Алхимия желания - читать онлайн книгу. Автор: Дж. Теджпал Тарун cтр.№ 131

— Чем занимался ваш отец? — спросил я.

— Был проповедником — путешествовал с миссией, — сказала женщина.

— Он когда-нибудь был в Индии?

— Мой отец был везде. Он говорил, что мое имя — это название индийского цветка.

— Что еще он рассказывал вам об Индии?

— Отец просил меня никогда туда не ездить. Это закрытое место для цивилизованного человека. Он говорил, что у них там пять миллионов богов, потому что им нужна защита против пяти миллионов грехов.

Я чувствовал, что нахожусь в середине проклятого голливудского фильма. «Мистер Чинчпокли приезжает в Гарлем».

— А ваша мать?

Женщина не поняла. Я повторил свой вопрос. Я видел, как она пытается сфокусировать свое внимание. Спустя какое-то время она рассеянно спросила:

— Кто вас прислал?

Мне не нужно было отвечать, потому что ее разум отсутствовал, а глаза остекленели.

Я пытался несколько раз расспросить эту женщину о ее жизни и детях, но ее просто здесь не было. В какой-то момент мне показалось, что ее клонит ко сну. Я подождал. Внезапно она с резким звуком проснулась и спросила меня, есть ли у меня деньги. Прежде чем я смог ответить, она начала сбивчиво рассказывать о лишениях своей дочери.

Пока она говорила, на меня нахлынула огромная волна отчаяния. Я прекратил ее слушать и начал удивляться тому, что я здесь делаю. В этой плохо пахнущей комнате, в странном городе — расследую жизнь, которая не имеет ко мне никакого отношения.

Я устал.

Я больше ничего не хотел знать. Все истории должны заканчиваться в нужный момент, прежде чем они успеют надоесть. И если кто-нибудь скажет вам, что у каждой усталости есть своя ценность, можете быть уверены, что этот человек никогда не знал радости от необычного события.

Любознательность отца Джона привела к такой нищете через сто лет. Дух искателя приключения сузился до размера душной коробки. Удивительное любопытство стало дешевым презрением. Благоговение перед миллионом богов уменьшилось до освобождения одной души. Эмилия победила. Просто этот мир закончится не внезапно, а постепенно угаснет.

Желание, даже на расстоянии, обладает особой магией. Вблизи это просто прозаическое совокупление. Без истории и повествовательной основы это не может стать великим памятником. Это только кусочки и части, только совокупление. Я увидел что-то большое и следовал за ним, пока меня не прибило к обыденной стороне этой истории. Просто совокупление.

Я покинул Тадж-Махал, и мне осталась только куча мраморных плит.

Мне захотелось убежать отсюда. Из этого здания, на открытый воздух, назад в мою родную страну. Я развернул свиток и протянул его ей. Я объяснил его ценность и сказал, что это подарок друга ее отца, которому тот оказал важную услугу. Я пообещал, что это сделает ее богатой на всю оставшуюся жизнь.

Гетия выглядела неуверенной, глядя через свои толстые очки на миниатюры.

В этот момент вошел чернокожий мужчина, который прекрасно выглядел и был явно моложе ее.

— Джош, — улыбнулась она.

Прежде чем он успел что-то сказать, я сообщил, что приехал из Индии.

— Друг отца Гетии оставил ей ценное наследство. Позаботьтесь о нем. Отнесите его на аукционы «Сотбис», «Кристи». Вы будете обеспечены на всю жизнь.

Пока он смотрел на рисунки, я написал имя и адрес на клочке бумаги и, протянув его, открыл дверь.

— И если захотите, пошлите ему что-нибудь из тех денег, которые выручите. Он сохранил их для нее. Всего хорошего и пока, — сказал я на прощание.

Джош начал что-то говорить, но я уже прошел по коридору, спустился по лестнице и вышел из здания. Воздух был холодный и бодрящий. На улице и в магазинах мерцали огни, вечерняя суета набирала силу. Тощий чернокожий мужчина в большой шляпе играл на мандолине, он бросился преследовать меня, прося доллар. Я быстро пошел по тротуару, не оглядываясь, увеличивая как можно быстрее расстояние между мной и зданием.

Когда я добрался до отеля, то пошел не в свою комнату, а прямо к стойке. Я пробрался через холл, полный вновь прибывших румяных туристов, которые бормотали что-то на каком-то восточноевропейском языке — многие из них рухнули на пол, — и попросил блондинку за стойкой помочь мне сесть на первый самолет до Индии.

Войдя в комнату, я подумал об одноруком Ракшасе и одной миниатюре, которую мне следовало спрятать.

Поза летающей черепахи сзади.

Фаллос случая в дыре истории.

Зазвонил телефон.

— Вы можете уехать через два часа или завтра вечером, — сказала блондинка.

— Через два часа, — решил я, — я соберусь меньше чем за два часа.

В первый раз я увидел ее летом 1979 года: она открывала дверь своего дома. Несмотря на крепкую деревянную дверь, там был всего один замок, и она распахнула ее, не задумываясь. Это было невинное время, до терроризма, до убийств, до АК-47 и желатиновых палочек; никто не поступает так сейчас, предварительно не задав достаточно вопросов, чтобы удостовериться в вашей благонадежности. И в этой невинности она была ребенком своего времени, не очень подозрительным, как я потом выяснил.

Был полдень, с веранды поднимался белый пар и наполнял мир. На зеленых улицах города не шевелилось ни листочка, и каллистемон и кусты на газоне около дома низко наклонили головы, словно наказанные.

На улице приходилось щуриться, чтобы что-нибудь разглядеть; и если ты забывал припарковать свой велосипед в тени, то по возвращении были горячими даже сидение и пластиковые ручки, и от раскаленного металла с пальцев могла слезть кожа… Я отвез свой черный велосипед «Атлас» в проход между домами и осторожно прислонил к кирпичной стене, слабая тень которой создавала оазис размером в шесть дюймов.

Ничто в это день — ни мое психическое состояние, ни физическое — не предвещало, что моя жизнь изменится. Если бы судьба хотела выбрать более безобидный день, чтобы изменить направление моей жизни, она не могла бы выбрать лучше.

Позже я всегда настаивал, что влюбился в нее еще до того, как дверь закрылась. Она никогда не верила в это. Девушка, которая открыла дверь, поражала свежей красотой. Эта красота успокаивала, заставляя подольше задержаться в ее сиянии. За много лет, проведенных в общей начальной школе, я так и не научился общаться с девочками, которые казались мне далекими объектами. Я потерял дар речи. Тогда годы изучения этикета в миссионерской школе сделали свое дело.

— Добрый вечер, мэм, — сказал я.

Остаток наших лет она припоминала мне эту формальную фразу. «Добрый вечер, мэм». Так же, как много лет спустя, она наградила меня этим смешным прозвищем «мистер чинчпокли», когда услышала, как мальчишка распевает около автобуса. К ее чести, тогда она даже не захихикала. Это было последней каплей.