Кайл. Еще хуже, чем Тодд: он, конечно, не кровный родственник, но лучший друг Тодда, а значит, обязательно настучит, и Тодд все равно будет меня попрекать, хотя и не давал взаймы.
Остались родители.
Мои родители ведут простой образ жизни, что на Северном Берегу в Эванстоне редкость. Отец работает в страховом бизнесе, мать — домохозяйка. Оба они трудяги и цепляются за старомодную мечту, что усердная работа вознаградится. Папа долго натаскивал Тодда в смысле карьеры (теперь Тодд — статистик в страховой компании в центре города), зато мною практически не занимался. Он просто предполагал, что мама научит меня готовить, я пойду в колледж и найду себе хорошего мужа. И потом мой муж, Тодд и папа будут стоять в июле над мангалом и жаловаться на влажность и нового тренера местных бейсболистов. Такой он рисовал мою жизнь. Самым страшным вариантом ему представлялся мой брак с фанатом «Уайт Сокс»
[5]
, но даже в этих обстоятельствах папа собирался остаться либеральным и великодушным.
Я его разочаровала: не нашла в колледже мистера Бухгалтера, зато встречалась с мальчиками без жизненных целей, без денег и с эпатажным пирсингом. А потом закончила художественный колледж (Тодду это запретили, а мне нет. Ведь папа никак не предполагал, что в двадцать восемь я еще не буду замужем, и поэтому пошел на уступки) и устроилась на работу, но уже через шесть месяцев меня сократили. Я все же не вернулась в родительский дом и тем самым, может быть, заслужила благосклонность и 2000 долларов.
К тому же у меня есть аргумент посильнее, чем «я ваша дочка, помогите мне, пожалуйста». Завтра мой двадцать девятый день рождения.
— С днем рождения! — кричит Стеф в трубку на следующий день. Такими восторженными и счастливыми люди бывают, только если день рождения не их и если у них есть работа. Она звонит со съезда по офисным принадлежностям в Нью-Йорке, куда босс отправил ее до пятницы. — Как только вернусь, мы с тобой куда-нибудь сходим, поняла?
— Есть, мой генерал!
— Если хочешь поскорее, я прилечу первым же самолетом. Только скажи.
— Не торопись, сегодня вечером я обещала маме быть к ужину.
— Хорошо, но в пятницу оторвемся, да?
Подозреваю, что к тому времени меня выселят и мне действительно будет позарез нужно выпить.
Только я повесила трубку, как позвонил Тодд.
— Во-первых, с днем рождения. Во-вторых, — собеседования? Резюме? Какие результаты?
Понятно, Тодд родственник и говорит из лучших побуждений, иначе бы он попал в категорию зануд.
— Ты написала кому-нибудь с ярмарки вакансий, как я тебе велел?
— Тодд, сегодня мой день рождения. Я не рассылаю резюме в свой день рождения.
— Джейн! — возмущается Тодд. Моя незанятость беспокоит его больше, чем меня.
— Тодд! — передразниваю я.
— При нашей экономике ты не можешь сидеть сложа руки и ждать, что к тебе толпами повалят работодатели.
Я молчу, и он добавляет:
— К поиску работы нужно относиться серьезно.
— Я так и делаю, Тодд. Поверь.
— Ну-ну, и сколько же резюме ты разослала?
— Пятьдесят, — заявляю я, и это правда. Просто не хочется уточнять, что сюда входят резюме в цирк «Барнум Бэйли», на шоколадную фабрику «Херши» и в НАСА.
— Ну… — осекается Тодд, поразившись моей предприимчивости. — Может, тебе нужно подключить связи? Ты знаешь, девяносто девять процентов вакансий нигде не публикуются.
— Ты это уже говорил. (Раз примерно сто.) Тодд, может, ты хочешь сменить работу?
— Что?
— Ты так увлекся моим поиском работы — вдруг, подсознательно ты сам хочешь найти другое место?
— Я? Не хочу. У меня отдельный кабинет. Если бы я сменил работу, пришлось бы начинать все с нуля.
Эта мысль явно приводит моего братца в ужас. Он всегда шел в одном направлении, никуда не сворачивая. За всю жизнь ни разу не дал заднего хода. Я же половину времени пячусь назад.
— Ну что, до вечера? — спрашивает Тодд. — Я не смогу за тобой заехать: работаю допоздна.
Тодд всегда такой трудолюбивый. Всегда работает допоздна.
— Тодд, только не говори, что опоздаешь! — издеваюсь я, поскольку Тодд физически неспособен опаздывать. У него элементарно не получится. Если Тодда задержать и не дать прийти вовремя, он весь изойдет пеной.
— Нет, Джейн, если тебя действительно нужно подвезти… — сдается он.
— Все, все, не нужно мне твоего сострадания, — дразню я его.
— Джейн, я заеду, хорошо? — настаивает Тодд. — Просто сначала я должен заехать за Диной.
— За Диной?
— Моя девчонка, — поясняет Тодд.
— «Моя девчонка» — это серьезно.
Нечасто Тодд добавляет «моя» к слову «девчонка». Обычно он называет женщин, с которыми спит, просто «девчонками». Та девчонка, эта девчонка. «Вчера вечером мы с той девчонкой ходили в ресторан», — скажет он. Он редко употребляет имена.
— Вот этого не надо, — обрывает меня Тодд.
— Забудь, поеду на электричке.
Я не обижаюсь на то, что Тодд пытается направить меня по трудной дороге к платежеспособности. Я знаю, так он проявляет свою заботу; он уверен, что лучше меня может распорядиться моей жизнью. Я это ценю и понимаю: братская любовь. Все лучше, чем стоическое, упрямое, неодобрительное молчание моего отца. Он ни разу не спросил меня, как продвигается поиск работы, только прозрачно намекал, что пора бы переехать в квартиру поменьше.
Днем я звоню родителям, пытаясь определить, как они воспримут мою просьбу о деньгах.
Первая реакция отца обескураживает:
— Завтракаешь в своей роскошной столовой? Небось в таком особняке эхо слышно.
— Я не завтракаю, пап, уже три часа дня, — напоминаю я.
— Но я не удивлюсь, если у тебя сбился режим питания, ведь теперь тебе не нужен график.
— Я ем в правильные часы.
Нам с папой нечего сказать друг другу, и поэтому мама настаивает на том, чтобы мы разговаривали. Она вечно выдергивает папу из кресла и требует, чтобы он «поговорил с дочкой». А когда я была маленькой, она заставляла папу проводить с Тоддом и со мной все воскресенья. Как следует поворчав, папа брал нас с собой в офис и окунался в работу, а мы бегали туда-сюда и собирали цепочки из скрепок.
— Тебе нужно переехать в квартиру поменьше, серьезно, — заявляет он. С тех пор как четыре года назад он побывал у меня в гостях, это его неизменный совет.
— Я подумаю над этим, пап.
Отцу не объяснишь, как трудно найти в Чикаго приличное жилье без тараканов. Особенно если на дворе не октябрь и не апрель, когда в этом городе принято переезжать с места на место.