Один в поле воин - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Нестеров cтр.№ 47

Он ел, остерегаясь смотреть в объектив видеокамеры, а Валентина крупным планом снимала его лицо, миску с тертой морковью, наручники. Наконец она остановила запись.

– Ну вот, теперь у меня отснято на день вперед.

Максим хотел предостеречь судью от опасной игры, которую она затеяла с его отцом, но отказался. Она взрослая женщина. Ненормальная или нет – сейчас уже не имело особого значения. Пропало пока и желание выяснить истинную причину его появления здесь, вернее, узнать детали, так как, по его убеждению, в целом он разобрался.

Как ни странно, он меньше всего думал о скорбящих родителях, один из которых был просто в бешенстве. Больше всего сейчас его волновало, как он станет справлять большую нужду. Это было явное унижение, и он хотел избежать его. Необходимо попросить отвести его в туалет. Ведь должна же быть уборная на дворе! Занятый своими мыслями, он рассеянно слушал судью.

– У меня был сын – твой ровесник. Пока не утруждай мозги, все равно не догадаешься, что сделал с ним твой отец, вначале поговорим о тебе. Так вот, мое мнение таково: ты не только должен был получить порядочный срок за содеянное, но и находиться, как положено в таких случаях во время следствия, в тюрьме. Не расценивай это как двойное наказание. За свою судебную практику я видела и не таких, как ты, но вот особь вроде твоего отца я встречаю впервые. Теперь я расскажу, как он отомстил мне за то, что я не изменила тебе меру пресечения.

Максим напрягся. Если до этого момента его внимание было рассеянным, то сейчас он сосредоточил свой взгляд на переносице судьи, не смея отвести взгляда. Все, что скажет судья, не должно хоть сколько-нибудь касаться его. Однако спокойный тон Ширяевой скрывал за собой что-то зловещее. Ее голос не был вкрадчивым, в нем отсутствовали ненависть, затаенная злоба. Наоборот, интонации, с которыми она говорила, если закрыть глаза, наталкивали на мысль, что она читает какую-то книгу.

Судья методично и не спеша рассказала о своем сыне, его болезни, так же доходчиво объяснила, по каким причинам соседская девочка часто бывала у них в квартире.

Чем дальше рассказывала судья, тем больше нетерпения проявлял Максим. Ему хотелось, чтобы это жуткое повествование поскорее закончилось. И как зачарованный смотрел ей в глаза, бледнея все больше.

– ... а второй накинул на шею девочки детскую скакалку и придушил ее. Естественно, она не могла кричать. Первый тем временем принес из кухни терку, порвал на девочке платье и изуродовал ей плечо. Потом...

Максим ни на минуту не усомнился в правдивости судьи. Не потому, что подозревал отца, считая его, в общем-то, не способным на такой нечеловеческий поступок, и не потому, что Валентина говорила убедительно, без тени фальши, – он просто верил, неосознанно, без всяких мотивов, словно когда-то уже видел все это собственными глазами, а сейчас просто слушал пересказ.

– ...Второй продолжал держать окровавленное тело, другой подтащил к кровати Илью. Пальцы умирающей девочки исцарапали его лицо... Сейчас ты узнаешь, что произошло после того, как убийцы покинули квартиру. Слушай внимательно, Максим, и запоминай. Илья самостоятельно попытался развязать удавку на шее девочки. Но за долгое, очень долгое время – прошло больше часа – сумел только ослабить верхний узел.

Во второй раз за сегодняшнее утро волосы на голове Максима Курлычкина пришли в движение.

– ...Илью рвало, когда отец Светы Михайловой нанес моему сыну три страшных удара кувалдой, с помощью которой выломал дверь. Илья умер только на третий день. Врач – с мыслями: "Собаке собачья смерть" – выдернул иглу из локтевой вены моего мертвого сына.

Нет, мастерство рассказчицы тут ни при чем, в очередной раз мысленно подгоняя женщину, подумал Максим. Но вот эта бесстрастность, с которой она рассказывала о мучениях собственного сына, как о муках подопытной крысы в лаборатории, производила страшный эффект.

– ...знала, что будет дальше, и не ошиблась. Отец девочки ударил в гроб, и тело Ильи упало на асфальт... И последнее: из машины, остановившейся напротив подъезда, смотрел твой отец. Вот так, Максим, – все-таки мне нравится твое имя, – твой отец рассчитался со мной. Что скажешь?

Максим промолчал.

Ширяева встала.

– В туалет не хочешь? Не стесняйся, я привыкла и умею ухаживать, у меня большой опыт.

Парень покачал головой. Следующий вопрос заставил его надолго задержать взгляд на лице судьи.

– Расскажи мне о своей матери, – попросила она, снова опускаясь на стул.

– О матери? При чем тут моя мать? Что, она тоже виновата?

– Не думаю. Но это единственный человек, который сможет помочь тебе. Своего отца можешь смело сбросить со счетов.

– Я не знаю, что именно вас интересует. Я даже не смогу точно вспомнить, сколько лет мои родители не живут вместе. Лет, наверное, шесть-семь.

– Я не буду спрашивать тебя, любишь ли ты свою мать, это чувствуется по твоему голосу, в нем я различаю нежность. Ты часто с ней видишься?

– Хотелось бы чаще, – откровенно признался парень и вздохнул. – Вы хотите встретиться с ней?

– Непременно, – категорично ответила Валентина. – И сообщу, в какое положение попал ее сын. Не беспокойся, я умею не только огорошивать. Конечно, ей придется поволноваться, но без этого не обойтись. Так что, Максим, скоро у меня будут два помощника: ты и твоя мама.

– Все-таки вы не в своем уме, – повторился парень.

Нина Владимировна Клименко пропустила в квартиру мужчину ее лет и, предложив гостю стул, ждала объяснений.

Разведясь с мужем, Нина взяла девичью фамилию, чтобы, кроме сына, ее уже ничто не связывало со Стасом Курлычкиным. Правда, остались воспоминания о тех временах, когда Стас был обыкновенным рабочим на заводе.

Она помнила все: частые пьянки, походы в наркологический диспансер, вызовы врачей на дом, тихое помешательство мужа. Нина жила ожиданием, что в один прекрасный день Стас свихнется окончательно и ей до конца жизни придется мучиться с ним.

Один раз она ушла от него, казалось, окончательно и бесповоротно. Но вернулась через неделю после того, как обнаружила в квартире жалкую картину: небритого, бледного, больше похожего на покойника мужа, уснувшего за кухонным столом; на столе бутылки с вином, окурки, зачерствевший хлеб, полупустые консервные банки с килькой; полы грязные, как в подъезде, всюду снуют расхрабрившиеся тараканы; на сковородке битые яйца, давно протухшие – видимо, Стас хотел пожарить яичницу, но либо забыл, либо передумал. Полное безразличие к жизни; по-другому и не скажешь, не говоря уже о семье.

Нина прибралась в квартире, дождалась, когда муж проснется, вызвала такси и отвезла его к наркологу. Курлычкин полностью восстановился за неделю, а она жила ожиданием очередного запоя. Однако развелась с ним не из-за пьянки – в какой-то степени она привыкла, смирилась, – а потому, что муж, вдруг забыв, кто на протяжении долгих лет вытаскивал его из могилы, откровенно грубо наплевал на нее и ушел из дома.