Убить генерала - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Нестеров cтр.№ 17

— Первый вызывает Близнеца! Обозначь площадку!

— Иди на х.... Первый!

Виктор вернулся в расположение части на восьмые сутки. Шел к своей палатке и слышал то ли одобрительный гул, то ли недовольный ропот: «А мы думали...», «Мы были в шоке!» Кто-то усмотрел в нем черты Рэмбо.

Витька ни с кем не разговаривал, лишь выслушал обрывочные объяснения лейтенанта Клотикова. Тот ничего не стал утаивать, поскольку все происходило на его глазах.

— Дронов побоялся, что боевики из соседних баз пустят в вертолет «иглу». Он же намеревался обойтись без потерь, особенно авиатехники. Сам знаешь, сколько «вертухаев» разбилось в последнее время. Он разрешил выслать транспорт, когда границу патрулирования перенесли дальше в горы. Причем приказ отдал, находясь уже в Моздоке. А здесь оставил своего адъютанта. Мы были в шоке, честно.

— Если он снова выйдет на связь, скажи ему, что я к тому времени успел похоронить товарища... Надо идти за Серегой. Я место покажу.

Сергея Попова не наградили даже посмертно. Крапивину дали орден «За личное мужество». Он не отказался от награды лишь потому, что по возвращении решил отдать орден родителям Сергея Попова. Но не представлял, как он это сделает. Какими глазами будет смотреть на них, что скажет... в свое оправдание; сам-то он остался жив. Это он виноват в том, что Попова нашли на десятые сутки. А могли сразу, если бы старший разведгруппы не послал начальство куда подальше. Потом решил, что оставит орден как память о товарище. Когда Проскурин спросил: «Ты гордишься своим орденом?» — Близнец едва мог ответить. К этому времени он уже думал и разговаривал по-другому, стал по-настоящему взрослым.

Именно эта трагедия черкнула на титульном листе личного дела Виктора Крапивина красную диагональную полосу: «Нефункционален без каких-либо негативных эмоций», и вызвала короткий комментарий оперуполномоченного: «Испортили человека».

* * *

— Тебе знакомо имя генерала Дронова? — спросил полковник Хворостенко.

— Конечно, — кивнул Близнец, бледнея. — Кто ж не знает Дронова?

— Что именно ты знаешь о нем?

— Боевой генерал. Сейчас вроде бы работает советником в кремлевской администрации.

— А я знаю его очень хорошо, — тише добавил Хворостенко, — очень.

Полковник как-то незаметно начал рассказ. Он сидел перед зашторенным окном и, казалось, выплетал слова из затемненных углов комнаты, из незримо витавшей над толстым паласом пыли, из книг, повалившихся, как забор, на книжных полках, из своего участившегося дыхания — сухого, как степной ветер. Ветер, который перенес Близнеца в далекий 95-й. Он слушал полковника так, как если бы смотрел по телевизору документальный фильм о герое, о правде, о многом-многом другом. Фильм-откровение. Для молодого снайпера привычно-реалистичный. Он легко представлял картины, которые рисовал перед ним хозяин квартиры. Даже в какой-то момент поймал себя на мысли, что жалеет тех, кто не поймет полковника, не сумеет представить гор, рек, людей в военной форме, слов о тупости, глупости, крови и предательстве. Ему казалось, что аудитория гораздо шире...

Военный прокурор рассказывал о гибели Майкопской бригады.

— Она погибла, получив приказ из штаба Объединенной группировки войск в Моздоке. Новый год, в штабе застолье, управление войсками — вслепую: «При напролом! Используй момент!» Поперли, бросив в авангард 131-ю Майкопскую бригаду... Когда в штабе узнают, что из Москвы выезжают сотрудники военного трибунала и Главной военной прокуратуры, в числе которых был и я, задним числом станут отрабатываться боевые приказы и планирующие документы. Как сказал полковник Генштаба Баранец: «Живые спешили списать грехи на мертвых. Живые спасались за счет мертвых. Мертвые были идеальными свидетелями и одновременно виновниками — они не умели давать показаний...» В этой страшной трагедии виноваты многие генералы и полковники Минобороны и Генштаба, замышлявшие штурм Грозного в ночь на 1 января 1995 года. Почему я выделяю генерала Дронова, тогда еще генерал-майора, — об этом ты узнаешь позже. Я не хочу говорить своими словами — слов нет. Я буду свидетельствовать, ибо материалов очень, очень много. Командир батальона Рязанского десантного полка майор Холод: «Наутро, когда десантники, уже в пешем строю прочесывая местность, ворвались в район вокзала, от которого осталось лишь название, и заняли окружающие дома, они увидели, что стало со 131-й Майкопской. Около сотни боевых машин стояли, как на параде, выстроившись в одну колонну. В некоторых даже еще горел свет, работали моторы. Вокруг лежали убитые ребята. Совсем юные. Спасать было некого...» Командир роты десантников капитан Ильин: «Жесточайшей проверке подвергла контрразведка боевого офицера, раненного в голову и сумевшего вывести из окружения двенадцать солдат с уничтоженной БМД. Он десять дней пробивался к своим, его считали погибшим. Вместо благодарности ему предложили перед допросом сдать оружие». В Великую Отечественную такого не было. Командир части десантников полковник Ленцов: «Я часто вспоминаю новогоднюю ночь 1995 года. И вспоминаю с чувством стыда за Отечество. Ночь. Кромешный ад. Горят танки. Мы выносим убитых, раненых. А Россия забыла о нас, посланных погибать, причем непонятно за что. По радио доносятся звуки московского веселья. Идет традиционная новогодняя передача, рекой льется шампанское. Звучат поздравления: „С Новым годом!“, „С новым счастьем!“ Лишний раз убедился в том, какое в России скотское отношение к армии...» Полковник Баранец: «Я зажмуриваю глаза. И перед глазами одна и та же картина: из боевой машины пехоты в центре Грозного торчат обгоревшие до костей солдатские руки. А рядом — зажравшаяся, с раздутым животом, чеченская собака, лениво шевелящая языком над обглоданной человеческой костью...» В Ростове, Моздоке и Владикавказе не знали, куда складывать трупы, не хватало даже вагонов-рефрижераторов, в которых обычно возили мороженое мясо. Многим бирку прикреплять было не к чему — не было ни рук, ни ног. Номер писали зеленкой там, где можно было его написать. По инициативе Дронова была развернута схожая жутковатая акция: в спешном порядке искали тех, на кого можно было бы повесить награды.

В Ростовском госпитале произошел дикий случай. В палату вошел генерал Дронов со своей свитой. Пацану, которому оторвало руки, он вручил от имени министра обороны наручные часы... А теперь скажи, Виктор, не считаешь ли ты, что место твоему ордену тоже в унитазе?

«Да, это его орден», — в очередной раз убедился Крапивин. Он даже не понял, что только что получил подтверждение. Равно как и в вопросе военного прокурора, зачитывающего обвинительную речь, не расслышал вопросительных интонаций. Они были утверждающими. Твоему — место — рядом — с моим...

И соглашался с Хворостенко по многим причинам. Он — молодой, здоровый и сильный — сидел напротив прикованного к креслу инвалида. Он угадывал, что последует дальше, ждал... и надеялся на продолжение. Он ждал своего очередного согласия.

— Ты умный парень и догадался, чего хочу я и мои единомышленники. Их, выброшенных в унитаз, сотни по стране...