Жена из России - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Лобановская cтр.№ 2

Иногда память начинала разматываться безостановочно, как нитка с катушки. Только потяни…

Первое воспоминание — Маня лежит на скамейке во дворе университета на Моховой, истошно орет и колотит ногами. А молодые родители — студенты журфака — ругаются возле, почти не обращая внимание на дочь. Ей три года. Ранний ребенок…

— Масяпа, прекрати выть! Ты страшно надоела! — наконец обращается к ней мать. — Объясни по-человечески, чего ты добиваешься?

Маша толком своих требований и желаний не представляет, но продолжает упорно и злобно избивать ногами ни в чем не повинную скамью.

— Ребенок избалован! — сердито говорит отец. — И наверняка хочет есть! Или спать! У нормальных матерей в это время дети давно уже пообедали!

— А нечего было жениться на ненормальной! — кричит мать. — Вообще, знаешь, нам пора разойтись! Кстати, это ты был против моего академического и заставляешь меня теперь каждый день ходить на фак! Куда же девать ребенка? И зачем нам дубликаты лекций?

Маша искоса, краем глаза оценивает родителей: у них красные, потные, неприятные лица и безобразно вытаращенные глаза. Почему у нее такие некрасивые мама с папой? Ей очень не повезло… И принимается вопить снова.

— Мася, ну поимей совесть… — стонет мать. — Сейчас мы пойдем домой, и я куплю тебе по дороге шоколадку. Хочешь?

Маша хочет только одного: чтобы они перестали кричать. Но отказываться от шоколада тоже не имеет смысла. Она кивает и ненадолго прекращает колотить скамейку.

— Марья, вставай и не пыхти! Довольно выкаблучиваться! — отец пытается выглядеть строгим. Получается плохо. Маше весело. — Смотри, все студенты и преподаватели сбежались на твои вопли!

Какая-то очень милая тетя в сиреневом костюме действительно подплывает к родителям.

— Ой, какая прелесть! Вылитый Паша! — ласково поет тетя. — Уже такая большая дочка! Паша и Маша! Очень симпатично. Вы специально подбирали имя в рифму? Инночка, как это вы все успеваете?

— Да я как раз ничего не успеваю, — мгновенно сменив тон, приветливо отзывается мать. И лицо уже совсем другое. Как мама может быстро меняться! Или на это способны все люди? — Потому Павел все время сердится. А Манька орет!

Дальнейшие события того сияюще-яркого, весеннего дня проваливаются в узкие беспросветные закоулки памяти. Навсегда остались лишь теплота пропитавшейся солнцем деревянной скамейки и тяжкое недоумение перед первым запомнившимся скандалом родителей. Раньше они или не ссорились, или Маша просто не сосредоточивалась на этом. Не умела — была слишком мала.

Она появилась на свет, когда родители учились на втором курсе. Маша хорошо помнила начало их трудовой журналистской деятельности, а точнее, их вечное отсутствие дома. И свой любимый вопрос бабушке:

— А мама с папой придут сегодня ночевать?

И бабушка неизменно отвечала:

— Придут, Машенька, придут обязательно! Только вот не знаю когда: то ли в час ночи, то ли в два…

Родители появлялись дома изредка. Мимоходом, мельком неодобрительно оглядывали дочь и начинали дружным хором поучать бабушку, как правильно воспитывать и растить единственное в семье дитя.

— Мама! — возмущалась Инна. — Неужели ты не понимаешь, что она давно должна есть самостоятельно? Ужас какой-то! Почему ты до сих пор ее кормишь? Маська, немедленно бери ложку и ешь сама!

Маша нехотя брала ложку и сразу опускала ее на стол. Мрачный отец хмурил брови и грозно смотрел на дочь. Впечатления — ноль. На нее никакие родительские взгляды не действовали: маму с папой всерьез Маня не принимала. Считала чем-то вроде живых, но неинтересных, случайно попавших в дом и не имеющих никакой ценности игрушек. Или своеобразных гостей в ее жизни, неважной ее деталью, необходимость и значимость которых Маша давно приравняла к нулю. Ей выпало на долю испытать все сомнительные прелести бытия раннего ребенка.

— Инночка, — ласково интересовалась бабушка, — а ты когда-нибудь видела, чтобы кормили взрослого? Всему свое время и свой черед. И Машенька тоже скоро начнет есть сама. Когда ей захочется и когда у нее получится. Она у нас вообще — чудо природы.

— Да у нее никогда не получится, если ты будешь все делать за нее и вдобавок считать необыкновенной! — выходила из себя мать. — Нет, в самом деле, лучше сидеть в редакции дотемна! И ничего не видеть и не слышать!

Бабушка согласно кивала.

— Да, это и вправду лучше. И нам с Машуней куда как спокойнее!

Мане с бабушкой было очень хорошо, бабуля запомнилась доброй, полной и заботливой. И Маша по-настоящему удивилась, смутилась, даже испугалась, услышав однажды от лучшей подруги Кати:

— Какая у тебя злая бабушка!

Бабушка не сделала Кате абсолютно ничего плохого: наоборот, подружку в Машином доме всегда привечали, угощали, приглашали приходить снова и снова. Просто бабушка выговорила Кате за обедом, сделала какое-то замечание — кажется, по поводу испачканной скатерти — необычно резким тоном, и в этой интонации подружка уловила искреннее нерасположение и пришла к определенным для себя выводам.

Маша надолго потерялась. Открытие противоположности мнений и несовпадения оценок оказалось слишком неприятным, а уж о том, что родные и близкие ей люди могут окружающим казаться плохими, Маша и вовсе не подозревала. Ей упорно верилось, что лишь одна она имеет право судить и осуждать домашних. Но разве никто вокруг не мог этого делать? Да запросто!

Тихий мир детства, мирный и теплый, несмотря на родительские крики, — их Маша часто старательно пропускала мимо ушей — опрокинулся одной Катиной фразой. Маня больше не приглашала к себе Катю и стала присматриваться к домашним, пытаясь оценить их другими глазами, со стороны, увидеть все плюсы и минусы, о которых она сама не догадывалась.

— Почему мне нельзя прыгать на диване? — спросила Маша отца. — У Кати дома арабская мебель, а на ней разрешают скакать прямо в туфлях, сколько хочешь.

— А кто у этой Кати родители? — поинтересовался отец.

— Маляры.

— Ну вот, а мы с матерью — простые журналисты-газетчики. Так сказать, творческая интеллигенция. Ничего не производящая и не выпускающая. Газета не в счет, это не материальная ценность. Поняла?

Маня кивнула, хотя не поняла ни на копейку. Взрослые привыкли говорить непонятным языком. Она начала пристально изучать родителей и бабушку и быстро выяснила, что все далеко не так просто, как казалось в раннем детстве. Мать и отец постоянно кричали, не сдерживаясь даже при чужих. Почему? Бабушка любила только одну Машу и свою дочку Инну, а к остальным относилась равнодушно и холодно. Возможно, именно эту холодность унаследовала и мать. Кроме того, родители слишком много, по Машиному мнению, болтались на работе, о которой дома говорили упоенно, с благоговением и придыханием, хотя уж именно дома можно было забыть, наконец, о редакции и заняться единственным ребенком.