мимо магазинов, которые почти не изменились, потом купил шоколадку в газетном киоске. Но высокий азиатский мужчина, который долгие годы был его владельцем и отпускал мне в долг дешевые сладости, не узнал меня, а напоминать мне не хотелось.
В конце концов я добрался до парка, где прошло мое детство. Нужно было сначала пройти по бетонной дорожке, по обе стороны которой росли чахлые деревья, и перебраться через уродливый мост над железнодорожными путями. И тут вы попадали в настоящий бэкингемширский рай, в центре которого был сад, огороженный стеной. Здесь резвилось не одно поколение ребятишек.
Меня охватила легкая ностальгия. Вон в той стороне – огромный дуб, о корень которого на бегу споткнулась Элли. И сломала руку. Элли заставила меня пообещать, что я скажу всем, будто она упала после того, как залезла на самую вершину этого дуба. А вон там, в укромном месте – скамейка, на которой Мэдди Фокс разрешила мне залезть к ней в лифчик в обмен па разрешение покататься на моем новеньком «чоппере».
[73]
О, Элли, что ты наделала! Меня охватила тоска по девчонке, которая гонялась вместе со мной по парку, клялась, что ей не надо никаких других друзей, а потом, поцеловав, уносилась прочь.
Затем передо мной появилось лицо Ханны, и я осознал, сколько у нас с ней общего, как много дала она мне за эти годы и как глуп я был, не замечая примет любви.
Я вошел в сад, обнесенный стеной. Па самой дальней от входа скамейке сидела юная парочка, целовавшаяся взасос. Я уселся на свою любимую скамейку по другую сторону маленького пруда, находившегося в центре. Наконец-то я обрел способность четко мыслить – об Элли, о Ханне, об отмывании денег и о том, чего я хочу от будущего.
Парочка удалилась, явились другие. Несомненно, они удивлялись, зачем этот странный человек занимает бесценную скамейку, явно не собираясь ни с кем целоваться. В этом месте существовал приоритет действия над мышлением. Прошло еще немало времени, прежде чем я вернулся к своему автомобилю. Наконец-то я знал, что мне делать дальше.
Когда я проснулся на следующее утро, то впервые за долгое время почувствовал, что спокоен и сосредоточен. Фигура, лежавшая возле меня, шевельнулась и придвинулась, собираясь положить голову мне на грудь.
ГЛАВА 36
Приподнявшись на локтях, Элли заглянула мне в лицо.
– Не думала, что мы снова окажемся вместе, – сказала она с улыбкой.
Прошло всего двенадцать часов с того момента, как началось «Чарли и Элли. Часть II. Возвращение в Спальню». Она была права: еще два дня тому назад мы с наслаждением вычерпывали друг у друга сердце чайной ложечкой.
Разработав план действий, я сразу же отправился на квартиру к Элли. Я позвонил в звонок, и, когда Элли открыла дверь, упал перед ней на колени.
Элли бесстрастно взирала на эту сцену.
– Пожалуй, тебе нужно начать носить шляпу, – посоветовала она.
Эш гордился своей шапкой густых волос, а у меня действительно уже намечалась лысина.
Я поднялся на ноги. По пути сюда я пытался найти нужные слова, но ничего подходящего не приходило в голову. В глубине души я оставался маленьким плаксой, который напоминал о себе в минуты сильных волнений. В голову не шли никакие слова, передающие, что Элли – центр моей вселенной, и я только жалобно канючил: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Элли, прими меня обратно. Я сделаю все, что ты хочешь».
Похоже было, что Элли уже собиралась лечь спать. На ней был старый зеленый кардиган поверх длинной белой футболки с большим зевающим утенком в ночном колпаке в красную полоску. Что бы у нас с ней ни произошло, я все равно не мог не восхищаться ее внешностью. Я поднес руку к этому лицу, о котором грезил столько лет подряд.
– Элли, ты мне нужна. Всегда была нужна – с тех пор, как мне было пять лет. Но сейчас особенно нужна.
– Ты, Чарлз Фортьюн, жуткий засранец. – Но в ее голосе не было добродушной насмешки, а рот был угрюмо сжат.
– Что?
– Ты меня используешь печально, трогательно, душевно. Знаю я эти приемчики.