Не учите меня жить! - читать онлайн книгу. Автор: Мэриан Кайз cтр.№ 8

Живу я в одной квартире еще с двумя девушками, Карен и Шарлоттой. Карен двадцать восемь лет, мне двадцать шесть, а Шарлотте — двадцать три. Мы подаем друг дружке дурной пример — пьем вино бутылками и редко наводим порядок в ванной.

Когда я вошла, Карен и Шарлотта уже спали. По понедельникам мы, как правило, ложимся рано, чтобы прийти в себя после бурных выходных.

На кухонном столе лежала записка от Карен. Мне звонил Дэниэл.

Дэниэл — мой друг, и, поскольку в моей жизни он является почти безупречным образцом надежного мужчины, я не вступила бы с ним в романтические отношения, даже если б от этого зависело будущее человечества. Теперь вы, наверное, поняли, насколько свободна от мужчин моя жизнь.

Их у меня, как калорий в диетической пище.

Но Дэниэл — действительно просто чудо. Парни приходят и уходят (уходят, можете мне поверить), но я всегда могу рассчитывать на Дэниэла. Он занимает вакантное место, не хуже самого настоящего любовника доводит меня до ручки своими рассуждениями по поводу неравенства полов и говорит, что на мне ему больше нравятся короткие облегающие юбки.

При этом он вовсе не урод, — по крайней мере, так говорят мои подруги. Все они считают его неотразимым. Даже Дэнис, мой приятель (он голубой), признался, что не вытолкал бы Дэниэла взашей, даже если бы тот ел чипсы в постели. А когда Карен говорит с ним по телефону, она делает такое лицо, будто у нее оргазм. Иногда Дэниэл заходит к нам в гости, а стоит ему уйти, как Карен и Шарлотта бросаются на тот край дивана, где он сидел, и начинают в экстазе кататься и ерзать, издавая страстные стоны.

Совершенно не понимаю, чего они все так суетятся. Дэниэл — друг моего брата Криса, и я знакома с ним сама не помню сколько лет. Наверно, я просто слишком хорошо его знаю, чтобы к нему клеиться. Или, если уж на то пошло, чтобы он меня клеил.

Хотя, пожалуй, один раз, много тысяч световых лет тому назад, мы с Дэниэлом робко улыбались, склонившись голова к голове над пластинкой «Дюран Дюран», и раздевали друг друга глазами… А может, и не было ничего, я ведь не обязана помнить все, что я к нему испытывала, могу только предположить, что было и такое, потому что в моем богатом разнообразными эмоциями отрочестве я западала на всех мужчин без исключения.

Наверное, оно и к лучшему, что мы с Дэниэлом так и остались просто друзьями, ведь, случись у нас роман, Крису пришлось бы вставать на защиту чести сестры и бить Дэниэлу морду, а я не хотела никому причинять беспокойства.

Карен и Шарлотта ошибочно завидовали моим отношениям с Дэниэлом.

Они недоверчиво качали головами и говорили: «Ах ты, стерва везучая, как это тебе удается быть с ним такой естественной, шутить, дурачиться, смешить его? А мы вот и слова вымолвить не можем».

Но они забывают, что я не имею на него видов. Когда я действительно хочу кому-то понравиться, то тут же впадаю в панику, у меня все валится из рук, и я начинаю беседу с вопросов типа: «Задумывался ли ты, каково это быть батареей?»

Я смотрела на записку Карен, на маленькое пятнышко на бумаге, которое она обвела и подписала «капля», и раздумывала, стоит ли звонить Дэниэлу. Потом решила не звонить, вдруг он уже в постели.

И не один, если вы меня понимаете.

Чтоб его с его активной половой жизнью. Я хотела с ним поговорить.

То, что сказала миссис Нолан, дало мне пищу для раздумий. Не о том, что я выйду замуж, нет; я все-таки не настолько глупа, чтобы принимать это всерьез. Но ее слова о черной туче, висящей надо мною, напомнили мне о моих приступах депрессии и о том, какой это ужас. Я могла бы разбудить Карен и Шарлотту, но решила, что не буду. Во-первых, если их поднимают с кровати по любой другой причине, кроме незапланированной вечеринки, они могут разозлиться. И потом, о моей депрессии они ничего не знают.

То есть, конечно, они знают, что иногда я говорю, что у меня депрессия, и спрашивают, почему, а я плету: плохой день на службе, или парень изменил, или не влезаю в купленную прошлым летом юбку. Тогда они искренне меня жалеют.

Но им неизвестно, что периодически я впадаю в депрессию с большой буквы. Кроме моей семьи, Дэниэл один из очень немногих, кто в курсе.

Дело в том, что мне стыдно. Окружающие делятся на тех, кто считает депрессию душевной болезнью, и для них я ненормальная, с которой надо говорить очень медленно и спокойно, а лучше совсем не общаться, и тех (а их намного больше), кто полагает, что депрессии как таковой вообще не существует и все это выдумки нервных барышень. Для них депрессия — разновидность «расстроенных нервов», что, как известно, значит: «она себя очень жалеет без всякой причины», а я, по их мнению, просто потакаю своим подростковым капризам, хотя из переходного возраста давно вышла. И всего-то мне и нужно, что «собраться», «плюнуть на все» и «заняться спортом».

Их отношение я могу понять, потому что у всех иногда бывает хандра. Это — признак того, что мы живы, такой же, как работа, удачные дни или воспаление среднего уха.

Людям свойственно хандрить, например, из-за денег (когда их не хватает), да мало ли какие неприятности случаются с нами каждый день: разругались с другом, потеряли работу, телевизор сломался через два дня после окончания гарантийного срока и так далее, и тому подобное, — и вот мы чувствуем себя несчастными.

Все это я знаю, но та депрессия, от которой страдаю я, — не просто приступ хандры, не снотворное в тумбочке, хотя и это мне знакомо, и происходит с завидной регулярностью, как и со многими другими, особенно если до того они всю неделю много пили и мало спали, но хандра и снотворные таблетки — детские игрушки по сравнению со свирепыми черными демонами, которые время от времени поселяются в моем мозгу и мучают меня со всей жестокостью, на какую способны.

Нет, моя депрессия — не просто плохое настроение, у меня супердепрессия, депрессия класса «люкс», ни с чем не сравнимая, единственная в своем роде.

Не могу сказать, чтобы я поняла ее уникальность при первом же знакомстве. Я вовсе не была несчастна все время; вообще-то я была девочка веселая, общительная и симпатичная, а если когда на душе и скребли кошки, я изо всех сил старалась вести себя так, будто все в порядке. И уж только в самом крайнем случае, когда становилось так отчаянно плохо, что этого невозможно было скрыть, я залезала в постель и оставалась там от двух дней до недели, пока не полегчает. И действительно легчало, чуть раньше или чуть позже.

Первый приступ депрессии, который я пережила, был и самым страшным.

В том году мне исполнилось семнадцать, было лето, я только что закончила школу и без всякой причины, не считая совершенно очевидных, вбила себе в голову, что мир — очень грустное, одинокое, несправедливое, жестокое место, где разбиваются сердца.

Я впадала в уныние из-за всего, что случалось с людьми в отдаленных уголках земли; с людьми, которых я не знала и никогда не узнаю. Но я страшно переживала из-за них, потому что они умирали от голода или от эпидемий или погибали под обломками собственного дома во время землетрясения.